— Попытайся поговорить с ним, — попросила Мэри.
— Конечно, — ответил я.
Дверь со стуком распахнулась. Вошел Генри.
— Идем, — сказал он, — проверим наши сети, если уж ты ни на что больше не годен.
— Конечно, идем, — ответил я. Ни усталость после перелета, ни сломанная рука никак не учитывались Генри. Прежде всего — дело. Оно должно быть сделано.
Его грубое квадратное лицо расплылось в улыбке.
— Славный мальчик, — похвалил Генри. — Как хорошо, что ты снова здесь.
Едва я встал, опять зазвонил телефон. Мэри ответила, а потом передала трубку мне. Голос на другом конце провода проговорил:
— Дев! Как дела? Говорит Эдди Силк.
Грубоватый дружеский голос. Но я не обманывался на его счет:
Силк работал на английскую газетенку под названием «Эта неделя», любил истории про спорт, связанные с деньгами и скандалами, а потому его материалы содержали настолько мало сведений о спорте, насколько это было возможно.
— Слышал, у вас там со стариной Хонитоном не все ладно. Жаль было узнать об этом. Надо же, вылететь из команды Кубка Америки!
— Я сломал руку.
— И утопил яхту. Так ведь, верно? Я говорил с двумя парнями. Они утверждают, что все могло бы обойтись и рука зажила бы, но тем не менее вы ушли.
— Скажите им, что они не правы, — ответил я, изо всех сил стараясь сдерживаться.
Силк вроде бы и не слушал мои объяснения.
— Так как, в принципе, считается, что Поул Уэлш как гонщик лучше вас, то вы выскочили перед ним, чтобы он вас ударил. И я хотел бы знать, будете ли вы участвовать в весенних гонках и вернетесь ли в яхтенный спорт? Вы сейчас не вошли в Кубок Америки, но вообще-то собираетесь остаться в числе гонщиков мирового класса? А как с Кубком Сенаторов? У вас уже есть предложения? Хотя бы одно?
— Пока нет.
Кубок Сенаторов — это Эверест яхтенных гонок. Вернее, целая серия гонок с громадными призовыми суммами и заманчивой перспективой для каждого из приглашенных войти в восьмерку лучших яхтенных рулевых мира. Американская яхтенная федерация, формирующая состав участников, очень прислушивается к мнению таких людей, как Хонитон. Силк прав: теперь, когда я вылетел из Кубка Америки, мне надо попасть в Сенаторскую гонку, иначе моя карьера сильно пострадает.
— Я слышал, — не унимался журналист, — Уэлш перехватил у вас инициативу, и вы здорово скисли.
Так оно и было на самом деле. Но я ответил:
— Крутитесь там, в вашей бульварной прессе, и забиваете себе голову всякой ерундой.
Я бросил телефонную трубку и вышел вслед за Генри навстречу солнцу и чистому соленому ветру.
Глава 5
Уровень моря сильно снизился из-за отлива, и, пробираясь к глубокой воде, мы не раз задевали килем илистое дно.
Мы шли в тишине, если не считать стука дизеля и крика чаек. Крыши зданий и мачты стоящих яхт постепенно скрывались за дамбой.
— Немного помедленнее. Ты по своей привычке так гонишь! — проворчал Генри.
— Хорошо, пойду помедленнее.
Стая черно-белых гусей снижалась на обнажившиеся после отлива полосы ила. Разговор с Эдди Силком начал понемногу выветриваться из головы. Так было всегда. Меня успокаивал вид песчаных отмелей, протянувших свои белые пальцы к бледно-зеленой воде, и шум волн, накатывающих на них. Все было точно таким же, каким я это увидел впервые, за несколько дней до своего двенадцатилетия. Мой отец умер за три месяца до этого, а мать покинула нас гораздо раньше. Таппамор, серые развалины георгианских времен в окрестностях Блэк-Вотер, был сокрушен плющом и кредиторами. А я был маленьким задиристым мальчишкой с копной светлых волос, чемоданчиком в руке и письмом в нем, написанным моим отцом.
Генри сказал мне о содержании письма много позже. Они с отцом встретились во время войны и подружились. Мой отец проникся таким восхищением к Генри, что решил: он лучший из всех, кому можно доверить воспитывать двенадцатилетнего мальчишку, платить за его обучение в обычной школе и подготовить его переход в мир взрослых. Чтобы платить за мое содержание в школе десять тысяч, Генри вложил от моего имени средства в предприятие в «Саут-Крик». В словах Поула, которые он повторял давно, с детства, была доля правды. Уже в пятнадцать лет я был партнером без права голоса в нашем деле и действительно присматривал за лодками его отца.
Устье все расширялось, справа и слева. Над песчаными пляжами летали кулики, а в самом водовороте плавала пара бакланов. Мили через две берега внезапно отступили и мы, проскочив песчаные отмели, вышли в открытое море.
— Так что же здесь происходит, Генри?
Он предпочел не услышать моего вопроса. Но я знал, что ответа надо подождать.
Ловушки для омаров ставились за линией прибоя, у подножия черных скал Оар-Хэд. Я подогнал лодку к желтому буйку с нанесенными по трафарету буквами «MacF». Подтянув его багром, Генри закрепил конец снасти за лебедку и начал ее вытягивать.
На первой снасти было шесть круглых ловушек. Ни в одной не оказалось ни одного омара. Левой рукой я выбрасывал крабов и насаживал на крючки вонючую макрель, которую мы использовали как приманку.
— Совсем ни черта не осталось в море, — проворчал Генри. Мы подошли к следующему буйку. Здесь оказалось два омара. Один — во второй ловушке, другой — в шестой, последней. Насаживать макрель одной, да еще левой, рукой было трудно, и я порядком устал. Поэтому с облегчением увидел последний буй, мелькающий под самыми скалами, и удовлетворенно вздохнул, перестав гнуться над банкой с наживкой.
— Ах ты, подлец! — вскричал Генри позади меня. Я обернулся. У него в руках был громадный омар, шевелящий огромными клешнями, размером с детскую боксерскую перчатку.
— Семь фунтов, и ни унцией меньше, — прикинул Генри. Работая, он во все горло распевал песню. Когда все было закончено, я развернул нос лодки на бело-красный дневной навигационный створ у Криммер-Пойнт. Солнце сверкало на голубой поверхности моря. Я облокотился на румпель[11].
— Семь фунтов. А может быть, и восемь, — ликовал Генри. Его глаза блестели. — Не думаю, что они видели такого. — Он потрепал меня по здоровой руке. — Чудесно, — добавил он.
Я отлично изучил настроения Генри. Сейчас он доволен, значит, будет рассказывать. И я повторил свой вопрос:
— Так кто же это побил твои лодки?
Вокруг его глаз сбежались темные морщинки. Он посмотрел на поднимающееся солнце.
— 'Си Хорз Лэнд', — ответил он, — компания из Лондона.
— Что?! — уставился я на него.
— Это началось с пару месяцев назад, — начал Генри. Его лицо было угрюмо, и брови сурово сдвинулись. — Началось с того, что здесь появился отвратный маленький сутенер в шикарном костюме на автомобиле «ягуар». Оставил свою визитную карточку. Предлагал купить все сразу — землю, дом, имущество и все такое. Я послал его подальше.
Он зло набивал табак в трубку, будто давил того самого, в шикарном костюме.
