– Зать! – неожиданно сказал Крест, протягивая руку к капсуле.
Прошло дня три. Жизнь помаленьку налаживалась, и только вот Ромка совсем куда-то запропал. Василия уже начинала легонько покусывать совесть. Опросив чуть ли не каждого встречного и выяснив наконец, что Ромка опять засел в «конуре», Василий оставил Телескопа с Ликой и отправился к пятиэтажке.
Ромку он нашел на четвертом этаже в позе медитирующего йога. Уперев руки в широко расставленные мосластые колени и сурово сведя брови, хулиган пялился в угол, где из воздуха тонкой струйкой лился серый мягкий порошок. Правда, лился он на этот раз не на пол, а в аккуратно расправленный пластиковый мешок. Несколько таких мешков, полных до верху, стояли рядком вдоль стены, а неподалеку от правого Ромкиного колена лежала стопка порожних пакетов. Комната была припудрена серой пылью, на полу подсыхали грязевые разводы, в углу валялись разноцветные оболочки от капсул и что-то до омерзения похожее на коровью лепешку.
– Ром, – позвал Василий. – Поговорить бы надо…
– Да пошел ты на фиг, – процедил в ответ хулиган. – Лике привет передавай… Василий покряхтел.
– Ром, – снова начал он. – Да я тебя понимаю… Ну… так уж вышло, Ром… Прости, но… сам ты во всем виноват.
Ромка не ответил и продолжал исступленно таращиться в угол.
– Да ну тебя на хрен! – рявкнул Василий, становясь между мешком и Ромкой. Тонкая серая струйка оборвалась. Ромка потянулся, хрустнув суставами, и со скукой поглядел на Василия.
– Ну чего? – спросил он. – Два дня вместе гудели – молчал. А теперь поговорить ему… Чего надо?
– Из-за Лики бесишься? – хмуро осведомился Василий.
В ответ Ромка скорчил рожу – похлеще Пузырька.
– Да на фиг она мне сдалась, Лика твоя! Я лучше вон, если что, к кукле Маше на второй этаж сбегаю – та хоть мозги не пудрит…
От такого бесстыдства Василий на несколько секунд утратил дар речи.
– Да-а… – протянул он на низах. – Докати-ился…
Поиграл желваками и, насупившись, повернулся к мешку. Ухватил щепоть порошка, растер в пальцах и с неодобрением оглянулся на Ромку.
– Ну и какой же это, на хрен, цемент?
– Да никакой… – нехотя согласился тот. – Попробовал из черного тюбика развести: он засохнет – и снова рассыпается… А из красненького развел – вроде ничего, схватывается. Вон, в углу…
Оттискивая в тонкой серой пыли следы босых ног, Василий направился в угол. Оторвал от пола засохшую лепешку, разломил с натугой, осмотрел оба скола. Вроде и впрямь схватилось…
– Нет, ну а что ты с ним делать-то будешь?
– Не скажу! – Ромка злорадно осклабился. Василий метнул оба обломка на пол.
– Дурью маешься! – бросил он с досадой. – Тут только в «конуре» строить и позволено! Ну вот выйди наружу, попробуй… Ты сверху – бетонировать, а пол снизу – подъедать!
– А вот фиг там! – с затаенным торжеством сказал Ромка. – Все рассчитано…
– Рассчитано у него… Главное – зачем?!
– Допросились…
– Кто?
Ромка ответил не сразу. На губах его блуждала шалая улыбочка, не предвещавшая ничего хорошего.
– Думаешь, они одного Креста опустили? – спросил он вдруг. – Они нас всех опустили…
– Ты соображай, что говоришь! – наливаясь кровью, громыхнул Василий. – За такой базар – знаешь…
Но Ромку его громыхания давно уже не впечатляли.
– А вот фиг им… – с нежностью молвил он. Потом, как бы иллюстрируя свою мысль, сложил кукиш и невольно им залюбовался.
– Раскидался фигами! – буркнул Василий. – Что ни слово – то «фиг», «фиг»…
– А у тебя что ни слово – то «хрен»! – огрызнулся Ромка – и вдруг замер. Ошеломленно взглянул на Василия. Хмыкнул. Задумался. Еще раз внимательно оглядел кукиш.
– Нет, – решительно сказал он наконец. – Все-таки «фиг» – лучше! Красивее!
Процессию возглавлял Никита Кляпов. Он шел и озабоченно высматривал подходящую глыбу. За ним следовал безучастный Крест с двумя ломиками. Полы его простынки Никите пришлось укоротить до колен, а то поначалу Крест то и дело в них путался с непривычки. И наконец замыкали шествие три пушистых лупоглазых зверька. Время от времени кто-нибудь из них отважно подбегал и, дернув за край простынки, отскакивал с преувеличенным ужасом.
– Йоц! Йоц!
Крест недоуменно оглядывался, а Никите было не до того – он высматривал глыбу.
Поодаль стояли и наблюдали печальную эту картину две женщины.
– Говорила же, обнаглеют! – зловеще молвила Клавка, с ненавистью глядя на лупоглазых. – Ну ты посмотри, чего делают! А все хозяева ваши разлюбезные… И главное – за какую-то зверушку безмозглую! – Он же теперь – чисто дитя малое… Корми его, пои… Одевай…
Маша Однорукая вздохнула.
– Изувечили мужика… – обронила она, печально глядя вослед процессии. – Все равно что яйца отрубить…
Клавка вдруг всполошилась и, опасливо оглядевшись, понизила голос:
– Ты вот говоришь: отрубить… А мне Люська с потолка знаешь чего сказала? Ум-то у Креста отшибло, а остальное-то все… работает… Так Никитка… представляешь?.. Когда Крест, ну… беспокоиться начинает… Он его к кукле этой водит Лешкиной, в «конуру»… А может, и придумала Люська – с нее станется! За что покупала – за то продаю…
– Лучше бы он его ко мне водил! – осклабившись, ляпнула Маша и, оставив Клавку в состоянии столбняка, пошла к ближайшему скоку.
Кляпов тем временем, приглядев тройку крепеньких камушков средней величины, приказал Кресту остановиться и принялся ощупывать их и оглаживать,
– Крест! – позвал он наконец. Тот не отреагировал, и Никита, ворча, направился к бестолковому питомцу.
– Тебя! Зовут! Крест! – отчеканил он, тыча пальцем в костистую грудь.
– Зовут… – с трудом выговорил Крест. – Меня…
– Ну? Зовут! А как зовут-то? Ну! Ответом была жалкая улыбка.
– Боюсь, что вы зря теряете время, Никита… – послышался сзади исполненный сочувствия голос дедка Сократыча. – Добрый день!
Кляпов обернулся.
– Добрый день, Платон Сократович! – неприветливо отозвался он, – Пришли поделиться новой версией?..
– Угадали! – Дедок так и просиял. То ли он не услышал горькой иронии в голосе Никиты, то ли сделал вид, что не слышит. – Вы знаете, думал всю ночь… Так вот… Все, что я говорил о лоботомии, – забудьте. Это я сгоряча… Скажите, Никита, а слово «крест» имеет какое-либо значение в уголовном жаргоне?
– Н-наверное… Это Василия спросить надо.
– Верно, верно. Спрошу обязательно. Так вот, Никита, мне пришло в голову, что хозяева обезвредили нашего с вами знакомого весьма просто. Они каким-то образом изъяли из его сознания все бранные и жаргонные слова. Так неудивительно, что он то и дело запинается! Фразу-то теперь склеить – нечем…
