– Приятно слышать. – Хохоток.
– А ты одна?
– Нет.
Справа от меня лежит Жан-Поль, а слева…
– Она сделала паузу и промурлыкала чарующим голоском:
– Слева, о – о! Жерар…
Профессор почувствовал, что, несмотря на бог знает сколько миль, разделяющих их, от ее чарующего голоска в нем просыпается желание.
– Те самые Поль и Жерар? – спросил он хрипло.
– А ты как думал!..
– Они же старики.
– А я люблю мужчин в соку, в возрасте. Ты разве этого еще не понял?
– Ты имеешь в виду своего супруга?
– Не говори мне об этом козле.
– Значит, ты подразумеваешь меня. Смешочек, воркование:
– Конечно, тебя, мой милый, мой любименький… Мой Вла-адик…
– Когда мы увидимся?
– Приезжай.
– Когда и куда?
– Это я тебе потом скажу. А ты скажи, как меня любишь.
– Очень. Очень люблю мою длинноногую кошку, мою сладкую лапку.
– Скажи, куда ты меня целуешь.
– В ушко.
В маленькое красивое ушко.
А потом ниже, в шейку, а потом еще ниже, в плечико, а потом в грудь…
– Ну, хватит, хватит, зацеловал!..
– Эй, говори, где ты, я немедленно к тебе вылетаю. Первым же рейсом.
– Подожди, подожди, еще не время. Пусть все уляжется. Повидаешь меня еще.
Приедешь…
– У тебя там все в порядке, милая?
– Более чем.
– Ты немножко выпила?
– Не то слово!
Еще как выпила!..
За свое освобождение!..
Ладно, пожелай мне спокойной ночи. Я тебе еще позвоню.
– Когда?
– Может быть, завтра. Или через неделю.
– Скажи: где ты?!
– Спокойной ночи, милый Владичек.
Положила трубку.
Остолбенелый Полонский стоял, голый, посреди своей спальни. Включил свет, глянул на часы.
Половина третьего ночи.
Откуда же она звонила, негодница?
И когда позвонит еще?
Воскресенье, 22 октября
День Ника
– ..А ты скажи, как меня любишь.
– Очень. Очень люблю мою длинноногую кошку, мою сладкую лапку.
– Скажи, куда ты меня целуешь.
– В ушко.
В маленькое красивое ушко.
А потом ниже, в шейку, а потом еще ниже, в плечико, а потом в грудь…
– Ну, хватит, хватит, зацеловал!..
– Эй, говори, где ты, я немедленно к тебе вылетаю. Первым же рейсом…
Ника выключила диктофон.
Частный детектив Павел Синичкин сидел в особняке в кабинете Ники Колесовой.
Сидел себе на кожаном диванчике и равнодушно-целомудренно смотрел в сторону.
– Это то, что ты хотела? – спросил он, по-прежнему не глядя на нее.
– Да-да, именно то. Спасибо тебе, Паша. Вот, возьми, это твой гонорар.
Ника перекинула через стол конверт.
– Гадкое задание, – произнес Павел словно бы про себя. – Надеюсь, больше у меня никогда таких не будет… И.., извини… Извини, если я тебя огорчил.
Конверт он, однако, взял и сунул во внутренний карман кожаной куртки.
– Пашенька, ты меня нисколько не огорчил. – весело откликнулась Ника. – Ни на вот столечко.
– Она показала на своем ноготке, на сколько. – Ты меня только порадовал.
'Умеют же эти бабы держать удар, – подумал Синичкин.
– А Ника – вообще прямо-таки железная.
Узнала, что ее любовник путается со шлюхой, с Инночкой какой-то, – и даже бровью не повела. «Целую в маленькое ушко!..» Другая бы билась в истерике…
А эта – наоборот…
Кажется, она даже обрадовалась. Вот странное создание!..
Действительно, «айрон лэди», – как говорит о ней моя Катя…'
Вечером того же дня. Воскресенье –Соломатин Холод. Вонь. Лязг запоров.
– Стоять! Лицом к стене!
Провернулся ключ в замке. Заскрипела железная дверь.
– Пошел!
Соломатин шагнул за порог камеры.
Он всю субботу и всю половину воскресенья провел в офисе и на складах. Там шли непрерывные обыски и выемки документов.
Соломатин не возражал, не сопротивлялся.
Молчал.
Его адвокат непрерывно давал интервью телевизионщикам у подъезда офиса.
Наконец к вечеру воскресенья Олегу Петровичу предъявили обвинение: статья сто пятьдесят девятая, часть третья: мошенничество, совершенное организованной группой, в крупном размере. Мера пресечения – взятие под стражу.
Во внутренний двор офиса загнали воронок.
Соломатина в наручниках загрузили туда. Под объективами телекамер, под вспышки блицев воронок выехал из ворот и умчался…
И вот Соломатин в Бутырках…
Он знал понаслышке о порядках в российских следственных изоляторах и сразу понял, что те деньги, что отбашлял адвокат тюремщикам, свою роль сыграли.
