влюбился, ребята, оо-чень. Еще два «хрусталя», и Куэльяр снова - не знаю, чч-то мм-не делать, а Большой - как что? И Куэльяр - как быть, Чижик, ну как? А Чижик - да брось, Фитюль, делай, как все, сначала спроси, любит она тебя, Тересита, уверен, скажет - да. А дальше, Маньуко, дальше? Допустим, скажет, что хочет быть моей девушкой, невестой что ли, а потом? Потом оставь на потом, сказал Лало, а сейчас не тяни резину, объяснись в любви, может, тебя еще вылечат, и Куэльяр почти шепотом - Большой, дружище, а вдруг Тересита знает, вдруг ей рассказали? И мы все наперебой: ничего она не знает, мы с ней говорили по душам, Тере в тебя влюблена по уши. К нему сразу вернулся голос - влюблена в меня? Да в кого же! Может, правда меня вылечат? Конечно, какой разговор, только решись уже, кончай себя травить, кончай, а то загнешься. И Лало - с Тереситой все о'кей, стало быть, у нашего Куэльяра будет наконец своя девушка. И Куэльяр - вздох, ну а потом что, потом? И Большой - потом как у всех. И Маньу-ко - для начала берешь ее за ручку, а Чижик - поцелуйчики, разок-другой, и Лало - ну потрогаешь где надо.
А Куэльяр - и потом? чуть слышно - потом? А ребята - что значит «потом»? Ну да, потом, когда они станут взрослыми, когда надо жениться, ну как тебе, Лало, и тебе, Чижик, и тебе, Маньуко? А Лало - здрасьте, нашел о чем сейчас думать, да и вообще все это ерунда. Придет время, ты от нее отделаешься, найдешь к чему прицепиться, и - разбежались… А Куэльяр, нехотя, пряча смущение, - это ему совсем не надо, потому что она… Тересита нравится ему очень, ну очень. И чуть погодя, позади уже десять «хрусталей» - ребята, вы - молотки, я за нее возьмусь, похожу сколько надо, а потом - привет, брошу!
Но шла неделя за неделей - и ничего. Ну когда же, Фитюлька? А он - завтра. И завтра небось не решишься? Завтра, клянусь. Таким затравленным, убитым мы его не видели никогда, ни раньше, ни потом. А девчонки наши, стервозы, пели ему вслед модное болеро:
Вот тут и началось у Куэльяра что-то вроде припадков. Ни с того ни с сего возьмет и бросит кий на пол (чего тянешь, шустрик?). Ни с того ни с сего начнет бить в бильярдной бутылки, швыряться окурками, задирать всех подряд. А потом вдруг в слезы - вот завтра, клянусь матерью, скажу ей все или подохну. А то возьмет и убежит из кино («дни уходят, ты горюешь понапрасну…») и несется затем, как безумный, по улице Ларко, а мы - за ним. Отстаньте, мне хочется побыть одному. Ребята - да ты что, Фитюлька, нечего робеть, уже время, решись,
А то засядет в «Часки» и набирается до чертиков. Как я себе противен, Лалик, как мне тяжело, Чиж, убить бы кого, что ли! Мы его чуть не волоком доставляли домой. Ну решись, Фитюль, решись наконец! А наши девочки, вот заразы, житья ему не давали:
Так прошла зима, настало другое лето, и вместе с солнышком, с теплыми днями в Мирафлоресе появился Качито Арнилья. Он учился на архитектурном факультете, водил собственный «понтиак» и отлично плавал. Этот Качито сразу причалил к нашей компании. Мы поначалу - в штыки, и девочки - тоже, что тебе надо, кто тебя звал-то? Но Тересита за него горой - перестаньте! - блузочка беленькая, - нечего приставать к нему! - юбочка в складочку, - пусть сядет со мной, я его пригласила, - матросская шапочка, blue jeans.
И ребята - старик, ты что - ослеп? А Куэльяр - нет, он все видит. И они - дурак, Качито за ней мажет, он ее уведет, будешь спать - тебе крышка! А Куэльяр - подумаешь, пусть уводит! Разве его это не трогает? А Куэльяр - чего ему, сс-ооб-ственно, пп-еереживать? - Разве он ее не любит? - А Куэльяр - зз-а чч-то ее, сс- сс-обственно, любить?
Качито «сделал» Тереситу в конце января, и она стала его постоянной девушкой. Бедный Фитюлька, говорили мы, надо же, как все вышло! И только из-за нее, из-за этой гребаной вертушки, из-за этой фифы бессовестной. Ну и подложила ему подлянку! Но девочки в ее защиту: правильно сделала, он сам виноват. И Чабука - до каких пор ей терпеть? И Японочка - это с его стороны подло, она не виновата.
Сколько времени извела на него, ужас! Все сроки вышли. И Пуси - Качито, он очень симпатичный! И Фина - очень интересный и вообще хороший, все при нем! А Чабука - ваш Куэльяр - тряпка. И тут Японочка - рохля, не мужчина!
Вот тогда Фитюля Куэльяр снова взялся за старое. Ну и ну, говорил Лало, значит, правда, что он полез в волны на Святой неделе? И Чижик - волны? волняги метров в пять, а то и все десять! И Большой - грохот, такого не бывало, все раздевалки залило. А Чабука - даже набережную так окатывало, что все машины мокрые… В море никого, кроме Фитюльки!
Небось хотел покрасоваться, доказать свое этой Тере Аррарте? Конечно! Назло делал, чтобы досадить ее милому? Ну да, мол, смотри, что я могу, а у тебя кишка слаба, зря хвастаешься, что настоящий пловец! Стоит, мол, и ежится не хуже девок да этой мелкоты. Смотри, Тере, какого парня ты потеряла!
И почему это на Святую неделю море всегда бушует? - говорила Фина. А Японочка - оно злится на евреев, которые распяли Христа. И Большой - разве его евреи убили, он всегда считал, что римляне! Вот дурачок!
Мы сидели на парапете, - Фина - девочки в купальниках, - Большой, - свесив ноги, - Маньуко, - и нас обдавало брызгами, - Японочка, - от волн, которые опрокидывались у самого берега, - Чабука, - вода была страшно холодная - Пуси, - и грязная, черная, - Чижик, - а пена бурая, - Тересита - с травой, водорослями и всякой дрянью - и Качито Арнилья.
И вдруг, т-сс, посмотрите, вон наш Куэльяр прикатил. Ну что, Тересита, подойдет или прикинется, что не заметил? Куэльяр поставил свой «форд» напротив джаз-клуба, спустился на пляж, вошел в раздевалку «Ласточек» и вышел оттуда в плавках. Новенькие,- заметил Чижик,- желтые, по-моему, американские, а Большой - разыграл как по нотам, лишь бы на него внимание обратили. Обмотал шею полотенцем и очки от солнца самые модерновые, видел бы ты, Лало! Куэльяр оглянулся с усмешкой на оробевших купальщиков, которые вжались в парапет, глянул на эти грозные волны, что взбучивали весь песок, и, махнув нам рукой, двинулся в нашу сторону. Привет, Куэльяр! Видал, что творится? Привет, привет, в глазах вопрос: о чем вы? Сейчас лучше сходить в бассейн яхт-клуба, правда, Куэльяр? А почему, собственно? Взгляд недоуменный, мол, не понимаю, а потом насмешливый, догадался - из-за этих волн, что ли? Да бросьте, нашли предлог! Что это с вами? (Ха-ха, строит из себя супер-пупера, а у самого поджилки трясутся, - смеялась Пуси.) Море сегодня - лучше не придумать. И Тересита хлоп глазками - он это серьезно? Еще бы, на таких волнах кататься и кататься! А он не шутит? - ручки, ротик. И Качито - неужели он рискнет съехать с такой волны? Конечно, может, плашмя, а может, и матрасик прихватит, не верите? зря смеетесь! или от страха? А Тересита - неужели ему ни капельки не страшно? Нет… Значит, он пойдет купаться? - ахи-охи. Само собой!
Они видели, как он снял с шеи полотенце, как взглянул на Тереситу Аррарте (Она хоть покраснела, смутилась? - спрашивал потом Лало. И Большой - очень ей нужно краснеть. А Качито? - Да тот сразу слинял), как сбежал по ступенькам набережной и, сделав сальто, прыгнул в воду. В один миг Куэльяр проскочил первые десять метров и очутился в кипящем водовороте пены. Он подныривал под катившиеся навстречу волны, выбирался на поверхность, снова нырял и снова плыл вперед. На кого он похож? На рыбу, на дельфина? Да где же он? Вон, вон там, - ручки, вскрики, ахи, - да не там, а там! Мы видели, как Фитюлька уплывал все дальше и дальше от берега, превращаясь в еле заметное пятнышко, и как наконец добрался туда, где громоздились высоченные водяные холмы.
Ой, Лало, не представляешь, какие страшенные, дыбились чуть не до неба и никак не рухнут. (Ахи, ручки, глазки, - где он, вон та светлая точечка?) Ну, нервы, ничего не скажешь! А его то несет вперед, то отбрасывает назад, то закроет пеной, то снова протащит вперед. Знаете, на кого он похож? На бумажный кораблик, нет, на морскую птицу…
Чтобы лучше видеть, Тереса встала на парапет, а за ней все - Чабука, Чижик, даже Большой. Чего он ждет? Почему медлит? И вот наконец началось самое главное. Он повернул голову к берегу, наверно, поискал нас глазами и махнул рукой, и мы в ответ тоже - пока, пока, дружище.
Вздыбился один вал, за ним другой, а когда стал громоздиться третий, они увидели, вернее, догадались, как он вытянул руку, чтобы найти нужное положение, как весь напрягся и начал работать ногами. И потом, распластав руки, взлетел на самый гребень (Ну сколько метров, восемь? - расспрашивал потом Лало. Больше. Как до этой крыши? Больше. Как Ниагарский водопад, что ли? Больше, еще больше) - и
