придется трудиться. В тепле, в дали от яйцеклеток, дремлет сперма, не зная о своей и моей неминуемой гибели. В чем ее вина? Разве можно быть уверенным, что из нее не появился бы на свет Божий гений?
В каком-то ином, более разумном и справедливом мире, эти невинные органы были бы спасены. Там, я думаю, существуют искусно направляемые потоки электронов, опытные доктора. Вина, личность, память – все это уничтожается. Но невинное тело спасают, и новая личность, новая память встраиваются в мозг.
Очень ясно осознаю еще одно чувство, привычное для всех осужденных. Это особый род тоски по тому, что я уже никогда не сделаю, настоящая ностальгия по будущему, словно я могу вспомнить, что значит быть старым и смотреть на луну, держать на коленях детей, целовать жену, с которой никогда не встречался. Эта печаль внутри меня. Я хочу извиниться перед женой, хочу объяснить что-то детям. Мне жаль. Я никогда не приду к вам, меня остановят по пути.
Вчера я порвал страницы, на которых записал обобщенную характеристику человечества. Я ничего не знаю о людях, кроме того, что ЗАВТРА они убьют меня.
Я могу сказать несколько очень простых фраз, которые, уверен, правильны. Никто, ни один человек не может себя познать. Ни один человек не может определить или открыть цель своего существования, но только нелюбопытные, глупые люди не думают об этом.
И вот еще что. Мы все, каждый из нас, находимся очень близко от чего-то странного, темного – каждый день и всю жизнь. Никто не может угадать, когда какая-то малость, случайность могут слегка изменить человека, и он обнаружит, что его вынесло из привычного и тащит навстречу неизвестности, которая поглотит его.
В ту давнюю ночь Сэнди осторожно проехал через Монро. Снова гнать он начал только после поворота на 813-е шоссе. Было приятно мчаться на большой скорости. Я хотел, чтобы между мной и Кэти стало как можно больше пространства и времени. И еще отъехать подальше от продавца и всего прочего.
Мир продолжал меняться все быстрее, двигаясь к какому-то неизвестному нам концу. Я старался не думать ни о прошлом, ни о будущем, а сконцентрироваться только на настоящем. Бессмысленно думать о возвращении в нормальную жизнь. Я выпросил у Сэнди побольше таблеток. Они уносят туда, где не происходит ничего плохого. Примерно то же бывает в ранней юности после трех банок пива, когда вы и ваши пятнадцатилетние друзья мчитесь ночью с пляжа домой.
Как только Сэнди затормозил перед белым светом фар стоящего на обочине автомобиля, словно поднялся занавес театральной сцены под открытым небом.
Сначала парень думал, что мы собираемся ему помочь, и мы, может, даже помогли бы, если бы он вел себя по-другому. У нас не существовало никакого плана. Происшедшее оказалось импровизацией. Крепкий и сильный парень очень беспокоился за девушку. Он повел себя неправильно, и через некоторое время, как только у них с Шаком завязалась драка, я знал, что мы убьем его.
Когда я влез в драку, он ударил меня в ухо так сильно, что небо закружилось, а колени ослабли. Как здорово, что он сделал это! Удар вызвал во мне всплеск ярости и обеспечил некоторое самооправдание. Я участвовал в убийстве, моя личность растворилась в группе. Словно проснувшись, я увидел, как Нан вонзает в него нож. Я словно заглянул на самое дно ада. Кровь на ее кулаке и запястье казалась черной. Я ногой столкнул тело парня в канаву, чтобы он был подальше от нее. Нан вся дрожала.
Девушка, которая была с убитым парнем, выглядела ошеломленной и покорной. В свете фар я увидел шишку у нее на голове, спутанные и запачканные кровью белокурые волосы.
– Маленькая леди вытащила счастливый номер и выиграла путешествие пол луной. Отведите ее к машине, – приказал Сэнди.
Мы посадили девушку на заднее сиденье между мной и Нан. На переднем сиденье Шак, пригнувшись, считал при свете лампочек приборного щитка деньги убитого парня.
– Мы разбогатели! – прокаркал Сэнди, когда Шак назвал сумму. У меня дрожали колени. От удара разболелась голова. Костяшки пальцев правой руки распухли и тоже болели.
– Одним болваном на свете меньше! – объявил Сэнди.
– Я думал, что ты любишь их всех, – сказал я.
– Люблю, люблю, дорогой мальчик. Бог их тоже любит, поэтому и наделал так много. Нан, дорогая, повернись и посмотри в то черное окно. За нашей новой подругой кто-нибудь может приехать. Я хочу подальше уехать. Промычи, если увидишь свет фар, Нано.
– Какого черта мы берем ее с собой? – возмутилась Нан.
– Рыцарство, дорогая, старомодное, благородное рыцарство. У нее нет ни средств передвижения, ни кавалера. Что я еще мог сделать?
– Нам нужно больше женщин, – заявил Шак. В этот момент девушка заговорила.
– Пожалуйста, я хочу домой, – вежливо сказала она очень тихим, чистым детским голосом. Я слышал такой голос раньше. Это было на вечеринке, где один из гипнотезеров-любителей обнаружил, что моя девушка хорошо поддается внушению, и перенес ее в прошлое, кажется, в третий класс. Она говорила таким же детским голосом.
Навстречу нам проехала машина, и я разглядел в свете фар лицо девушки. Блондинка вежливо и серьезно смотрела на меня, но мне показалось, что она вот-вот расплачется.
– Как тебя зовут, дорогая? – спросил я ее.
– Хелен Вистер.
– Сколько тебе лет, Хелен?
– Что?
– Сколько тебе лет?
– Мне... почти девять.
Сэнди заржал, а Шак пошутил:
– Это самая здоровая девятилетняя девка, которую я когда-либо...
– Заткнись! – велел я им. – От удара по голове иногда случается сильная амнезия.
– У меня болит голова, и я хочу домой, пожалуйста, – сказала Хелен.
– Странно, – объявила Нан.
– Сэнди, она могла получить сильную травму головы, – сказал я.
– Ах, какая досада! – усмехнулся Голден.
– Черт, какой тебе от нее толк? Мы могли бы оставить ее в одном из маленьких городков.
– Очень интересно, – насмешливо сказал Сэнди. – Начинается процесс расслоения общества. Она пришла из другого класса, и он сразу это признал. Неожиданно у него появилась сестра. Что она сделала, Кирби? Пронзила твое сердце?
– Ладно, как ты собираешься с ней поступить?
– Я расскажу тебе, добрый самаритянин. Мы возьмем ее с собой. Если ей станет хуже, выбросим, но не в городе. Если ей не станет хуже или она поправится, мы с ней позабавимся. Правильно, Шак?
– Позабавимся, Сэнди. Ты настоящий босс, – восторженно отозвался Эрнандес.
– Пожалуйста, отвезите меня домой! – взмолилась Хелен.
– Мы везем тебя домой, дорогая, – сказал я. – Но это далеко.
– Далеко?
– О, мы будем ехать долго, много часов. Почему бы тебе не вздремнуть, Хелен? – Я обнял ее и положил голову себе на плечо.
– Иисус Христос! – воскликнула Нан.
– Ревнуешь? – поинтересовался Сэнди.
– К этой полинялой чокнутой блондинке? Черт, нет, конечно! Женщина-ребенок устроилась поудобнее. Она несколько раз тяжело вздохнула и быстро, как маленькая, заснула. Мы мчались сквозь ночь, и Сэнди напевал:
– Фи фай фидлли-я-ох, фи фай фиддли-я-ох, ox, ox, ox, ox.
Мы попали в ловушку. Мы были обречены быть вместе как жертвы наводнения, плывущие на обломках крыши. То, что случится, произойдет со всеми нами.
Девушка спала. От ее влажного дыхания моей шее стало мокро. В ответ на ее беспомощность во мне что-то дрогнуло, и в то же время она вызывала раздражение. Я повидал очень много этих живых и
