старуха бормочет что-то о пенсии, которой не хватает на жизнь. Хотя, при чём здесь пенсия? Ему, например, хватает, потому что всегда честно работал, а если эта бабка в молодости дурака валяла, вместо того, чтобы зарабатывать стаж, то пусть и пожинает, что заслужила.
Лоб на портрете Валерий Александрович расширил на толщину линии. Контрольные замеры никакой разницы с оригиналом не обнаружили.
Сложный вопрос ошибок в измерениях, проблема допусков, которой Полушубин прежде попросту не замечал, встала теперь перед ним. Это из-за неё не состыковывались отдельные части лица, и исчезала согласованность деталей, которая, как тайно подозревал Валерий Александрович, и называется художественным образом.
Например, подбородок. При замерах можно чуть сжать штангенциркуль или, напротив, оставить зазор. А кроме того, толщину имеет даже самый лёгкий карандашный штрих, не говоря уже о касании кисти. Вот здесь-то, в пределах погрешности измерений, подбородок должен соответствовать имеющимся чертам характера.
Но одна беда – по поводу нижней челюсти книга гласила: «Подбородок округлый встречается у людей мягких, сентиментальных и любящих семейные радости, но недалЁких умом. Имеющий острый подбородок остёр разумом, хитёр и изворотлив, но зол и жестокостью прочих превосходит. Если же какой муж бородой твёрд, то характер имеет необузданный, вспыльчив, да отходчив, а в бою смел. В жизни щедр и нерасчётлив.»
Подобная противоречивая характеристика никак не устраивала Полушубина. Разумеется, у него есть недостатки, но не такой же набор. Полностью ни одно из описаний к нему не подходило. Валерий Александрович подолгу сидел у зеркала, измерял свою челюсть самыми разными способами и сочетаниями. Больше всего подбородок напоминал первое описание, но здесь Валерий Александрович был согласен лишь с одним пунктом: любовь к семейным радостям.
Женился Валерий Александрович ещё студентом, причём по любви. В молодости он был хорош собой и мог выбирать. Он и выбрал свою однокурсницу – Риту, замечательно красивую девушку. А то, что у Риты была оставшаяся от родителей трёхкомнатная квартира, лишь укрепило его в принятом решении. Пусть другие женятся по расчёту, тянут в загс капризных дочек высокопоставленных папаш, а потом пресмыкаются перед тестем. Полушубин не таков. Зацепился в центре, и хватит. Главное – нормальная семья, в которой он будет чувствовать себя хозяином.
К несчастью, как раз нормальной семьи у него и не получилось. Через год родился сын, начались трудности и беспокойства, Рита всё внимание отдавала новорожденному, а о муже не только не думала, но, напротив, всё время требовала чего-то. Год Полушубин вытерпел, а потом понял, что прошедшего не вернуть.
Трёхкомнатную квартиру удалось разменять на две однокомнатные со всеми удобствами, и один Валерий Александрович ведал, сколько для этого потребовалось ума, хитрости и изворотливости. Но жестокости Валерий Александрович не допускал ни малейшей. Когда дошло до раздела совместно нажитого имущества, то действительно делилось лишь совместно нажитое, Валерий Александрович не взял себе ничего из того, что было в квартире до ритиного замужества, хотя никаких доказательств о праве владения у Риты не было. Более того, все детские вещи Валерий Александрович безвозмездно оставил бывшей жене. А это чётко указывает, что он щедр и нерасчётлив, пусть даже и нет у него квадратного подбородка.
Противоречивая информация мучила Валерия Александровича. Много раз он брался переделывать нижнюю часть своего лица, сжимал еЁ и расширял, бесконечно варьируя сочетания, но всегда в пределах допустимой погрешности.
Проще обстояло дело с губами. «Губы толстые имеют натуры сладострастные, не знающие удержу в погоне за наслаждениями». Валерий Александрович глянул в зеркало. Ничего подобного ни во внешности, ни в характере. Негр он, что ли? «Губы же чрезмерно тонкие…» – это тоже к нему не относится. А вот интересное замечание: «Губы соразмерные, хорошей формы и чётко означенные говорят, что сей человек в привязанностях постоянен, верный муж и добрый сын бывает. Алые губы свидетельствуют о сильном здоровье телесном». Это как раз его случай. Не здоровье, конечно, какое уж здоровье в шестьдесят лет, а всё остальное. Губы у него нормальные, и в привязанностях он постоянен. Пусть с женой пришлось расстаться, но второй раз он так и не женился.
Да, у него были связи с женщинами, но жениться ещё раз, менять уклад жизни, прописать на свою жилплощадь чужого человека, этого Валерий Александрович не желал. Кто может поручиться, что не придётся во второй раз разменивать площадь? А это значит коммуналка, которой Валерий Александрович боялся, не хотел. Довольно и того, что он всю юность провёл в коммунальных трущобах. Ютился в десятиметровой комнате вдвоём с матерью. Мать за всю жизнь так и не смогла выхлопотать себе ничего лучше.
Пока она была жива, Валерий Александрович заезжал к ней, и каждый раз уходил с тяжёлым чувством. Как можно жить в таких условиях? Да ещё пенсия у неё пятьдесят пять рублей. Единственная радость для неё – мысль, что сын живёт хорошо. Валерий Александрович понимал это и потому навещал мать не реже двух раз в год.
Значит, не лжёт форма губ, не его вина, что семейная жизнь не сложилась. Есть в нём и постоянство, и верность, и доброта. Правда, книга повествует не столько о форме, сколько о контрастности, а контрастность определяется прибором. Хотя и у прибора существует неточность измерения…
Последняя мысль мелькнула как бы между прочим, ничего Валерий Александрович менять не собирался, однако, в четвёртом варианте картины в краске оказалась лишняя капля краплака. Впрочем, глаз этого не замечал, и прибор тоже.
Постепенно, со многими неудачами и остановками выплывало на холст лицо. Валерий Александрович давно изучил в нём каждую морщинку, любое пятнышко. Он уже свободно мог бы обойтись и без измерителя, и без выученного наизусть «Очерка физиогномических сведений», и даже без зеркала и спектроскопа. Просто на глаз научился Полушубин определять сколько и какой нужно взять краски, в какой пропорции разбавлять её маслом или лаком.
Но каждый раз, хотя Валерий Александрович заранее знал результаты измерений, он заново перепроверял их, потом читал вслух: «Нос приплюснутый свидетельствует о неблагодарности душевной», – и приникал к зеркалу, и массировал нос, и повторял замеры вновь и вновь, пока не доказывал неподкупному внутреннему контролёру, что неблагодарность его душе чужда. Даже на службе, то есть там, где можно и не думать о добрых чувствах, они не покидали Валерия Александровича. Тот, кто относился к нему по-человечески, всегда мог рассчитывать на взаимопонимание.
Главный инженер – на редкость неприятная личность! – лишь однажды сделал Валерию Александровичу доброе дело. В последний год, когда Полушубину надо было зарабатывать пенсию, именно Главный инженер перевёл его на сетку старшего и выхлопотал вдобавок персональную надбавку из директорского фонда. И хотя никаких джентельменских договорённостей между ними не существовало, Валерий Александрович не остался в долгу. Безропотно визировал и разрешение на временный паропровод, и технологический регламент процессов анодирования (будут ещё у «фитюльки» с ним неприятности!), и мало ли что ещё. Знал, что рискует, подписывая эти документы, но не мог отказать, не мог проявить неблагодарность.
После уточняющих замеров нос на картине остался прежним, даже лёгкая приплюснутость, если приглядеться, была на месте.
Окончательную проработку портрета Валерий Александрович делал красками, разведёнными не на масле, а на лаке, Этот способ, как вычитал он в учебнике живописи, позволял добиться большей глубины света и гарантировал, что картина не изменит колер, когда он покроет её лаком. Нынче картины лаком не покрывают, но Валерий Александрович хотел, чтобы произведение было готово полностью.
Последний день он просидел над работой допоздна, не вставая из-за мольберта, пока не решил, что труд его закончен. Оставалось последнее.
Валерий Александрович обмакнул тонкую беличью кисточку в алую сангину и аккуратно расписался в нижнем правом углу. Не завизировав, он не мог считать картину своей. Теперь – иное дело, его подпись известна всем, немало человек желало получить на документы этот краткий росчерк.
Развинтив зажимы струбцины, Валерий Александрович осторожно за края поднял готовую картину и повесил на гвоздь. Завтра он покроет еЁ лаком, и ещЁ дня через три картину можно будет кому-нибудь
