До гостиницы было два шага.
Ника прошла по набережной мимо плотно запаркованных авто.
Сияющий московский день середины лета озарял столичные туристические святыни, раскинувшиеся на противоположной стороне реки: собор Василия Блаженного, Спасскую башню, гостиницу «Россия». Ника свернула за угол, подошла к вертящимся дверям «Балчуга – Кемпински».
– Добро пожаловать, – поклонился ей швейцар в фуражке.
Царство комфорта и вежливости! 'Воистину, – подумалось Нике, – от неизбывного московского хамства отгородиться можно только большими деньгами.
Нет, даже не просто большими, а очень большими!'
В лобби гостиницы Нику уже ждала знакомая ей по пробной записи девушка из телевизионной тусовки – то ли ассистент режиссера, то ли редактор: юное, голубоглазое, напуганное существо.
– Здравствуйте, Нина Александровна! – бросилась она к Нике. – Наконец-то!
Я уж боялась, что вы не придете!
– Здравствуйте, Юлечка, – молвила Ника, не снисходя до оправданий за свое более чем получасовое опоздание.
Добавила усмешливо:
– Неужели у вас все готово?
– Мы чуть-чуть запаздываем, – смешалась красна девица. – Но самую малость.
И гример вас уже давно ждет. Пойдемте скорее.
Девушка бросилась к лифтам, Ника не спеша последовала за ней. Она уловила взгляды двух мужчин, сидевших на диванчике за чашкой кофе.
Взгляды их были одобрительно-оценивающие.
Они признали ее за свою.
Они зацепили и Никин наряд от Готье, и ее социальный статус, и ее саму. В их глазах даже мелькнула некая тень вожделения.
Эти мужские взоры дорогого стоили. Мужиков, собирающихся в лобби «Балчуга» за чашечкой пятидолларового кофе, столь сильно занимали бизнес и политика (или жгучая смесь того и другого), что они обычно не замечали даже самых расфуфыренных, супердлинноногих моделей.
Тех, кто специально, в надежде подцепить богатого бойфренда, приходил в эту обитель богачей и титанов.
Ника послала мужчинам ласково-снисходительную полуулыбку.
Сопровождающая девица ее специальной карточкой открыла один из лифтов и уже ждала Нику в блистающей кабине.
Лифт мягко вознес их на шестой этаж.
Ласково дзынькнул колокольчик, извещая о прибытии.
– Пойдемте сразу в гримерку, – торопливо проговорила сопровождающая.
Телевизионная гримерная была оборудована в женском туалете.
Гримерша усадила Нику в кресло, набросила на ее плечи простынку, профессионально цепко осмотрела в зеркале ее лицо.
– Все недурно… – себе под нос пробормотала она, завершив осмотр. – Все очень даже недурно… Сейчас только пройдемся тоном – и хватит…
«А кто бы сомневался, что недурно», – про себя усмехнулась Ника.
– Ах да, – будто бы вспомнила гримерша, – вы же та самая Ника Колесова из «Красотки»?
– Та самая.
– Говорят, у вас Алла Борисовна бывает?.. – полюбопытствовала гримерша.
– Захаживает.
– И Кристиночка?
– И Кристиночка. И даже Филипп.
– Скажите пожалуйста… – пробормотала гримерша, сосредоточенно орудуя кисточкой с тональным кремом.
Временами она отступала и из-за Никиной спины оглядывала в зеркале творение своих рук.
В гримерку заглянула давешняя заполошная девица – ассистент Юлечка.
– Вы еще не готовы? Петр ждет!
Не отвечая, гримерша сделала пару последних точных движений кистью, отошла на два шага назад, полюбовалась, словно художник на свою законченную картину, и величественно сказала:
– Ну вот. Теперь идите.
– Спасибо вам, – улыбнулась Ника. Едва дождавшись, пока «картина» встанете кресла, Юлечка рысью понеслась по коридору. Стараясь не спешить, Ника следовала за ней.
Когда-то, в прошлой жизни, ей доводилось бывать на телевидении, но это было настолько давно, что она уже успела забыть органически присущую всем съемкам неразбериху, тарарам и сумбур.
И еще – огромное (в сравнении с теми, кто оказывается в итоге в кадре) количество людей, тусующихся вокруг.
На креслах в коридоре сидело человек семь, в основном женщины.
Кто это были?
Ассистенты?
Помрежи? Костюмеры? Курьеры?.. Все они с любопытством, уважением и завистью осмотрели проходящую мимо новую телегостью.
Ника понимала, что спустя час все они о ней забудут, но в данную минуту их работа крутилась вокруг нее.
Внимание десятка людей и сознание того, что она хороша, придавали Нике дополнительную уверенность в себе.
В полутемном отсеке, через который она проследовала вслед за девицей, находилась аппаратная.
Трое человек сидело за пультом с мониторами.
Ника мимоходом поздоровалась с ними и прошла дальше, на съемочную площадку.
Ее заливал беспощадно яркий свет софитов. Четыре телекамеры торчали в разных углах небольшой комнаты.
Возле них скучали операторы.
Под ногами змеились кабели. В центре комнаты располагались столик и два кресла из зеленой кожи.
На заднем плане – книжный шкаф с массивными раритетными книгами.
«И правда – библиотека. Только не районная, а дорогая, валютная», – успела подумать Ника.
Одно из кресел пустовало – стало быть, предназначалось для нее. На другом сидел, просматривая бумаги, мужчина в рубашке поло. Ведущий. Лицо его Нике было смутно знакомо.
Мужчина оторвал глаза от бумаг, увидел ее, улыбнулся, привстал, первым протянул руку. Его рука была мощной и теплой.
– Присаживайтесь, – молвил он, улыбаясь. – Сейчас начнем.
Его профессиональная улыбка – американская, во все тридцать два зуба – казалась искренней. Твердое лицо излучало радушие.
'А в нем есть обаяние, – подумалось Нике.
– То, что называется харизмой.
Такое лицо мелькнет на экране – невольно на себе задержит…
Переключать на другую программу не захочется…
Что ж, постараюсь соответствовать его обаянию…'
Она опустилась в кресло. К ней подошел звукооператор:
– Давайте я накину вам петличку.
– Он прикрепил микрофон к лацкану ее пиджака из новой коллекции Жан-Поля Готье.
Пропустил под пиджаком провод, к поясу юбки прикрепил коробочку передатчика. Спросил:
– Удобно?
