убийства, пока в лаборатории Гроссмана не получат информацию об оружии, которое было использовано при убийстве; 4) он знал, что отдел установления личности был открыт семь дней в неделю (хотя мэр грозил урезать финансирование), и он надеялся раздобыть фотокарточку Анни Хэлмс, которую мог бы затем показать тому, кого она пырнула, и его жене, которая видела все это, надеясь на положительное установление личности, – этого будет достаточно для ареста.
Вот почему он находился здесь.
Он не сказал Гроссману, почему он здесь, хотя было начал рассказывать... Эта история с треугольником «моряк – жена – бывшая подружка» напомнила ему сцену в спальне, в квартире, где Клинг жил с Огастой, их собственный треугольник, обнаженную Огасту, нелепо прижимающую одеяло к груди, пряча свой стыд и наготу от мужа, ее широко раскрытые зеленые глаза, спутанные волосы, капельки пота на великолепных скулах, ее дрожащие губы. Рука Клинга с пистолетом тоже дрожала. Мужчина, который был рядом с Огастой, – третья сторона треугольника, – был в трусах и тянулся к брюкам, сложенным на стуле. Он был невысокого роста, волосатый, похож на Дженеро, у него были вьющиеся черные волосы, широко раскрытые от ужаса карие глаза, но он не был Дженеро, он был любовником Огасты. Он обернулся от стула со сложенными брюками и только сказал: «Не стреляйте».
И Клинг навел на него пистолет.
– Эй, привет! – услышал он.
Он шел к лифту, склонив голову, глядя в мраморный пол. Он не узнал ее голоса, он даже не понял вначале, что она обращается к нему. Но он поднял глаза, потому что кто-то преградил ему дорогу. Этим «кем-то» была Эйлин Берк.
На ней был простой коричневый костюм с зеленой блузкой. Зеленой – под цвет ее глаз. Длинные рыжие волосы не закрывали лица; она прямо стояла в туфлях-лодочках на высоком каблуке, которые были слегка темнее костюма. У нее была сумка через плечо, и он увидел в сумке дуло пистолета между скомканных салфеток «Клинекс». Фото, забранное в пластиковую карточку-пропуск, прикрепленную к лацкану костюма, изображало также Эйлин Берк, но помоложе, в рыжих кудряшках. Она улыбалась – на фото и сама лично.
– Что ты здесь делаешь? – спросила она. – Никто сюда не приходит в воскресенье.
– Мне нужно фото из отдела установления личности, – ответил он. Казалось, она ждала, что он скажет дальше. – Ну, а ты?
– Я здесь работаю. В особой части штабного дивизиона. Прямо на этом этаже. Заходи на чашку кофе. – Ее улыбка стала шире.
– Нет, спасибо, я тороплюсь, – сказал Клинг, хотя вовсе не спешил.
– Ладно. – Эйлин пожала плечами. – На самом деле я рада, что встретила тебя. В любом случае я собиралась позвонить тебе попозже.
– Да? – спросил Клинг.
– Мне кажется, я потеряла сережку. У вас или в прачечной, где я встречалась с Трусоватым. Если в прачечной, то пиши пропало. Если в комнате детективов или в машине, когда ты меня подвозил вчера...
– Да, – сказал Клинг.
– Это была простенькая золотая сережка, как монетка в двадцать пять центов. Обычная такая сережка, с какой можно пойти в прачечную.
– С какого уха? – спросил он.
– С правого, – сказала она. – А какая разница? То есть она была на правом ухе, но серьги можно вешать на любое ухо, так что...
– Да, верно, – сказал Клинг. Он смотрел на ее правое ухо, или на что-то за ухом, или на что-то еще. Он только не смотрел ей в лицо, стараясь не встретиться с ней взглядом. «Что с ним происходит?» – подумала она.
– Ладно, погляди там, хорошо? – сказала она. – Если найдешь, позвони. Я в особой части, ты знаешь, но я не сижу на месте... Просто передай, что звонил. Если найдешь. – Она поколебалась. – Итак, это
Клинг нажал кнопку лифта.
Тина Вонг бегала трусцой по парку в снежную погоду и, когда вернулась, с удивлением увидела детективов – они ждали ее в вестибюле дома. На ней был серый спортивный костюм «Найк» и вязаная шапочка, но не такая цветастая, какую Мейер получил в подарок от жены. Ее кроссовки были мокрые, так же, как и рейтузы.
– Ax! – сказала она и почему-то оглянулась, будто поставила машину в неположенном месте.
– Извините за беспокойство, мисс Вонг, – сказал Мейер. На нем не было той шапочки, что связала жена и подарила ему на Валентинов день. На нем была мягкая синяя шляпа, в которой вид его был более стильный.
– Мы хотели задать несколько вопросов, – объяснил Карелла. Они ждали в вестибюле около сорока минут. Консьерж в доме Тины предложил им подождать, пока «мисс Вонг набегается».
– Пожалуйста. – Тина указала им на кучу мебели, собранной у искусственного камина. В вестибюле было очень жарко. Лицо Тины раскраснелось от холода и от бега. Она сбросила вязаную шапочку и тряхнула волосами. Все трое сидели на стульях у искусственного камина. Консьерж находился у пульта с другой стороны вестибюля и читал заголовки в утренней газете. Слышался механический шум; детективы не могли угадать, откуда он шел. В вестибюле пахло влажной одеждой. За стеклом входных дверей дул сильный ветер.
– Мисс Вонг, – сказал Карелла, – когда мы говорили с вами вчера, вы помните, мы вас спрашивали, не употребляла ли Салли кокаин?
– Угу, – кивнула Тина.
– И помните, вы сказали нам...
– Я сказала, что, насколько мне известно, не употребляла.
– Означает ли это, что вы никогда не
– Никогда.
– Означает ли это также, что она никогда не говорила с вами об этом?
– Никогда.
–
– Мы были близкими подругами. Нет ничего ужасного в том, чтобы изредка нюхнуть чуток. Думаю, если бы она употребляла кокаин, то сказала бы мне об этом.
– Но она не сказала.
– Нет, не сказала.
– Мисс Вонг, по показаниям Тимоти Мура, Салли Андерсон отправилась на какую-то вечеринку в воскресенье вечером. К кому-то по имени Лонни. Черной танцовщице в шоу.
– Да? – сказала Тина.
– А вы были на той вечеринке?
– Да, была.
– Но мистера Мура там не было.
– Нет, не было. Ему надо было заниматься. Накануне Нового года он принял решение...
– Да, он говорил нам. В тот вечер вы не заметили, чтобы мисс Андерсон нюхала кокаин?