работу.
Выслушали проникновенный рассказ Катьки из хранилища – та будто бы вчера снова видела Ординатора.
Обсудили новейшие методики отлова студентов, вырывающих из библиотечных книг страницы. Поругали ужасный столовский сок – понятно, конечно, что дешевые напитки хорошими не бывают, но зачем же его разбавлять!
– А я тут с Иркой болтала, ну, из редкой книги, – вдруг сказала Наташка. – У них там начальник, Задейкин, исстрадался, даже от депрессии лечится. И знаете почему? Он диссертацию писал по магдебургскому праву – а судебники, с которыми он работал, из редкой книги сперли! Весь набор, семь штук!
– Судебники? – переспросила дурашка Катюшка.
Натка снисходительно пояснила:
– Своды законов. Рукописные, пятнадцатый век.
Единственные, между прочим, экземпляры, без дубликатов, оч-чень больших денег стоят.
'Преступник – бахвалится своим преступлением?! – мелькнуло у Нади. – Такое, кажется, бывает'.
– Интересно мне все-таки, кто же их спер? – продолжала Наташка. – Мне следователь сам говорил, что у преступника обязательно должен быть наводчик в библиотеке. Я даже – только Ирке Кабанниковой не говорите – чуть ее не заподозрила.
Глупышка Катюшка пропищала:
– Да не мог никто из наших такого сделать!
– Ха, только наш-то и мог! – фыркнула Наталья.
И принялась перечислять:
– Ограда перепилена. Сигнализация перерезана…
– Любой читатель мог, – возразила Надя. – Ограду перепилили, скажем, ночью. А сигнализацию – когда угодно. Подумаешь, сложность, доступ в отдел редких книг получить! Я там сто раз бывала: ни охраны, ничего.
Обитатели бродят по комнатам без присмотра. Вполне можно и проводку незаметненько перерезать!
– А телефон, к которому сигнализация подключается? – возразила Наталья. – Аппарат на столе у Задейкина стоит, а шнур – тоже порезан! И даже, кажется, розетка сломана.
– Задейкин вечно шляется невесть где и кабинет свой не закрывает.
– А ключ от сейфа? Читателю его точно не дадут! Откуда же тогда взялся дубликат?
– Ну, Наташка, тогда я сдаюсь, – закатила глаза Надя.
Она решительно ничего не понимала. Неужели у Натальи хватает наглости вот так, пусть опосредованно – но хвастаться своими подвигами?
Глупышка Катюшка тут же озвучила ее мысли:
– Натуль, ты все про то, как ограбили, знаешь. Может, это ты?
В этот раз Катюшку никто не прервал. Все гости молча и напряженно уставились на Наталью. Та, не смутившись, глотнула мартини и снисходительно произнесла:
– Ты, Катька, извини, – бестолочь. 'Я, конечно, не херувим. У меня нет крыльев, но я чту Уголовный кодекс. Это моя слабость'. Быстро: источник цитаты?
Катька только глазами захлопала. Вместо нее ответила Надя, продолжила:
– '..У меня лично есть четыреста сравнительно честных способов отъема денег'. Поделись хоть одним, Натах, а?
– Я уже с вами делюсь. – Натка нескромным жестом махнула на ломящийся закусками стол.
Люська из зала отечественной истории обиженно проскрипела:
– Ты ж говорила, что вся зарплата на угощение ушла!
– Шутила, – отрезала Наташка. И немедленно отмахнулась от дальнейших вопросов:
– Короче, слушайте. Приходит Вовочка домой с огромным фингалом…
* * *
…Диму ля, ты, наверное, думаешь, что я на этом успокоилась? И сейчас опять начну писать про свою интуицию? Уверять голословно, что Наталья тут ни при чем?!
Плохо ты меня знаешь. Когда гости расходились, я пошла на жертву – предложила Наташке, что я останусь и перемою посуду (боже, как я ненавижу грязные чашки-тарелки!). К счастью, библиотекарши пьют мало, и мартини после вечеринки осталось полно. Сначала мы с Наташкой выпили просто для куражу, потом – после перемытых тарелок. Снова выпили, в честь того, что вытряхнули скатерть (мне пришлось в кухне тайком сливочного масла наглотаться, чтобы не захмелеть). Когда перемыли вилки и опять выпили, Наташка наконец 'поплыла', Ты, говорит, Надька, не из болтливых, а мне так хочется хоть с кем-нибудь поделиться… Ну и рассказала мне: оказывается, она себе 'папика' завела, старого, и тянет с него потихоньку 'на молочишко'. Знаешь, не завидую я такому 'сравнительно честному способу отъема денег'. Наташкин любовник – какой-то чиновник из мэрии, пожилой, осторожный, женатый. У нее даже телефона его нет, он сам звонит и велит (не предлагает – велит!) с ним встретиться. Они едут на ужасную съемную квартиру с тараканами, дедок старый и, как сказала Наташка, 'сам ничего не может'. Орет на нее, даже, кажется, бьет, ни о каком замужестве и разговора нету.
Зато всегда благодарит – то кольцо, то доллары в конверте и даже машину ей подарил – кажется, на ней раньше сын этого чиновника ездил… Наташка плакала и говорила: 'Знаешь, он на самом деле добрый – только не признается в этом. И очень умный. Когда узнал, что нашу библиотеку ограбили и подозревают кого-то из сотрудников, запретил мне на машине ездить. Зачем, говорит, гусей дразнить, подожди, пока круги улягутся… Я, правда, говорит, однажды не удержалась и на работу на ней приехала – знаешь, как это здорово: водить собственную машину!'
(Это, наверно, как раз тогда было, когда я ее и засекла.).
В общем, Наташка, кажется, нашла свое маленькое счастье. Трудится над своим 'папиком' и гордится, что может угостить подруг красной икрой.
Так что рукописи украла точно не она – петому что уж слишком правдоподобно рассказывает Наташка о своем папике… Честное слово, обидно, что хорошим девчонкам – что Наталье, что Машке – приходится выживать такими жестокими способами.
И я, к сожалению, их понимаю. Раньше, когда мама жива была, с ее пенсией было полегче. А сейчас, когда я существую на одну зарплату… Ну, ладно, все, хватит ныть.
Буду надеяться, что и у меня все изменится к лучшему.
В общем, пока твой Шерлок Холмс сидит у разбитого корыта. Но прямо завтра – продолжу копать! Не будет ли еще каких поручений ?
Напиши мне, пожалуйста, как идут дела у тебя ? Нравится тебе в Америке ? Как там погода ? Жуешь ли ты постоянно жвачку ? Правда ли, что в тамошних библиотеках категорически запрещено курить?
Ну все, пока, Димуля. Ждем письма. Твои Надя и Родион.
* * *
Дима прочитал Надино письмо быстро – привычка, приобретенная на журфаке: ухватить смысл, не вникая в детали. Смысл был прост и ясен: девочка изо всех сил старается, но толку от ее изысканий, увы, – ноль целых ноль десятых. 'Но письмо – душевное, проникновенное. Прямо социально-бытовой очерк в духе критического реализма. Ей бы в газете писать – в каком-нибудь 'Вестнике кубанских полей'.
Он попытался подумать о Наде с нежностью.
Но после ярких прелестей госпожи Шеви и бурной ночи с ней скромная добродетельная краса Нади представлялась Полуянову скучной и блеклой. Как серенькие поля, избушки да перелески какой-нибудь нашенской Тульской области в сравнении с, допустим, цейдонскими джунглями: калейдоскопом звуков, запахов, цветов.
'Написать бы Надюхе подробный, душевный ответ.
Похвалить и подбодрить'. Но…
Дима взглянул на часы: через сорок минут у него назначена встреча. А его просьба отлагательств не терпит.
