– Не уверен. Кажется, весь забой скота происходит на той стороне реки, в другом штате.
– Все равно, по крайней мере, есть, где поискать.
– Мы нашли также несколько других вещей, – сказал Гроссман.
– Какие же?
– Рыбью чешую.
– Что?
– Рыбью чешую или, по крайней мере, небольшую частичку рыбьей чешуйки.
– На бойне?
– Не очень-то похоже, а?
– Нет. Я снова начинаю склоняться к идее мясного магазина.
– Вот как?
– Точно. Сочетание мясного магазина и рыбного рынка, а почему бы и нет?
– А как же щетинка животного?
– Может, собака? – предположил Клинг.
– Нет, мы так не думаем.
– Но как же тогда этот человек мог подцепить рыбью чешую на бойне?
– А ему не обязательно было цеплять ее на бойне, – сказал Гроссман. – Он мог подцепить ее в любом месте города.
– Это существенно сужает район поиска, – заметил Клинг.
– Представь себе кусочек грязи, состоящий из жира, крови...
– Да, и опилок...
– Верно, он прилип к его ботинку. А теперь представь себе, что он ходит по городу и цепляет дополнительные частички мусора к этому клейкому месиву.
– Месиву?
– Месиву.
– И щетинка животного прилипла к этому месиву, верно?
– Верно.
– И рыбья чешуйка тоже?
– Верно.
– А что еще?
– Порядок, как ты понимаешь, здесь не существенен. Я хочу сказать, что нельзя установить последовательность того, куда он ходил. Мы просто...
– Понимаю, – сказал Клинг.
– Ладно, мы нашли маленькую капельку шпаклевки, малюсенькую пропитанную в креозоте щепочку и несколько металлических крошек, как мы считаем, меди.
– Продолжай.
– А еще мы нашли пылинку арахиса.
– Арахиса, – повторил Клинг механически.
– Верно. И чтобы закончить перечисление, вся эта клейкая масса дряни была пропитана бензином. Твой друг наступил в бензиновую лужу.
Клинг вынул ручку из кармана куртки. Повторяя вслух каждое слово и получая подтверждение от Гроссмана, он записал в свой блокнот:
1 – Жир
2 – Древесные опилки
3 – Кровь (животного)
4 – Щетинка (животного)
5 – Рыбья чешуйка
6 – Шпаклевка
7 – Деревянная щепочка (в креозоте)
8 – Металлические опилки (медь)
9 – Арахис
10 – Бензин
– Так?
– Так, – подтвердил Гроссман.
– Спасибо. Ты мне сегодня целый день испортил.
Когда Клинг вернулся в отдел, там его ждал рисунок полицейского художника. В управлении работали пять художников, а этот конкретный карандашный набросок был сделан детективом Виктором Холдеманом, который учился в Художественной лиге Нью-Йорка, а позднее в Чикагском художественном институте. Каждый из пяти художников до своей специфической работы занимался в управлении чем-то другим: двое работали в патрульной службе в Айсоле, а оставшиеся трое были детективами, соответственно, в Камз-Пойнте, Риверхеде и Маджесте. Бюро идентификации преступников находилось в управлении на Хай-стрит, на несколько этажей выше лаборатории. Но люди, приписанные к сектору художников, работали в студии по адресу: 600, Джессап-стрит.
Достижения их впечатляли. Работая только по словесным описаниям, сделанным зачастую взволнованными и обескураженными свидетелями, за последний год они помогли совершить двадцать восемь опознаний и арестов. За предшествующий год они сделали по словесному описанию шестьдесят восемь рисунков подозреваемых, за которыми последовали четырнадцать арестов. В каждом из этих случаев задержанный имел разительное сходство с рисунком. Детектив Холдеман поговорил со всеми людьми, которые присутствовали в офисе Воллнера в среду днем: описание лица, волос, глаз, носа, рта разыскиваемого сделали Майлс Воллнер, Синди Форрест, Грейс ди Санто и Ронни Фэарчайлд, патрульный полицейский, который все еще находился в больнице. Холдеману потребовалось три с половиной часа, чтобы сделать рисунок. Клингу доставили его в конверте в понедельник утром. Сам рисунок был вставлен в прозрачный целлулоидный пакет. Комментария к рисунку не было, подписи автора – тоже. Клинг вытащил его из конверта и принялся рассматривать.
Энди Паркер, проходя мимо Клинга в туалет, остановился и взглянул на рисунок.
– Кто это?
– Подозреваемый, – сказал Клинг.
– Не шутишь? А я-то думал, что это Кэри Грант.
– Знаешь, что тебе надо сделать, Энди? – спросил Клинг, не глядя на него и убирая рисунок в конверт.
– Что? – спросил Паркер.
– Поступай в полицию. Им нужны комики.
– Ха! – сказал Паркер и ушел в туалет, надеясь провести там полчаса с журналом “Лайф”.
В тот понедельник в сорока милях от полицейского участка и в двадцати пяти милях от города детективы Мейер и Карелла ехали среди утренних осенних сельских пейзажей по направлению к Ларксвью, к дому миссис Стэн Джиффорд.
Всю субботу и часть воскресенья они потратили на то, чтобы допросить добрую часть тех двухсот двенадцати человек, которые присутствовали в тот вечер на студии. Они не верили, что среди них окажется возможный убийца. На самом деле они пытались обнаружить что-нибудь существенное в пользу версии о самоубийстве. Стратегия допроса была проще некуда: у всех, кто хоть как-то был связан с шоу, они выясняли, не видел ли он (или она), как до или в течение эфира Стэн Джиффорд положил хоть что-нибудь себе в рот. Полученные ответы версию о самоубийстве никак не подтверждали. Большинство людей, связанных с шоу, были настолько заняты, что не имели времени следить за тем, кто что положил себе в рот; часть сотрудников вообще в тот день Джиффорда не видела; а те, кто провел с ним хотя бы какое-то время, были совершенно уверены, что не видели, чтобы он клал что-нибудь себе в рот. В беседе с Дейвидом Крэнтцем выяснилось, что по средам Джиффорд откладывал ужин на после шоу, для чего днем плотно обедал. Это полностью разрушало версию о том, что Джиффорд ел еще раз после встречи с женой. Но это же вызвало и новые догадки, для проверки которых Мейер и Карелла и отправились еще раз в
