– Давай сюда!
Игрек пожал плечами и протянул пистолет Диме – как положено передавать оружие: дулом к себе, рукоятью – к партнеру.
– Вот патроны.
Он достал из кармана пару обойм и протянул их Полуянову.
– Обращаться умеешь?
– Не хуже тебя.
Дима загнал в пистолет обойму и твердо сказал:
– Мы поедем вместе. И на моей машине. И ты – за рулем.
– Хорошо. Конечно, – слабо улыбнулся Игрек. Ты не доверяешь мне?
– Я с трудом верю грабителям. Так что – выходи первым. И помни, если что: пистолет – у меня.
– Ты будешь стрелять мне в спину? – с улыбкой спросил Игрек.
– Посмотрим. Во всяком случае, ни секунды не задумаюсь, чтобы сдать тебя полиции.
– Хорошо, хорошо, – умиротворяюще произнес Игрек. – Как скажешь.
Он отворил дверь на улицу.
* * *
Первой на крыльцо вышла Надя. За ней следом – Игрек. Последним – Дима.
Захлопнулась дверь дома.
Надю испугали известия об убийствах, таинственных тетрадях, заговорах… 'Кажется, я из московского огня попала в американское полымя, – подумала она. – Стоило тратить кучу денег на поездку. Последних денег'.
Она вышла на крыльцо и настороженно огляделась по сторонам.
Огляделась и увидела фигуру в черном. Человек в черном неторопливо приближался к ним со стороны дороги.
Она слишком хорошо, помнила, как стреляли в них с Димой в Петербурге, в Кузнечном переулке. Помнила то чувство беспомощности и страха, что ей довелось тогда пережить. И еще она помнила, как возникло тогда, за секунду до пуль, предчувствие опасности <Подробнее см.: Литвиновы А, и С. 'Эксклюзивный грех'.>.
От приближающегося человека – он был весь в черной коже и в черном непрозрачном мотоциклетном шлеме на голове – исходило то же, что и тогда – предощущение смерти.
И Надя закричала – тонко-тонко, совсем по-дворовому:
– Ребята, атас!
Быстрее среагировал Игрек. Он развернулся и изо всех сил толкнул Надежду направо, к перилам крыльца. Сам прыгнул влево. Краем глаза Надя видела, как Игорь перемахивает через перила и боком летит вниз, в траву. Она сообразила, что делать, и тоже стала переваливаться через перила в свою сторону. Дима, увидела она краем глаза, стоит на крыльце и вытаскивает из куртки пистолет – а человек в черном идет на них. И у него в руках – оружие.
В тот момент, когда Надя полетела через перила вниз, она успела заметить: Дима с маху бросается на крыльцо на живот, выставляя вперед руку с пистолетом. Ей показалось, что она отчетливо различает каждое его движение, словно в замедленном кино.
И в ту же секунду раздались выстрелы.
Очередь прошила деревянную обшивку дома. Зазвенело разбитое окно. На ступени крыльца посыпались осколки. Сверху на Надю полетели выбитые пулями щепочки.
Она лежала ничком, прикрыв голову руками, уткнувшись носом в траву, и ничего, кроме травы, не видела.
И тут выстрелы раздались совсем рядом. Один, второй, третий… Что-то со звоном полетело на ступени – наверное, гильзы (или что там вылетает из револьвера при выстреле?).
'Это Дима, – промелькнуло в голове. – Дима стреляет в него!'
Затем – тишина. Пару секунд оглушительной, настойчивой тишины.
А потом – где-то недалеко заработал мотор мотоцикла. Взвизгнули шины.
Еще через минуту до Нади донесся спокойный голос Димы:
– Вставайте, ребята. Он смотался. Я его спугнул:
* * *
Надя поднялась с травы.
– Вы в порядке? – спросил Дима.
– Я – да, – ответил с другой стороны крыльца Игрек.
– Я – тоже, – пробормотала Надя.
После выстрелов весеннее солнце над беленькими домами скучного американского пригорода показалось ей ярче. Трава на лужайке – особенно зеленой. И донесся запах моря – которого она в Степлтоне пока ни разу не учуяла.
– Ты попал в него? – тихо спросил Игрек.
– По-моему, нет, – осклабился Дима. – К сожалению, нет.
– Едем, – решительно произнес Игрек.
– Едем, – согласился Полуянов. – Нас ждут.
Мнения Нади никто не спрашивал.
Через минуту они расселись в Димином 'Форде Мондео': Игрек – за рулем, Дима – рядом с ним, Надя – позади.
– Теперь вы поверили, что я никого не убивал? – спросил Игрек, ведя авто по чистенькой, ухоженной американской улочке, освещенной закатным солнцем.
– С чего вдруг? – буркнул Дима.
– Кто тогда стрелял сейчас в меня?
– А может, покушались на меня? Или, – Дима не оборачиваясь показал большим пальцем на заднее сиденье, – на нее? Надьку ведь в Москве два раза хотели убить. Сейчас – третий. И заварил эту кашу – ты. Ты тоже об этом сожалеешь, 'бель ами' <'Милый друг' (франц.).> фигов? И снова будешь просить у нее прощения?!
Последнюю фразу Дима выкрикнул с каким-то остервенением.
Машина меж тем неспешно катилась по улице. Надя со своего сиденья заметила – в зеркальце заднего вида, – как после слов Полуянова окаменело лицо сидевшего за рулем Игоря-Вадима. На секунду ей показалось, что оба ее несостоявшихся возлюбленных сейчас остановят машину и схватятся в рукопашной. Похоже, адреналин, выделившийся во время стремительной перестрелки с неизвестным, еще бушевал в их крови.
– Кстати, господа, – спокойно спросила она, пытаясь остудить страсти, – нам ничего не будет за то, что мы сбежали с места происшествия?
– Будет, еще как будет, – усмехнулся Игрек. Он, кажется, обрадовался, что Надя переменила тему разговора. – Поэтому, когда полиция возьмет нас за задницу, наша линия защиты такова: мы испугались нападения, находились в состоянии аффекта, поэтому побежали куда глаза глядят.
– Может, остаться? – предложила Надя.
Ей никто не ответил, а потом Полуянов наконец снизошел до объяснений:
– Мы приглашены с визитом, – усмехнулся он, не повернув головы. – Нам нельзя опаздывать. Неприлично.
Они выехали с тихой улочки на более оживленную трассу Навстречу им повернули, одна за другой, две полицейские машины, с мигалками и сиренами.
– Кто-то из соседей вызвал полицию, – спокойно прокомментировал Игрек. Он вырулил на шоссе и прибавил скорость.
* * *
Он остановил мотоцикл на углу. Снял кожаную куртку, шлем.
Он чувствовал себя несчастным. Впервые за последние три года он не справился с делом.
Он был настолько огорчен и заведен этим, что хотел броситься обратно, к дому объекта, чтобы довести работу до конца. Его удерживало только одно: он знал, что сейчас туда нагрянет полиция.
