книга (англ., сокр.).> пять долларов девяносто девять центов ('воспользуйтесь, пожалуйста, вашей кредитной картой'). Кредитка 'Виза' у Димы была – но русскому человеку, согласитесь, просто неприлично платить за Интернет! Задаром, что ли, наш Столяров <Русский компьютерщик, создавший программу 'свободного доступа' к электронным книгам и обвиненный за это в 2001 году американскими властями. Суд над Столяровым так и не состоялся.> в их тюрьме томился! В Димином компьютере имелась программа, взламывающая пароли и-буков, – и он с огромным удовольствием (и даже злорадством) сей программой воспользовался.
Покуда в его компьютер перегружалась из Сети книга, Дима выкурил сигаретку и заварил кофе. Подошел к окну. Весна в этом году пришла в Москву необычно рано. Асфальт был уже весь сухой, и только на газонах лежали серые кляксы нестаявшего снега.
Дима вернулся к экрану в тот момент, когда загрузка книжки завершилась. Посмотрел – и обомлел. Книга называлась 'Пола Шеви, похитительница миллионов'.
Но не броский заголовок привлек внимание журналиста, а фотография героини на обложке. На него смотрела женщина с длинными черными волосами и ослепительно голубыми глазами. Голубые глаза резко контрастировали со смоляными волосами и ярким загаром. Простое черное платье открывало исключительной красоты руки и плечи. Под тонким шелком платья (не меньше, чем от 'Шанель') угадывалась красивая грудь. Вообще сложена была мадам Шеви великолепно. И лицо ее было безупречно. Выглядела она не на миллион долларов (как любят говорить американцы), а на все сто миллионов. Однако не исключительные фигура и лицо женщины более всего поразили Диму. Сильнее всего на него подействовала улыбка: как ни странно, не стандартно-американская – во все тридцать два зуба, старательно демонстрирующая достижения личного дантиста. Нет, улыбка Полы была скромной, загадочной, почти застенчивой.
Если бы Дима давал подпись к этому фото в газете, он бы, пожалуй, назвал его: 'Смущенная красавица'.
'Сколько же ей, интересно, лет, если она разбогатела и о ней книги пишут?' – спросил себя Дима. Принялся листать (на экране монитора) книжку, и на первой же странице наткнулся на типично американский пассаж:
'Пола Шеей родилась в трейлерном городке близ Коламбуса, штат Огайо, где вагончики сдавались за пять долларов в сутки. У ее родителей не было достаточно денег и отсутствовала медицинская страховка, чтобы поместить мать будущей Полы в больницу, поэтому роды принимала мучимая похмельем соседка – когда-то, лет тридцать тому назад, работавшая акушеркой. И вот ранним утром 5 марта 1958 года окрестности трейлера, где ютилась семья Шеей, огласил мощный рев. 'Девочка, – произнесла акушерка, – за это стоит выпить…'
'Пятьдесят восьмой год?! – чуть не вслух воскликнул пораженный Дима. – Она – пятьдесят восьмого года рождения? Ей уже за сорок?!. Ей, этой красавице с обложки? Не может быть!.. Наверное, она дала для книжки свою фотку двадцатилетней давности. У нас так пожилые журналистки поступают, когда секретариат иллюстрирует статью карточкой автора'.
Дима полистал на мониторе электронную книгу. Обнаружил копирайт автора текста: 1999 год. А ниже – копирайт автора снимка, помещенного на обложке: год 1998-й.
Итак, когда эту Полу Шеви снимали, ей стукнуло сорок лет.
'Однако выглядит-то она на двадцать пять! – подумал Дима. – Ну, ладно: электронная ретушь, искажения экрана… Ну, хорошо: пластическая хирургия… Ну, допустим, массаж, диета, спорт, солярий, макияж…
Но неужели эти женские штучки способны сделать даму на пятнадцать лет моложе?!. Черт побери, как же она хороша!..'
Журналист вдруг почувствовал к женщине на фотке едва ли не физическое влечение. 'Черт! Да такое со мной было, первый и последний раз, в четырнадцать лет – когда я в Ким Бесинджер на экране 'видака' влюбился!..'
Чтоб побороть греховные мысли, Дима взялся читать текст.
Из текста выходило, что необычайная, яркая внешность Полы объясняется тем, что в ее жилах соединились четыре крови: польско-еврейская, итальянская, ирландская и, между прочим, русская. Дед ее, оказалось, был русаком. Звался Павлом Шевелевым. От него, кстати, и пошла ее фамилия. Прагматичные американцы усекли Шевелева на два слога – и вышло Шеви. Кстати, и имя миллионерши – Пола – выяснилось, имело русские корни. Своего сына Шевелев-Шеви назвал Питером или, по-русски говоря, Петром. Как писал американский автор, 'у русских второе имя обязательно является именем отца, поэтому сочетание Петр Павлович в имени сына напоминало поручику Шевелеву-Шеви его далекую родину, где святые Петр и Павел являются одними из наиболее уважаемых, в честь них назван главный храм Санкт- Петербурга'.
Кстати, Питер Шевелев – то есть Шеви, – в свою очередь, назвал девчушку-первенца в честь своего отца Павла. Благо по-американски девочку запросто можно было назвать Полой, и звучало это благозвучней, чем русские Павлина или Полина.
Итак, на самом деле красавицу Полу Шеви вполне можно именовать Павлиной Петровной Шевелевой.
'Так вот почему госпожа Шеви увлеклась русскими рукописями! – подумалось Диме. – Если, конечно, компетентные органы не ошибаются и их украла именно она…'
Каким же ветром Павла Шевелева, деда героини, занесло в Америку? Да тем же, что и тысячи других эмигрантов первой волны, от Керенского до Рахманинова.
Павел Шевелев, поручик белой армии, в одна тысяча девятьсот двадцатом году бежал из Крыма от наступавших войск Фрунзе. Послонялся по миру: Турция, Франция, Чехия, Германия. Всюду бедствовал. Наконец решил рвануть в поисках удачи за океан. Очутился в Сан-Франциско. Женился на другой эмигрантке в первом поколении – бывшей варшавянке Татьяне Варум. Приобрел во Фриско булочную. Родил сына Петра, то бишь Питера.
А затем – разорился в тысяча девятьсот тридцать втором году, во времена Великой депрессии. И – сбежал из семьи. Родные более его никогда не видели.
Историю про другую, материнскую ветвь семьи Шеви Дима пропустил. И без того ему предстояло прочитать на мониторе более четырехсот страниц, да еще по-английски. Так и глаза сломать недолго.
Он мельком просмотрел историю сурового детства рожденной в трейлере маленькой Полы. С восьми лет она разносила газеты, стригла газоны, работала бебиситтером… Родители, крепко пьющий русско- еврейский отец и не менее крепко зашибающая ирландско-итальянская мать, были классическими представителями класса, который в Америке презрительно называют white trash <Белая рвань (англ.).>. Ни дома, ни даже своей квартиры они не имели. Гонялись в поисках удачи по всем штатам, от солнечной Невады до сурового Орегона. Проживали в трейлерах. Мать с отцом работали мойщиками посуды, сезонными сельхозрабочими, заправщиками на бензоколонках, живыми рекламными щитами… И – пили. Верх карьеры матери Полы – продавщица в галантерейном магазине. Высший взлет ее отца – ремонтник в захолустном автосервисе.
Казалось, юной Поле уготована самая печальная участь – на самом американском дне. Однако в тысяча девятьсот семьдесят шестом году, в возрасте восемнадцати лет, мисс Шеви поступает в колледж. Да не какой-нибудь, а в Беркли!.. Откуда же взялись деньги на обучение?
Юная мисс Шеви, невзирая на житье в трейлере, пьянство родителей и (порой) их побои, на удивление хорошо училась в школе. Практически по всем предметам в старших классах имела оценки 'А', в редком случае 'В' <'А' соответствует нашей пятерке, 'В' – четверке.>. Являлась капитаном школьной волейбольной команды. И вдобавок заняла почетное четвертое место на всеамериканском конкурсе сочинений на тему: 'Планета Земля: мое письмо представителям иной цивилизации'. А работа Полы по социологии была отмечена девятым местом в соответствующей секции межшкольного соревнования американских старшеклассников.
Спортивные и главным образом научные успехи позволили Поле Шеви получить грант на обучение. Однако грант покрывал стоимость одной лишь учебы. А проживание в общежитии? Учебники? Питание, наконец?
Однако… Обучаясь в Беркли, мисс Шеви без видимого труда оплачивала все свои счета. Более того,
