– Нет… С тобой – нет… Лика язвительно улыбнулась.
– Ну и на том спасибо… А я уж чуть было не подумала, что ты мне тут с куклой Машей изменяешь.
– Знаешь, что? – обидевшись, сказал Ромка и дернулся встать. – Сама ты… Может, ты с Лешей Баптистом мне это… изменяешь!
– Ой, какая прелесть! Первая сцена ревности! – Лика забила в ладоши. – Хотя, позволь… – Она запнулась. – Почему именно с Лешей?
– А он сейчас у подъезда кого-то ждал, – объяснил Ромка.
– Леша? У подъезда? Странно… – Кажется, Лика и впрямь была озадачена. – Да ладно, Бог с ним… Слушай, я вот зачем тебя искала, – сказала она, вновь становясь серьезной. – Мне с Машей Однорукой расплачиваться – за сапоги и за сандалии… А кладовка почти пуста…
Ромка закряхтел.
– Н-ну… – страдальчески выговорил он. – Ближе к вечеру что-нибудь раздолбаю…
Лика, изумленно отодвинувшись, глядела на него во все глаза.
– Что-то все-таки с тобой происходит… – вымолвила она наконец. – Я понимаю, медовый месяц кончился, пошла притирка… Но почему я должна напоминать тебе об элементарных вещах? Ты – мужчина, добытчик.
Ромка встал.
– В чем дело? – всполошилась Лика и тоже встала.
– Ни в чем, – буркнул Ромка. – Просто мать так всегда говорила. Отцу.
Вернувшись на второй этаж, Ромка выбрал совершенно пустую комнату и, сев в углу по-турецки, попробовал установить внутреннюю тишину. Вскоре достиг желаемого и осторожно вызвал в памяти образ сигареты «Прима». Все. Проще уже ничего не бывает.
– А вот фиг вам. – шепнул он заветное свое заклятие и уже собрался рывком напрячь воображение, когда его отвлекли какие-то посторонние звуки. Недовольно поднял голову. Нет, определенно кто-то еще шастал по второму этажу. Позориться при свидетелях Ромке не хотелось. Он поднялся на ноги и прислушался. Похоже, баловались с куклой Машей…
Ромкину хандру мгновенно как корова языком слизнула, и, распялив рот в восторженной улыбке, он двинулся на звук. Накрыть кого-нибудь в момент интимной близости с куклой Машей считалось верхом остроумия. Все равно что застращать ночью в «конуре» только что прибывшего новичка.
Беззвучными перебежками Ромка миновал три комнаты и затаился.
– Дура ты, дура… – горевал тихонько за стеной голос Леши Баптиста. – Не брыкалась бы тогда – да разве б ты такая вышла? Ожила вот, полезла раньше времени… Эх, дурочка…
Ромка почувствовал, что кожа на голове шевельнулась. Будь у него волосы чуть покороче, они бы неминуемо встали дыбом. Удалялся он оттуда на цыпочках, то и дело оглядываясь и мягко налетая на косяки. Подслушивать такое было страшновато… А это подчас куда хуже, чем просто страшно.
Пронизав этаж чуть ли не до следующего лестничного колодца, он услышал знакомое чириканье и вскинул глаза. Кажется, пятиэтажка помаленьку становилась чуть ли не самым людным местом. В проеме, выводящем на площадку, уставив по-бычьи выпуклый лоб, стоял и смотрел на Ромку недовольный и чем-то, видать, озабоченный Василий. Вообще-то с такими лицами приходят арестовывать.
Из-за косяка выглядывали клок нежной серебристой шерстки и выпуклое испуганное око. Сойдет за понятого…
– Чего там? – хмуро спросил Василий, заглядывая за узкое Ромкино плечо.
– Ничего… – ответил тот, облизывая губы. – Так…
– А чего глаза, как у Телескопа?
– А! – Ромка как можно небрежнее махнул рукой.
Докапываться до истины Василий не стал. Не до того ему было.
– Лику сейчас встретил, – хмуро объяснил он свое появление в «конуре». – Сказала, ты здесь сидишь…
После этих слов глаза у Ромки и вправду стали как у Телескопа.
– Нажаловалась? – восторженно ахнул он. – В ментовку?
– Да иди ты на хрен! – рявкнул Василий. – Нажаловаласы… Я спросил – она сказала… Ты вообще знаешь, какие у нас там дела делаются? Никита голодовку объявил!
Сгоряча раздолбали столько, что Василий вынужден был закинуть сильно растянувшуюся авоську, как мешок, через плечо. Это при том, что добрая половина тюбиков оказалась алого цвета и ее пришлось отдать Сократычу – обменяет потом…
Сопровождаемая взбудораженным Телескопом, троица спасателей стремительным шагом приближалась к тому месту, где вот уже третий час подряд голодал Никита Кляпов.
– А если не уговорим? – озабоченно спросил Ромка.
– Значит, сами слопаем! – отрубил Василий. – При нем! Живо аппетит проснется!
– Как-то неловко, знаете… – подал исполненный сомнения голос малость поотставший дедок. Ему было довольно трудно угнаться за мощным Василием и длинноногим Ромкой.
– Неловко… Неловко штаны снимать через голову! Ты имей в виду, Сократыч: на тебя сейчас вся надежда! Лучше тебя мозги ему никто не запудрит… А! Вот он, страдалец хренов.
Никита Кляпов полулежал, привалясь лопатками к стене опоры и далеко выставив босые косолапые ступни. При виде спасательной команды он не двинулся – лишь слабо шевельнул глазом.
– Голодающему Поволжью! – буркнул Василий, скидывая с плеча сетку и присаживаясь рядом. – Располагайтесь, ребята… Ну и кому ты чего хочешь доказать?
Кляпов шевельнул глазом в сторону набитой капсулами сетки.
– Зря… – изронил он и прикрыл веки.
– Ты думаешь, это мы тебе, что ли? – сказал Василий. – Хрен там! Это мы сами перекусить собрались. А заодно на тебя на дурака посмотреть… Чего ты добиваешься-то?
– Умереть хочу, – проговорил Никита Кляпов, и в горле у него что-то пискнуло.
– Так, а в чем проблема? Разгонись – и головой в глыбу!
Никита встрепенулся и открыл глаза. Даже слегка приподнялся на локте. Посмотрел с надеждой на Василил, на отдаленную россыпь молочно-белых глыб… Потом обессилел разом и снова прилег.
– Не допустят… – равнодушно вымолвил он. – Я уже задушиться пробовал – щелчка дали…
– И правильно сделали! – убежденно проговорил Василий. – Дураков учить надо. Вместо того чтобы Креста просто взять и послать – он душиться вздумал!
– Да при чем здесь Крест? – Кляпов поморщился – еле-еле, словно экономя силы.
– А кто же? – опешил Василий. Кляпов закрыл глаза и долго не отвечал.
– Я не хочу ломать… – еле слышно молвил он наконец.
– Устал, что ли?
Никита презрительно скривил рот и не ответил.
– Он говорит: это произведения искусства, – пояснил Ромка.
Василий крякнул, почесал в затылке и взглянул на Сократыча. Выручай, мол…
– Никита, – с трепетом обратился к голодающему дедок Сократыч. – Вы в самом деле полагаете, что камушки – это что-то вроде скульптур?..
Ответа не последовало, но дедок в нем и не нуждался.
– Ах, какая прелесть… – выговорил он и потер ладошки, как перед трапезой. – Иными словами, перед нами две версии. Первая: хозяева – гуманоиды, и тогда мы, стало быть, имеем дело в лице камушков с искусством абстрактным…
– Ох, гоняли когда-то за эту самую абстракцию… – ворчливо заметил Василий. – И правильно, кстати, гоняли! Вот еще дурь-то полосатая…
Дедок Сократыч резко выпрямился и повернулся к Василию. Голубенькие глаза его мистически вспыхнули.
– Вы хотите сказать, Василий, что хозяева таким образом тоже ведут борьбу с абстрактным
