– Ни за что! – уперся украинец. – В уставе не сказано, что я не имею права фиксировать свои личные достижения таким способом.
– Устав не для тебя одного, агент Пацук, придумывали. И то, что найдется один идиот, решивший стены в казарме звездами изрисовать, представить никто из составителей устава не мог! – громогласно возразил майор. – Зато они знали, что появление идиотов в армии, в принципе, возможно. Поэтому и написали, что солдат должен беспрекословно выполнять приказы командира...
– А еще написали, что приказы командира не должны служить для морального унижения подчиненных, – отрезал есаул.
– Товарищ майор, он же, в натуре, ничего не нарушает, – вступился за сослуживца Шныгин. – Пусть себе рисует. Это и вам полезно. Не забудете, сколько с него спрашивать нужно будет...
– Мо-олчать! – перебил его Раимов. – Агенты Шныгин и Пацук, в штаб. Бегом марш! – и связь с командиром, пискнув, оборвалась. Есаул со старшиной переглянулись, но не выполнить этот приказ просто не могли. Синхронно выругавшись, оба пошли к дверям, провожаемые задумчивым взглядом Сары.
Вопреки ожиданиям двух излишне хорошо знакомых с уставом бунтарей, майор не стал устраивать разнос. Зато устроил в штабе настоящее собрание. Правда, ученых в этот раз не было. Пред ясными очами Раимова предстали четверо «икс-ассенизаторов». В том числе и измазанный ружейным маслом Зибцих, и чистый, но одетый не по форме – замотанный в простыню – капрал. Шныгин с Пацуком недоуменно переглянулись и встали в общий строй, который, с учетом внешнего вида старшины и есаула, выглядел очень странно – по форме был одет только сам майор. Да и тот, естественно, не в строю стоял, а с умным видом прохаживался рядом.
– Собственно говоря, я вызвал вас сюда по трем вопросам, – загибая пальцы, проговорил Раимов. – Во-первых, нам нужно обсудить с вами методы укрепления воинской дисциплины во вверенном мне подразделении. Во-вторых, я собирался поговорить о единственной, так сказать, женщине в нашем коллективе. Ну и еще необходимо провести разбор операции на яхте. Но, подумав, я изменил свои планы. Первые два вопроса обсуждаться не будут...
Бойцы тут же радостно загудели. После вступительной речи майора все четверо поняли, что им грозят серьезные неприятности, и Раимов, следуя новомодным западным веяниям, предложит спецназовцам самостоятельно выбрать для себя наказание. Из очень короткого списка, разумеется. Но финал спича обрадовал бойцов несказанно. Впрочем, ненадолго!
– ...А не будут они обсуждаться только потому, что говорить тут не о чем, – заглушая радостное гудение бойцов, повысил голос Раимов. – Я понял, что разговаривать с вами бесполезно, и пять минут назад получил из Центра подтверждение своих полномочий по поводу отчисления из группы бойцов за их профессиональную непригодность.
Теперь уже, откровенно говоря, радоваться никто из спецназовцев и не думал. Каждый из четверки понимал, что майор имеет все основания отчислить их из группы оптом или в розницу. А вот этого никому не хотелось. И как обнаружили все четверо, в нежелании покидать базу главную роль сыграли отнюдь не премиальные, прибавки к зарплате и выслуга лет. Хотя, конечно, и эти факторы были крайне важны! И все же уезжать из подземного бункера спецназовцам не хотелось в первую очередь потому, что здесь им было интересно. Причем интересным было все – и новый противник, и новая тактика ведения боевых действий, и новое оружие, да и новые сослуживцы, что уж тут греха таить.
А кроме того, в душе каждого агента вдруг заговорил запоздалый патриотизм. Парни понятия не имели о том, как их отбирали для службы в новой группе, но твердо знали, что раз уж они тут оказались, то, значит, подходят для этой службы лучше других. Ну, не позволять же грудью вставать на защиту малой и большой Родины, а также планеты в целом бойцам второго сорта! Так можно до того дожить, что, проснувшись однажды в постели, увидишь рядом вместо жены какого-нибудь зеленого инопланетянина. Потом же в зеркало стыдно будет смотреть!..
– Товарищ майор, нельзя нас отчислять, – твердо выразил общую мысль Пацук. – Мы ведь уже и в курс дела вошли, да и обучаться начали. Вы только представьте, сколько времени хотя бы у Инквизитора... то есть у Гобе уйдет, чтобы хоть объяснить новичкам, какими именно украинскими песнями от воздействия на мозг нужно защищаться. Воно ж как получится? Выйдет какой-нибудь салага на операцию, а ему инопланетянин бац – и сексуальную ориентацию поменял. Что, вам потом от него по всей базе прятаться?!
– Да помолчишь ты когда-нибудь, Пацук, или нет?! – завопил на украинца майор. – Ты вот мне скажи лучше, что у тебя за штуковина из кармана торчит?
– Где? – оторопел есаул и тут же принялся прятать поглубже какую-то блестящую штучку на тонкой цепочке странной формы. – А-а-а, вы про это? Тю, могли бы и не беспокоиться. Это так, финтифлюшка такая. Вибропейджер новой конструкции. Взял у приятеля погонять.
– У какого приятеля, твою мать на конкурс анекдотов! – еще громче завопил Раимов. – Опять секретные технологии пришельцев на сувениры растаскиваешь? А ну, сдать мне эту дрянь немедленно.
– Так зачем вам дрянь всякая нужна? – побеспокоился о командире есаул. – Будете еще вы со всякой мелочью возиться! Я ее сам завтра быстренько выкину. Фьють, и вы ее уже не увидите. А то воно ж от дряни и дизентерия может случиться...
– Дай сюда, – протянул руку майор, и Пацуку ничего другого, кроме как подчиниться, не осталось.
– Ну вот как вас после этого не отчислить всех сразу? – спрятав в стол инопланетный сувенир, задал майор риторический вопрос. И сам себе на него ответил: – Оказывается, можно. Пока отчислен никто не будет. Вы, все четверо, получаете неделю испытательного срока, – и вскинул вверх руку, предупреждая радостные возгласы. – Но не думайте, что наряды я отменю. Поскольку у нас тут все автоматизировано, и даже дневальный не требуется, я придумал хорошую замену нарядам вне очереди. Отныне одно такое наказание будет означать эквивалент пятикилометрового марш-броска на механической дорожке в спортзале...
– Это что же, товарищ майор, мне сто километров с полной выкладкой накручивать? – возмутился есаул. – Да я лучше... – и сник под строгим взглядом Раимова. – Тогда я лучше помолчу. А то воно ж и у командиров комплексы бывают. Знавал я одного майора, который моему красноречию страшно завидовал. И тут бац...
– Сто десять километров, – спокойно закончил за него Раимов. Пацуку только и осталось, что подтвердить, как хорошо он усвоил новую протяженность дистанции.
– Вот и хорошо. Вижу, что прогресс налицо, – улыбнулся Раимов. – Пойдем дальше. Ко второму вопросу, так сказать. Присутствие на базе Сары Штольц вообще не будем обсуждать. Она такой же агент, как и вы, и относиться к ней прошу соответственно. А если какая-нибудь сволочь надумает с ней шуры- муры крутить, отчислю сразу и без сожаления. Всем все ясно? – бойцы, лишенные нового развлечения, понуро кивнули головами. – А вот по поводу последней операции поговорить придется. Как вы думаете, что именно помешало вам задержать террористов?..
– Ну вы, блин, вопросы задаете, Василий Алибабаевич, – изумился Шныгин. – Сами-то на такое ответить можете?
– Могу. Но здесь я спрашиваю, а отвечаете вы, – сухо проговорил майор. – Итак, повторим сначала. Сейчас вы мне доложите о том, что именно, по вашему мнению, помешало ликвидации банды инопланетных террористов, а потом все вместе будем думать, как эти проблемы решить. Ну а для того, чтобы беседа лучше шла, разрешаю всем сесть...
В среде некоторого, довольно большого количества армейских командиров бытует такой извращенный метод воспитания подчиненных, как заставлять их изрекать вслух прописные истины. Выступит объект воспитания перед своими сослуживцами и скажет, что Земля круглая, вода мокрая, килограмм пуха все-таки легче, чем килограмм чугуна, и всем сразу становится видно, какой он дурак. А если командир еще и поинтересуется с умным видом, естественно, может ли докладчик что-нибудь добавить по этим вопросам, то все понимают, насколько велико превосходство оного офицера над своими подчиненными в умственном развитии, и никто больше не спрашивает, почему в армии командир всегда прав.
Впрочем, Раимов такими подлыми методами не пользовался. Просто майор действительно хотел
