стеллажу для труб и начал выкручивать ей руку — он уже знал, с кем борется. Волчий оскал вновь появился на его лице. Все это время он не сводил с меня своих угольно-черных глаз и держал на прицеле.
Они боролись секунд пять, может, десять. Страх и отчаяние придали Мери силы, которых она не нашла бы в себе в обычной обстановке, но Ларри тоже был в отчаянии, и у него было больше сил. Мери полузадушенно закричала от боли и упала — сначала на колени, а потом завалилась на бок.
Помогая себе левой ногой, я начал незаметно вытаскивать правую ногу из ботинка.
— Подойди сюда, коп, — холодно позвал Ларри. — Подойди сюда или еще немного, и я выверну твоей подруге кисть — тогда тебе придется помахать ей ручкой.
И он сделал бы это, потому что теперь понимал: девушку все равно придется убить — она слишком много знала.
Я сделал два шага вперед. Ботинок я почти уже снял. Он ткнул ствол кольта мне в зубы, один зуб сломался, и я почувствовал во рту соленый вкус крови из разбитой верхней губы. Я отвернул голову, сплюнул кровь, но он засунул мне пистолет еще глубже в рот.
— Боишься, коп? — тихо спросил он. Но я услышал его, несмотря на рев ветра. Может, и правда: у людей, которые вот-вот умрут, сверх обостряется восприятие. А я вот-вот умру.
Я действительно боялся, боялся, как никогда раньше. Плечо начало болеть, и сильно; ствол этого проклятого пистолета в моем горле вызывал волны тошноты. Я отвел правую ногу подальше назад, стараясь не потерять равновесия.
— Ты не можешь сделать этого, Ларри, — прохрипел я. Ствол больно давил на гортань, мушка рвала щеку. — Убьешь меня, и они никогда не достанут сокровища.
— Мне смешно. Слышишь, коп, мне смешно. Мне все равно ничего из него не досталось бы. «Ширяле» Ларри никогда ничего не достается. Белый порошок — это все, что дает мой старик своему горячо любимому сыну.
— Вайленд? — Я давно уже знал это.
— Мой отец, черт бы его побрал. — Вытащив пистолет из моего рта, он упер его мне в живот. — Прощай, коп.
Я уже выбросил вперед правую ногу, но Ларри не видел этого. — Я передам ему твое «прощай», — сказал я. Ботинок в это время ударился о стену кабинки.
Ларри дернул головой посмотреть через плечо на новый источник угрозы.
На долю секунды его левая челюсть открылась для удара. И я ударил. Ударил его так, как будто он был искусственным спутником Земли, и мне надо было вывести его на окололунную орбиту. Ударил его так, как будто от этого зависела жизнь всех людей на Земле. Ударил его так, как никогда еще никого не бил, и знал, что больше никого не смогу так ударить.
Раздался глухой хруст, и кольт упал на решетку у моих ног. Ларри постоял две или три секунды, а затем невероятно медленно, но с бесповоротностью падающей заводской трубы, упал вниз.
Не было ни душераздирающего крика, ни раскидывания рук и ног при падении на стальную палубу в ста футах ниже: я свернул ему шею еще до того, как он начал падать.
Глава 11
Ровно через восемь минут после смерти Ларри и точно через двадцать минут после того, как я оставил Кеннеди и Ройала в кабинете, я вернулся и торопливо постучал в дверь условным стуком. Дверь открылась, и я быстро вошел внутрь. Кеннеди моментально запер дверь, а я посмотрел на Ройала, распластавшегося на полу без сознания.
— Как самочувствие пациента? — поинтересовался я, прерывисто дыша напряжение последних двадцати минут и то, что я бежал весь обратный путь, не способствовало сохранению ровного дыхания.
— Отдыхает, — усмехнулся Кеннеди. — Мне пришлось дать ему успокоительного еще раз. — Тут его глаза остановились на мне, и улыбка медленно сползла с его лица, когда он сначала увидел кровь, которая текла из моей губы, а затем — дыру в штормовке.
— Плохо выглядишь. И ранен. Проблемы?
Я кивнул.
— Но теперь все в порядке, я обо всем позаботился. — Я старался как можно быстрее снять штормовку, и процесс этот мне совсем не нравился. — Я связался с ними по радио. Все идет хорошо. Пока, по крайней мере.
— Прекрасно, просто замечательно. — Слова у Кеннеди вылетали автоматически: его радовали мои слова, но ему совсем не нравился мой вид.
Осторожно и бережно он помог мне снять штормовку и вдруг испуганно охнул, увидев сквозь разорванную рубашку пропитавшиеся кровью марлевые тампоны, которыми Мери заткнула рану с обеих сторон, когда, спустившись с технической площадки, мы на минуту зашли в радиорубку. Пуля прошла навылет, не задев кости, но вырвала половину дельтовидной мышцы. — Боже мой! Это должно сильно болеть.
— Не очень. — Но рана болела сильно: словно пара маленьких человечков, работавших сдельно, двуручной пилой пилили плечо так, будто от этого зависела их жизнь. Рот болел не меньше — сломанный зуб оставил обнаженным нерв, который каждые две секунды заставлял мое лицо дергаться от невыносимой боли, отдававшей в голову. В обычных условиях от всего этого я полез бы на стену, по сегодня день не был обычным.
— Ты не можешь работать в таком состоянии, — настойчивым тоном сказал Кеннеди. — Ты истекаешь кровью и...
— Заметно, что мне врезали по зубам? — внезапно спросил я.
Он подошел к раковине, намочил носовой платок и стер кровь с моего лица.
— Думаю, что нет, — задумчиво произнес он. — Завтра губа будет в два раза толще, но в ближайшее время она не распухнет. — Он невесело улыбнулся. — И до тех пор, пока рана в плече не заставит тебя захохотать, никто не увидит, что зуб сломан.
— Отлично. Это то, что мне надо. Ты же понимаешь, что я должен был сделать это. — Я стаскивал резиновые сапоги и вынужден был поправить пистолет за поясом. Кеннеди, начавший натягивать штормовку, увидел его.
— Ларри?
Я кивнул.
— Это он тебя так отделал? Снова кивок.
— И что с ним?
— Там, куда он отправился, героин ему больше не потребуется. Болезненно морщась, я влезал в пальто, более чем когда-либо довольный, что оставил его здесь. — Я свернул ему шею.
Кеннеди посмотрел на меня долгим задумчивым взглядом.
— Не слишком ли жестоко, Толбот?
— Посмотрел бы я на тебя, — ответил я мрачно. — Он заставил Мери стоять на коленях на технической площадке в ста футах над палубой и предложил ей спуститься без помощи лестницы.
Он перестал застегивать последнюю пуговицу штормовки, двумя быстрыми шагами пересек комнату и схватил меня за плечо, но тут же отпустил, когда я вскрикнул от боли.
— Извини, Толбот, чертовски глупо с моей стороны. — Его лицо не было таким смуглым, как обычно, а в глазах билась тревога. — Как... С ней все в порядке?
— Она в порядке, — ответил я устало, — будет здесь через десять минут, и ты убедишься в этом сам. Тебе лучше уйти, Кеннеди. Они могут вернуться в любую минуту.
— Это верно, — пробормотал он. — Полчаса, сказал генерал, а они почти истекли. Ты уверен, что с ней все в порядке?
— Уверен, уверен, — ответил я раздраженно и моментально пожалел об этом. Этого человека я должен был очень любить. Я, усмехнулся. — Никогда еще не встречал шофера, так беспокоящегося о своем
