себя три темных силуэта. Тонкие голоса подростков выводили песню:
Жизнь моя — блуждание в потемках.
Я заблудился, только что родившись.
«Юнцы, — подумал Скотт, — поют, растут и принимают это как должное». Он с черной завистью смотрел на них.
— Эй, да я вижу, там малыш какой-то, — сказал один из юнцов.
Поначалу Скотт не понял, что речь идет о нем. А когда понял, от волнения плотно сжал губы.
— Интересно, чего он там делает?
— Можа, он...
Остальное Скотт не расслышал, но по взрыву гогота догадался о том, что было сказано шепотом. Не без труда он сполз со скамейки и двинулся обратно к асфальтовой дорожке.
— Эй, да он уходит, — сказал один из ребят.
— Может, повеселимся немножко? — предложил второй.
Скотт сильно испугался, но гордость не позволила ему броситься наутек и он продолжал идти ровным шагом. Топот ног юнцов позади сделался громче.
— Эй, куда идешь, малыш? — спросил один из них. — Ишь, раскочегарился, как на пожар.
Все трое прыснули со смеху. Скотт дрогнул и ускорил шаг. Парни тоже пошли быстрее.
— Похоже, мы малому не нравимся, — хмыкнул один.
— Ну, это нехорошо, — добавил второй.
Скотту стало страшно. Он чувствовал, что внутри у него вот-вот что-то оборвется. Броситься бежать? Нет, только не от троих юнцов! Каким бы маленьким он ни был, улепетывать от таких преследователей Скотт не станет. Ступив на склон, который вел к асфальтовой дорожке, Скотт быстро оглянулся. Парни нагоняли его. Он видел огоньки их сигарет, похожие на подрагивающих в воздухе светлячков.
Скотт еще не дошел до дорожки, когда один из парней схватил его за руку и потянул назад.
— Отпусти, — процедил Скотт.
— Эй, малыш, куда идешь? — спросил тот, что держал его за руку. Голос у него был нахальный, с потугой на фамильярность.
— Я иду домой, — ответил Скотт.
На вид наглецу было лет пятнадцать-шестнадцать. На голове у него сидела бейсбольная кепка. Скотту не было нужды смотреть на лицо парня, он почти угадывал его: худое, неприятное, прыщавое; из угла маленького, почти безгубого рта свисала сигарета.
— Малыш говорит, что идет домой, — сообщил парень.
— Неужто? — переспросил другой.
— Ого-го, — протянул третий. — Это что-то.
Скотт попытался пройти, растолкав парней, но нахал в кепке оттащил его назад в кружок.
— Малыш, ты лучше этого не делай, — сказал он.
— Нам не нравятся шустрые малыши — правда, ребя?
— Не-а, не нравятся. Да он такой неопытный. Нам такие не нравятся.
— Отпустите меня, — проговорил Скотт, и его неприятно поразила дрожь в собственном голосе.
Парень в кепке отпустил его руку, но круг не разомкнулся.
— Познакомься с моими приятелями, — ухмыльнулся наглец.
Лица его не было видно. В мерцании огонька сигареты Скотт увидел лишь бледную щеку да блестящие глаза.
К нему наклонилась черная, сливающаяся с темнотой фигура.
— Это Тони. Скажи ему «здрасте».
— Мне надо домой, — сказал Скотт, подавшись вперед.
Парень толкнул его в грудь.
— Э, да ты непонятливый, малыш. Ребя, малыш плохо понимает, — он старался говорить ласково, авторитетно.
— Малыш, ты чё, не понимаешь? — спросил другой парень. — Это забавно, а?Малышу надо бы быть попонятливее.
— Ты дурак забавный. А теперь...
— Эге-ге. Малыш считает нас дураками забавными, — вновь вмешался парень в кепке. Игривого тона в его голосе как не бывало. — Слышите, ребя? Нас!
— Покажем ему, как мы любим забавляться.
Скотт почувствовал холод внизу живота. Не в состоянии побороть страх, он окинул взглядом парней.
— Послушайте, меня ждет мама, — сказал он, вздрогнув от звука собственного голоса.
— Хо-хо-хо, — протянул парень в кепке. — Мама ждет. Бог ты мой, во досада, а, ребя?
— Я сейчас расплачусь, — сказал другой. — Ой, мамочки, ой, я уже плачу. — И он злобно захихикал.
Третий парень заржал и игриво ткнул своего дружка кулаком в плечо.
— Живешь недалеко, малыш? — спросил наглец в кепке и выпустил дым Скотту прямо в лицо, отчего тот закашлялся. — Эге, да малыш кха-кхакает, — произнес парень, пытаясь передразнить Скотта, — задыхается и кха-кает. Во досада-то.
Скотт попытался еще раз протиснуться между парнями, но его уже грубее, чем в первый раз, опять отпихнули назад.
— Не делай этого, — вновь добрым и дружелюбным тоном предупредил парень в кепке.
— Нам вовсе не хочется обижать тебя, малыш. Правда, ребя?
— Не-а, конечно, нам не хочется, — поддержал другой.
— Эй, давайте посмотрим, нет ли у него каких деньжат при себе, — предложил третий.
Скотт почувствовал сильное напряжение внутри, вызванное одновременно и гневом и детским страхом. Гнев доставлял ему теперь еще больше неприятностей, чем прежде. Болезнь сделала Скотта меньше и слабее, лишила сил излить охвативший все его существо гнев.
— Да-а, — произнес парень в кепке. — Ага. А у тебя есть шуршащие, малыш?
— Нет, — ответил Скотт раздраженно.
И ахнул, потому что парень неожиданно ударил его по руке.
— Не говори со мной так, малыш. Не люблю шустрых.
Страх опять стал сильнее гнева. Скотт понял, что ему надо вести себя иначе, чтобы выпутаться из опасной ситуации.
— У меня нет никаких денег. — Шея у него начала затекать от того, что, глядя на парней, он все время стоял с задранной головой. — Мне мама денег не дает.
Парень в кепке повернулся к своим дружкам.
— Малыш говорит, что мама ему совсем денег не дает.
— Подлая сука! — выругался другой.
— Да я ее по дешевке... — сказал третий, резко задвигав взад-вперед бедрами.
Парни громко рассмеялись.
Наглец в кепке похлопал Скотта по плечу.
— Эй, слышь, малыш, скажи своей мамаше, что Топи ее по дешевке того-самого.
— По дешевке? Это... бесплатно, — сказал Тони, и его веселость потонула в приступе неожиданной похоти. — Эй, малыш, у нее большие трусы?
Их хриплый гогот замолк, потому что Скотт кинулся между двоими из них. Но парень в кепке опять схватил его за руку и, резко развернув, дал пощечину.
— Говорил же: не делай этого, — прорычал он.
— С-сукин... — закричал от злобы Скотт, сплевывая кровь.
Последнее слово захлебнулось в рыке, с которым Скотт ткнул парня в живот.
— Гад, — завопил в ярости тот и ударил Скотта по лицу кулаком.
