– Парень, ну что ты опять здесь делаешь? Ведь тебе уже не раз сказано: хозяйка не принимает.
– Извини, Пьер, – спокойно объяснил Дима. – Я купался и сбился с курса.
– Убирайся.
– Мы так интересно беседовали с моим земляком.
Он настоящий интеллектуал. Можно, мы закончим?
– Убирайся!
Пьер решительно повел дулом винтовки.
– Профессор, – тихо, одними губами произнес Дима, отвернувшись от фонарного луча, – запомните мой здешний телефон: пять пять пять пятнадцать восемьдесят. Это мобильник, он всегда при мне. Повторите номер.
– Пятьсот пятьдесят пять пятнадцать восемьдесят, – тихо повторил, отворачиваясь от света, несчастный Васин.
– А ну заткнитесь, профессор! – рявкнул Пьер. – А ты, парень, давай на выход! Ты нарушил чужую частную собственность. Я могу стрелять без предупреждения!
– Извините, профессор, мне пора, – тихонько проговорил Дима и крикнул Пьеру:
– Может, вызовешь мне такси?
– Пошел! – гаркнул секретарь.
* * *
Дима отмахал пешком – в сторону от залива, по спящим богатым кварталам, наверное, километра три.
Улицы были совершенно пустынны. Пару раз он видел издалека гуляющих собаководов. Один раз ему встретился безумный полуночный джоггер в майке 'Montana smoke jumpers' <'Пожарные- парашютисты штата Монтана'.>.
Кое-где на проезжей части и на подъездных дорожках отдыхали машины. Проехала пара запоздалых 'таун-каров'.
В белых особняках, отделенных от проезжей части деревьями, спали, или занимались любовью, или смотрели телевизор.
Слава богу, Полуянов ни разу не наткнулся на полицейский патруль. Вид целеустремленно вышагивающего человека в стране всеобщей автомобилизации всегда вызывает подозрение. Тем более ночью и в белом квартале.
Всю дорогу Дима думал о том, как он невезуч. Он чуть не погиб в ледяной воде, он почти расколол старика-профессора – и облом. Выполз этот Пьер, будь он неладен… Второй раз он, кажется, стоял на пороге той тайны, что связывала американку Полу Шеви и русские рукописи, – и опять пролетел.
Но не только это беспокоило Полуянова. Было что-то еще. Что-то досадное, язвящее душу. Нечто такое, что он в усадьбе Полы то ли видел краем глаза, то ли слышал краем уха… Это воспоминание тихонько, подспудно терзало его всю дорогу. Что же это было? Он никак не мог вспомнить…
Наконец он миновал кварталов пятнадцать. Дома стали поменьше и позадрипанней.
Тут Дима заприметил 'йеллоу-кеб'. Такси как раз отваливало от одного из домов. Полуянов отчаянно замахал. Таксист заметил его, благосклонно подрулил.
Дима плюхнулся на заднее сиденье, хлопнул дверцей.
И в этот момент он в конце концов сообразил, что же не давало ему покоя всю дорогу. Нет, это случилось не во владениях Шеви. Чуть позже. Когда он вышел с дорожки, ведущей к Полиному поместью… Когда он прошел метров пятьдесят по основной дороге, Марин-роуд…
В этот момент ему показалось, что со стороны дома миссис Шеви донесся странный звук: то ли уханье совы, то ли вопль одинокой кошки, то ли усиленное раз в десять воркованье горлицы…
Теперь, сидя в теплом салоне такси, Дима понял, на что был похож этот звук.
Он был похож на сдавленный человеческий вопль.
В самом деле то был крик? Или ему показалось?
А если кричал – то кто? Профессор Васин? Или Пьер?
И почему?
И что вообще происходит в странном поместье на берегу залива?
Чем занят там русский филолог Васин?
И как теперь, после очередной неудачи, Дима может встретиться с ним и попытаться расколоть его?
Журналист успел продиктовать профессору свой телефон, но он сомневался, что филолог позвонит ему.
Скорее всего тот со свойственной ученым людям рассеянностью забудет номер. Или с присущей ученым житейской неуверенностью в себе побоится звонить Диме.
Или – побоится звонить из поместья. А оттуда, из владений Полы, филолога, похоже, никуда не выпускают.
Ограждают его от внешнего мира.
Такси довезло Диму в район лодочных станций – там был припаркован его 'Форд'.
Водитель с удовольствием взял тридцать долларов.
Это были последние наличные деньги Полуянова.
После всех приключений и трат – аренды телефона, машины, лодки – у Димы кончились редакционные командировочные. Теперь придется пустить в ход свои, отложенные на отпуск. Снимать их с кредитной карточки.
'Будем считать, что отпуск у меня – сейчас, – постарался утешить себя Полуянов. – А что, настоящие каникулы. Провожу время в морских прогулках, ночных купаниях и сексуальных приключениях. Плюс имеет место экстремальный туризм – походы по чужим поместьям'.
Дима вспомнил нацеленное на него ружье Пьера и задним числом похолодел. 'А ведь он мог меня и замочить. Грохнул бы в башку – и мне кранты. И ничего б ему не было. Я ведь забрался тайком в чужие владения.
Нарушил священное американское право на частную собственность'.
Так развлекал себя Дима, сидя за рулем 'Форда'. Радио в машине тихонько, в режиме нон-стоп, играло старый добрый рок: 'Дип Пепл', 'Нирвану', 'Роллингов'.
Довольно быстро, по ночному времени, он выбрался на федеральное шоссе Ай-файф. Оно тянулось вдоль всего Тихоокеанского побережья Америки с севера на юг. Где-то там, южнее города, находился Димин мотельчик.
'И Пола, сучка, мне не звонит, – подумалось Диме. – И, наверное, не позвонит никогда'.
Он развил разрешенную скорость – пятьдесят пять миль в час – и включил 'круиз-контроль'. Теперь можно вообще не думать о дороге.
'Эта Пола оказалась американкой до мозга костей.
Не случайно у них есть выражение, для нас немыслимое.
She fucked me. Она меня трахнула. Вот и Пола – взяла меня и трахнула. Использовала. Russian lover, sex machine…
Я, sex machine, и отдолбил мадам Шеви – в ее наголо бритую, немолодую уже пипиську. А она насладилась свежим мясом. А потом выкинула меня. Как использованный клинекс'.
Дима понимал, что его унизили. И едва ли не впервые в жизни его унизила женщина. И чуть ли не впервые ему хотелось отомстить ей. Отомстить женщине.
Дима подумал о наших русских бабах – заботливых и покорных. (Феминистки и редакторы дамских журналов – не в счет.) Чуть не впервые подумал об абстрактной русской женщине с ностальгией. Полюбишь ее – она тебя и покормит, и обстирает, и в рот заглядывать будет, над твоими дурацкими анекдотами смеяться.
Ему вспомнилась Надя – красивая, но не умеющая подчеркнуть свою красоту, блеснуть ею. Стройная – но прячущая изумительное тело под дешевыми одежками с рынка. Умная – но никогда не выставляющая ум напоказ. И впервые Дима подумал о Наде с тоскою, почти с любовью.
