– Но почувствовали бы вы вину, угрызения совести, стыд?
– Это зависело бы от того, кем бы я его считал.
– Я вас не понимаю.
– Я хочу сказать, что если бы он был ценным человеком, то – да. Но если он, ну... вы понимаете... пустое место, невежественный, глупый крикун, стоит ли особенно мучиться, убив его?
– Он был человеческим существом, Кирби.
– Знаю, сэр. С желаниями, стремлениями и бессмертной душой. Но при данном раскладе этот шутник был бы таким же бесполезным, как плевок на мокром тротуаре, и не более привлекательным на вид.
– Так вы допускаете существование «расклада»?
– А вы, сэр?
– Конечно, да! Опишите мне, кого вы считаете ценным человеком?
– Ну... того, кто не согласен с грубым режимом, сэр, кто пытается вывести народ из той ловушки, в которой мы оказались. Как говорит Сэнди, тот, кто может дать любовь без меры.
– Считаете ли вы вашу четверку ценными людьми, Кирби?
– Боюсь показаться невежливым, но это глупый вопрос.
– По-моему, вы не считаете себя ценным...
– От нас столько же прока, сколько от этого Вечера.
– Но вы все же чувствуете себя вправе судить его?
– Кто его судит? Он был пустым местом. Таких, как он, двадцать миллионов, так что их даже не отличить друг от друга.
– Кирби, я пытаюсь нащупать контакт, найти точки соприкосновения, чтобы мы могли все прояснить.
– Понимаю, сэр, но у нас это никогда не получится.
– Что вы имеете в виду?
– Трубы забиты, семантика плоха. Возьмем какой-нибудь предмет, карандаш, например, или автомобиль, и мы отлично сможем понять друг друга. Но когда вы обратитесь к любви, вине, ненависти, мы просто не сможем прийти к общему мнению. Одни и те же слова имеют для нас разный смысл. Я дважды прошел через то, что случилось в Мексике. Вы никогда не сможете понять этого.
– Не вижу связи.
– Если бы вы могли понять всю значимость того, что произошло со мной в Мексике, вы бы сумели понять и все остальное.
– Я объяснил, как я собираюсь защищать вас.
– Да, сэр. То, что мы как бы подстегивали друг друга... возбуждали друг друга. Вы хотите представить нашу встречу, все происшедшее чистой случайностью. Думаете, это сработает, сэр?
– Иного способа я не вижу.
– О'кей. Если бы я был один, я, может быть, не смог бы убить этого продавца. Глупый ответ на глупый вопрос, сэр. Надеюсь, он вам поможет в защите.
– Моя цель – помочь вам, Кирби.
– Я тоже стараюсь помочь вам, сэр. Я с вами все время.
Вот как это было. Сначала я думал, что смогу выставить Стассена для дачи показаний, но потом понял, что прокурор разорвет его в клочья. Он сумеет опрокинуть, смять Кирби. Не уверен, что ему удастся поколебать равновесие Стассена, но он бы сделал из Кирби чудовище.
Я использовал это слово, не подумав. Чудовище? Если он действительно чудовище, то ведь мы создали его. Он наш сын. Наши педагоги и психолога твердили, что мы должны многое разрешать ему, чтобы он мог свободно выразить себя. Если он выбрасывает весь песок из песочницы, значит, таким путем он снимает скрытое напряжение. Мы лишили его незыблемости границ – что правильно, а что нет. Мы испортили его полуразжеванными кусочками Фрейда, в чьем учении отсутствуют понятия нравственного и безнравственного, а есть лишь понятия ошибки и понимания. Мы позволили скользким людям в высоких сферах оставаться безнаказанными после аморальных поступков, и мальчик слышал, как мы посмеиваемся над этим. Мы называли поиски удовольствий благородным занятием и настаивали на том, чтобы учителя превращали учебу в развлечение. Мы проповедовали социальное приспособление, безопасность вместо вызова. Мы отбросили вековые сексуальные и социальные табу и подменили свободу вседозволенностью. В конце концов мы отравили его костный мозг стронцием-90, велели ему выжить любой ценой и сложили руки в наивной уверенности, что он станет мужчиной. Почему же мы ужасаемся, видя во взрослом человеке качества избалованного ребенка – эгоизм, жестокость, пустоту?
Вальтер и Эрнестина Стассены никогда не смогут отождествить образ своего любимого сына и эту непроницаемую личность. Противоречие убьет их.
Я думаю, что похожую ошибку совершила и Хелен Вистер, попав в руки опасной четверки. Умная девушка, несомненно, увидела опасность, исходящую от Голдена, Козловой и Эрнандеса. В отчаянии она, естественно, обратилась к Кирби Стассену, почувствовав духовное родство и надеясь на защиту. Он должен был казаться ей единственным спасением в кошмарной ситуации: такой же парень, что и те, с которыми она встречалась.
Интересно, когда она догадалась об этой самой серьезной ошибке в своей жизни?
Как жаль, что Даллес Кемп опоздал на какие-то несколько минут и не застал Хелен Вистер и Арнольда Крауна у бензоколонки.
Глава 5
Расставшись с Хелен на закате той июльской субботы, Даллас Кемп возвратился в свой домик – там были его холостяцкое жилье и контора. Его распирало от праведного гнева. Он знал, что разговаривал с Хелен не лучшим образом, но это не давало ей права вести себя так глупо по отношению к этому болвану Арнольду Крауну.
Кемп был высоким, стройным мужчиной двадцати шести лет, смуглым, с черной шевелюрой и преждевременными мешками под глазами. Хороший архитектор и большой труженик, он получил после учебы маленькое наследство, на свой страд и риск открыл в родном городке контору. Родители-пенсионеры переехали в штат Флорида, а старшая сестра жила в Денвере с мужем и двумя маленькими детьми.
Первые полтора года оказались самыми трудными и беспокойными. Теперь, на третий год самостоятельной работы, Даллас знал, что добился успеха. У него работали чертежник и секретарша – неполный день. Даллас Кемп превратился в модного архитектора. Его проекты выполнялись на самом высоком уровне, а два последних получили призы на конкурсах. Наблюдательный и сообразительный, он знал, как сделать дом удобным для человеческого обитания.
Всего несколько месяцев назад женитьба казалась ему чем-то далеким и туманным. Он с головой ушел в работу, так что мысли о девушках его не одолевали, и ему удавалось ловко отклонять частые и иногда шокирующие предложения жен его клиентов. Когда желания побеждали, он утолял этот голод вдали от Монро, где жила искренне преданная ему женщина, с которой они учились в школе и которая начинала блестящую карьеру промышленного дизайнера.
Дал говорил себе, что, когда ему исполнится тридцать два, он займется поисками жены. Он и сам не знал, почему выбрал именно этот возраст. Не знал он и того, что Хелен Вистер нарушит его расписание.
Они познакомились на вечеринке у одного из клиентов Кемпа. Если бы Даллас знал, что там будет так много гостей, он бы не пошел. На больших вечерах всегда оказывались люди достаточно компетентные, чтобы, выпив, критиковать современную архитектуру. Впрочем, и с другими профессиями так же. На любом большом вечере он был абсолютно уверен, что встретит несколько пьяных критиков, не желающих жить в современных Домах. Эти люди считали, что Даллас Кемп будет очень польщен тем, что они, с их высоким художественным вкусом, обращаются к нему. Считалось также, что он должен спорить и защищаться. Однако всесокрушающая банальность их заявлений о созидательном творчестве, в котором они абсолютно
