пишущей машинке.
«... это оттого, что он стареет» — так говорилось в письме. Генри поставил оловянный кофейник на плиту.
— Мэри сейчас нет. А что ты сотворил со своей рукой? Это было так похоже на Генри. У него только что сорвалась с причала лодка стоимостью в полторы тысячи фунтов, а его больше всего интересует моя жизнь. Я рассказал ему, что произошло в Австралии.
— Они там совсем свихнулись, — сказал он. — Если хотят, чтобы ты ходил на таких лодках, пусть покрывают их броней.
Я рассмеялся: Генри был большой поклонник всякого рода брони. Потом спросил:
— А как ты думаешь, кто повадился сюда отвязывать лодки?
— Не знаю, — ответил он. — Не знаю.
Он вытащил сигарету из своего стального портсигара и закурил. Это был старый трюк, позволявший ему не смотреть мне в глаза. Немного погодя предложил:
— Сходим потом. Сам посмотришь и подумаешь. Он встал слишком быстро и налил кофе прежде, чем тот отстоялся. Я вдруг понял, что Мэри была не единственным человеком, который беспокоился о том, что Генри больше не может управляться со всеми делами.
— Молочник не придет до восьми, — послышался голос Мэри. Она была большая, как дерево, в голубом платье и тапочках из овечьей кожи.
— Посмотри, кто у нас, — сказал Генри.
Объятия Мэри были похожи на объятия старого дуба.
— Я так счастлива видеть тебя, — прошептала она. У нее было такое же обветренное лицо, как у Генри. Голубые, как у кита, глаза искрились юмором. А вот вокруг глаз появились морщинки которых я не помнил. Она взяла чашку с кофе и сделала большой глоток. Я посмотрел на Генри. Когда он подносил свою кружку ко рту, его рука дрожала.
Утро в «Саут-Крике» вступило в свои права. Мэри достала из кладовой хорошо проваренный кусок бекона. Мы сидели и обсуждали всякие дела в нашем городке. Я знал Мэри лучше всех на свете. Она была крупная разумная женщина, всегда говорившая то, что думала, и не признававшая тех, кто поступал иначе. Она не умела лгать, так же как не умела играть на клавесине. В это утро она радовалась мне, как и я ей. Но на этот раз мне чудилось в ее приветливости что-то искусственное.
Генри кивал и улыбался, но смотрел больше в свою кружку. Пока мы завтракали, заходили мужчины в комбинезонах, человек шесть, желали доброго утра и шли дальше. Среди них и Тони Фултон, старший рабочий на нашей яхтовой стоянке, громадный загорелый мужчина, совершенно необходимый в нашем деле, с юношеской улыбкой и мощными плечами, обтянутыми будничной фуфайкой. В мое отсутствие он выполнял наиболее ответственную работу, ухаживая за восемью двадцатипятифутовыми прогулочными яхтами. Заглянул и Дик Хаммер, маленький и грязный, несмотря на то, что он еще не приступал к делу. Он-то как раз и отвечал за швартовку. Казалось, для него не было неожиданностью, что одна из яхт ушла со стоянки в дрейф, хотя, как всегда, было трудно понять выражение его лица из-за слоя грязи на нем. Он отправлялся проверить швартовку всех яхт.
— Ну давай, — сказал Генри, когда мы позавтракали. — Пойдем посмотрим и мы, что там такое.
Мы обошли док приемки горючего, навесы для лодок и понтоны, к которым причаливали яхты. Хаммер тоже крутился здесь в утлой плоскодонке, груженной веревочными кранцами.
— Все лодки в полном порядке, — доложил он. — Я считаю, что этот тип оставил ее непривязанной.
— А ваше дело проверять это, черт бы вас побрал, — ответил Генри.
— Я и проверял, провалиться мне, — огрызнулся Дик. Он включил мотор, и винт его лодки взбил в черной воде серо-грязную пену.
Генри глядел на сорвавшуюся яхту, понурив голову. Потом вздохнул и пошел к автостоянке, где хранились вытащенные на берег яхты.
— А это что такое? — воскликнул я.
В углу на боку лежали две прокатные яхты, вернее, то, что от них осталось. Было похоже, что на эти лодки наехал дорожный каток.
— Ужасно, верно? — сказал Генри.
— Что здесь случилось?
— Мы вытащили их на зиму. Оставили вон там. — Он показал на парапет у воды. — Штормом их снесло в воду и разбило.
Мы подошли к краю стоянки и посмотрели вниз, где громоздились бетонные глыбы и стальные балки. Вот сюда и врезалась бы сорвавшаяся ночью яхта, если бы я не перехватил ее. Среди камней и сейчас еще виднелись обломки фибергласа[10], словно остатки мяса на зубах льва.
— Списалы, — сказал Генри. — Страховым агентам не понравилось.
Наступило серое, тусклое утро. Окна кухни в доме желтели квадратами света. Когда мы проходили милю, я заметил Мэри за столом. Она уже не выглядела такой веселой. И сидела, положив руки на стол, глядя перед собой в пустоту. Лицо ее было серьезно. И я понял: тут творится что-то неладное.
В офисе собрались люди и было сильно накурено. Зазвонил телефон. Генри снял трубку и ответил. Начался новый рабочий день. И я отправился назад, в дом. Мэри радостно улыбнулась, увидев меня.
— Ну, — спросила она, — ты надолго к нам? Я не набрался смелости признаться, что лорд Хонитон из яхт-клуба «Пэлл-Мэлл» уже почти загубил мою карьеру гонщика.
— Думаю, здесь у вас поднакопилось работенки.
— О да, — согласилась она.
Я услышал нотку облегчения в голосе, и румянец вернулся на ее щеки.
— Генри показал мне лодки, которые снесло ветром. Лицо Мэри снова стало серым и усталым.
— Да, — уронила она.
— Редко дует такой сильный северный ветер.
— А это и не был северный ветер, — сказала Мэри, и ее голос тоже стал грустным и усталым.
— Что? — удивился я.
Я ничего не понимал. Ведь лодки стояли на северной стороне бассейна, и южный ветер погнал бы их вглубь, а не на бетонные глыбы.
— Ветер дул с юга, — сказала она.
Она уронила седую голову на руки, и по ее красным, натруженным пальцам потекли слезы.
Мне было всего одиннадцать лет, когда Мэри взяла меня под свою опеку. И никогда прежде я не видел ее плачущей. Я стоял возле нее, поглаживая по спине здоровой рукой, и не понимал, что здесь происходит. Налил ей кофе и ждал, когда она перестанет плакать. Тогда я решился:
— Что случилось наконец?
— Ты же знаешь Генри. Он мне не говорит.
— А ты спрашивала его?
— Конечно, — с горячностью ответила она. — Но что тут объяснять? Просто кто-то изо всех сил старается поломать его бизнес.
Я не стал лишний раз напоминать, что это и мой бизнес тоже. Земля принадлежала Генри, и он как главный партнер принимал ответственные решения. А я был младшим партнером, приходил и уходил, когда захочу, организовывал сезонную работу и участвовал в гонках, куда меня приглашали. Меня устраивала такая жизнь. Генри и Мэри с удовольствием наблюдали, как я выигрывал гонки, и время от времени я делал неплохую рекламу их предприятию.
— Просто теряю контроль над собой, — пожаловалась она. — Я не понимаю, что с ним творится. Ты же знаешь, какой он.
Я-то знал, какой он. Когда мне было двенадцать, во время моих школьных каникул он однажды, никому ничего не сказав, исчез на целых шесть недель, преследуя капитана датского танкера, который промывал свои нефтяные танки у Оар-Хэда. Он таки поймал этого капитана, но у него не было доказательств. Тогда Генри заставил несчастного выпить полгаллона воды, которую тот сбрасывал в море после промывки. Генри всегда был уверен в своих силах.
