Или – для чего-то еще?
– Давай-давай, Марченко, выпьем, – сказал Бритвин. – За тебя… Чтоб ты жила долго, счастливо… И никогда не болела.
Он легко коснулся ее стакана – и опять одним махом выпил водку.
Передернулся, поспешно заел маслиной. Откинулся на спинку стула. Минуту посидел с закрытыми глазами – словно прислушивался к себе.
Женя сделала два глотка мартини.
– А знаешь ли, Марченко, – вдруг сказал Дима, – что у меня есть дочь?
Взрослая? Такая, как ты? Ну, или почти такая?..
'Дочь? – ошеломленно посмотрела на него Женя. – Моего возраста? А, собственно, почему нет? Диме, судя по всему, под сорок… Или даже за сорок…
Вполне мог лет в двадцать сделать ребеночка… Только почему он о дочери раньше даже не упоминал?.. Ну, допустим, с ее мамашей они разошлись – это ясно… Это по нему видно… Ну, а дочка?.. Обычно мужики страсть как своими дочерьми гордятся… Хвастают ими направо и налево… Может, ее мамаша не дает им встречаться?..'
– Дочь? – с напускным равнодушием переспросила Женя (она решила, что именно такой тон в данном случае будет наиболее уместным). – А чего ж ты раньше ничего о ней не рассказывал?
– Вот, смотри. – Бритвин залез в карман пиджака, достал портмоне, выудил из секретного отделения маленькую черно-белую фотку. Протянул ее Жене.
Фотография изображала девушку лет пятнадцати: в лесу, рядом с березкой…
Стройная, красивая, юная… Милое, чуть капризное личико…
– Настоящая красавица, – убежденно проговорила Женя. – И на тебя похожа.
– Да-а, красавица, – с непонятным, слегка осуждающим выражением, произнес Бритвин. Нахмурился, взял у Жени фото, спрятал назад в портмоне. – Давай с тобой еще выпьем.
– Эй, не слишком ли ты спешишь? Возьми вон лучше салатик, закуси.
– Может, я хочу напиться? – агрессивно проговорил Бритвин. – И забыться? – Он налил себе еще водки. – И ничего не помнить? – Задумчиво нацепил на вилку салата, пожевал, а потом почти. выкрикнул:
– И вообще – не жить!
«Ну, вот, дождалась, – досадливо подумала Женя, – Начинаются пьяные откровения».
– Что-нибудь случилось, Дима? – участливо спросила она.
– Случилось, – мрачно ответил он. Налил себе еще водки, отхлебнул.
– С дочкой? – столь же спокойно поинтересовалась Женя.
– С ней.
– Если расскажешь – тебе станет легче?
– Не знаю. Наверно. Возможно, мне станет легче. А ей – легче уже не станет. Нет, не так: вряд ли станет… Ты знаешь: я ведь, как дурак, надеялся… До последнего момента… И сейчас надеюсь… Бывают ведь же случаи, что…
Он не договорил, махнул рукой и влил в себя еще один фужер водки – третий за вечер.
Женя отхлебнула мартини. Она старалась не опьянеть. Если что, с Бритвиным она, конечно, справится… Да и вряд ли ей сегодня с его стороны что-то угрожает. Но, наверно, она теперь до конца жизни рядом с мужчинами будет контролировать себя.
– Женщины вообще болтушки… – задумчиво продолжил Бритвин. – Не знаю, почему я тебе это рассказываю… Только если об этом кто узнает… Если кто узнает – мне хана… Так что ты помни об этом, Женька, если вдруг решишь потрепаться…
Он опять закурил, наполнив кухню ароматом ментоловых сигарет.
– Верке моей уже восемнадцать… – проговорил он, прикрыв глаза. – Представляешь, восемнадцать… Я уже старый, Женя… Мы ее еще в институте родили, на последнем курсе… Женился я тогда… Но жена моя первая и последняя, маманя Верки, сучкой, скажу я тебе, оказалась первостатейной. Дурак я был, молодой… Влюбился, и все такое… Истеричка, гадина, стерва, пижонка!
Ты знаешь, Жень, мы развелись через два года – и вот, хочешь верь, хочешь нет: ни капли сожалений. До сих пор… Ни единого светлого воспоминания об этой… супруге, блин… Ни вспоминать, ни видеть ее не хочу! И не могу. Такая сука!
Она ж еще, вдобавок, Верку нашу бросила… На нас… Ну, на меня с матерью…
Но вот об этом я как раз не жалею… Нисколько не жалею… Сам я Верушку купал, и кормил ее, и больничный брал, когда она простужалась или там у нее ветрянка была. И в школу Верку мы вдвоем с мамой в первый класс повели…
Бритвин умолк. Женя по опыту знала, что мужские исповеди лучше наводящими вопросами не прерывать, рассказчика не торопить – поэтому сидела тихо, как мышка.
– Но это все фигня… – продолжил Бритвин. – Лирика… Короче, вырастили мы с моей мамой Нашу Верку… Поступили ее в институт… Все при ней: умница, красавица… Нежная, смышленая… Все – было… А теперь…
Дмитрий с пьяной безнадежностью махнул рукой. – Что случилось-то? – не выдержала Женя. – Она что – заболела?
– Да… Заболела… – пьяновато усмехнулся Бри-твин. – Еще как заболела… Она наркоманка, Женя.
Бритвин впервые посмотрел ей прямо в лицо. Его глаза наполнились слезами.
На кухне повисла тишина, только слышно было: где-то внизу, под окном, заорала вдруг автомобильная сигнализация, да бестолковая собака все лаяла и лаяла, и по тому, как ее лай то удалялся, то приближался, было ясно, что собака, словно заведенная, носится по двору.
Женя поспешно отвела глаза. «Так вот почему он все время какой-то печальный. Надо что-то сказать ему, утешающее… Сказать – но что?.. Что тут скажешь?»
– Дима, – мягко проговорила она, – но это же лечится…
– Лечится… – пьяновато усмехнулся Бритвин. – Я тоже раньше думал, что лечится…
Он нервно встал, сделал несколько шагов к окну. Приник к стеклу, стал всматриваться в ночь, заслонив лицо ладонями, – будто хотел высмотреть в темноте: машину, кричащую сигнализацией, лающую собаку… А может, свою дочь?..
– Ох, как страшно за нее… – вздохнул он, отступая от окна. – Вот скажи мне, Марченко, – вдруг сменил он тон, – ты, молодая, современная девушка, – ты наркотики пробовала?
– Нет, – зябко передернула плечами Женя.
– А тебе предлагали?
– Тысячу раз.
Женя вспомнила сладковатый дым, порой выползающий из туалетов здания журфака на Моховой; унылые компании, зависающие на сутки в темных комнатах ДАСа; девочек и мальчиков, что запросто подходили к ней на Манежной площади и предлагали попробовать: «пыхнуть» или «ширнуться» – бесплатно, на первый раз совершенно бесплатно!..
– А вот почему ты не пробовала? – Бритвин теперь нависал над ней, допрашивал, словно прокурор.
– Почему? – растерянно проговорила она. – Ну, наверно, потому… – Она решила, что сейчас ей надо быть откровенной. – Потому, что я думала о родителях… И хотела зацепиться за Москву, найти здесь хорошую работу…
Сделать карьеру… Ну, а если будешь курить или колоться – карьеру не сделаешь… И… И мужа нормального не найдешь… И детей не родишь… Знаешь, Димыч, – закончила она, отчего-то чувствуя себя виноватой перед ним, – я как-то с самого начала все это понимала.
Бритвин схватился обеими руками за голову. Сделал еще несколько нервных шагов по кухне: туда- сюда, от окна к двери, от окна к двери… Затем сел на свое место и опять уронил голову в руки.
– Но ведь это же не катастрофа, – осторожно и робко произнесла Женя. – Многих ведь вылечивают…
– «Многих»!.. – надтреснутым голосом выкрикнул Бритвин. – А ты видела этих «многих»? Ты много
