картин на два миллиона, тоже был обязан своей славой подобной рекламной кампании? Кроме картин, в комнате было множество скульптур – на подставочках и столиках. Несколько бронзовых статуэток – обнаженная натура, а в основном абстракции. Карелла подумал, что, наверно, самые непонятные как раз и стоят настоящих денег. С потолка перед раздвижными застекленными дверьми, ведущими на балкон, свисала большая металлическая конструкция – нарочно, что ли, так подвесили, чтобы об нее лбом стукаться?
– Выйдем на воздух? – предложила Джессика.
Она принесла поднос с тремя стаканами холодного чая, в котором плавали ломтики лимона. Темно-янтарный чай, бледно-желтый лимон, белые шорты, майка и сандалии – казалось, все было нарочно подобрано так, чтобы подчеркнуть великолепный загар Джессики, точно так же, как белые стены гостиной подчеркивали колорит картин, висящих на них, и изящество скульптур, витающих в пространстве. Джессика и сама, казалось, не шла, а витала. Она подплыла к раздвижным дверям, подождала, пока Клинг отодвинет одну из створок, провела детективов на балкон и опустила поднос на круглый столик, рядом с которым стояли два шезлонга.
Отсюда раскинувшийся внизу город казался почти раем.
– Ну вот, – сказала Джессика. – Пожалуйста, угощайтесь. Сахар я не положила. Хотите сахару?
– Нет, спасибо, – сказал Карелла.
– Спасибо, не надо, – сказал Клинг.
– Действительно жарко, – вздохнула Джессика, протирая смятой освежающей салфеткой шею и грудь в вырезе майки. – Присаживайтесь, пожалуйста. Я сейчас принесу еще один стул.
Она раздвинула дверь, вернулась в гостиную, вскоре вышла со стулом с прямой спинкой и поставила его у низкой ограды балкона. Детективы по-прежнему стояли.
– Садитесь, – повторила она, указывая на шезлонги.
Оба сели.
– Ну, – сказала она, – так о чем вы хотели поговорить? Вы мне сказали по телефону, что появилась новая информация...
– Да, мисс Герцог, – сказал Карелла. – Сегодня утром я узнал от адвоката вашего бывшего мужа, что он оставил все свое состояние человеку по имени Луи Керн. Более двух миллионов долларов.
– Ну, меня это не удивляет, – сказала Джессика. – Картины его отца, знаете ли, стоят довольно дорого.
– Мисс Герцог, адвокатская контора, которая составляла завещание для мистера Ньюмена, называется «Вебер, Герцог и Ллевеллин».
– И что?
– В этой фирме работает ваш брат.
– И что?
– Мистер Ньюмен изменил свое завещание восемнадцатого июля, за три недели до того, как его нашли мертвым в его квартире на Сильвермайн-Овал.
– И какое отношение это имеет ко мне или моему брату?
– Вы знали, что мистер Ньюмен изменил завещание?
– Нет, конечно!
– Брат вам об этом ничего не говорил?
– Разумеется, нет. Во всяком случае, какое отношение это имеет ко мне? Разве я тоже что-нибудь унаследовала?
– Насколько мне известно, нет. А что, вы что-то унаследовали?
– Нет, конечно.
– Вы знаете Луи Керна?
– Нет. Кто он такой?
– Он владелец картинной галереи. Здесь, в Айсоле.
– Я его не знаю.
– Но вы ведь общались с миром искусства...
– И что?
– ...пока еще были замужем за Джерри?
– Да, общалась.
– Разве вы не знали, что его отец выставлял свои картины в «Галерее Керна»?
– Может, и знала.
– Да или нет?
– Почему я вообще должна отвечать на подобные вопросы? – возмутилась Джессика. – Это что, нацистская Германия?
– Нет, мэм, – сказал Карелла. – Но неужели вам так трудно ответить на простой вопрос относительно картинной галереи?
– Вы хотите сказать, что я знала о завещании Джерри! Вы хотите сказать, что завещание связано с его смертью!
– Я просто спрашиваю, знали ли вы, что ваш свекор выставлял свои картины в «Галерее Керна».
– Нет, вы спрашиваете о том, говорил ли мне брат о завещании Джерри. А я ведь вам уже сказала, что нет. Почему же вы...
– Мисс Герцог, – медленно произнес Карелла, – это не Агата Кристи.
– Что-что?
– Я государственный служащий, у меня работа. Мне вовсе не нравится таскаться по городу в такую жарищу, мне не нравится распутывать отношения между братьями и сестрами, которые могут привести, а могут и не привести к нарушению конфиденциальности. Честно, не нравится. Я бы предпочел загорать тут, на балкончике, и попивать холодный чаек. Но ваш бывший муж умер через три недели после того, как изменил завещание. Если кто-то знал об этом до того, как...
– Я ничего не знала!
– Я вовсе не хочу сказать, что вы имеете отношение к...
– Не имею!
– Но если вы знали о завещании и если вы сообщили об этом человеку, который мог извлечь выгоду из...
– Я незнакома с этим Луи Керном. Я не знала о завещании. Вы что, забыли: это я сказала вам, что Джереми не мог принять таблетки по доброй воле?
– Нет, мисс Герцог, не забыл.
– А теперь вы подозреваете, что я или мой брат имеем отношение к его смерти. Из-за этого завещания. Хотя это именно я пришла к вам, детектив Карелла, сказать, что он не мог покончить жизнь самоубийством, приняв...
– Да, мисс Герцог, я знаю.
– Я не обязана отвечать на ваши вопросы!
– Мисс Герцог...
– Здесь вам не нацистская Германия! – повторила она и вдруг расплакалась.
Для обоих детективов это было полной неожиданностью.
– Не надо было мне к вам приходить вообще, – всхлипнула она. – Я просто думала исполнить свой гражданский долг, а вместо этого...
Она на ощупь нашарила смятую салфетку, засунутую за вырез майки, и принялась вытирать глаза.
– А теперь у всех у нас будут неприятности. Зря я вообще к вам полезла. Нечего было соваться не в свое дело.
– У всех нас? – переспросил Карелла.
– Да! – всхлипнула она, вытирая глаза. – У меня, у Луи, у всех нас...
Детективы переглянулись.
– Вы имеете в виду Луи Керна?
