Я на это ничего не сказал Малинину, потому что в его словах, безусловно, была доля правды.
— И вообще, Баранкин, — продолжал Костя, — трутни это ведь вроде муравьёв, только с крыльями, а нам с тобой крылья ни к чему, мы с тобой налетались уж на этих крыльях. Давай уж лучше уползём от всего на свете под землю, в муравейник. Уж там, под землёй, мы с тобой никого не встретим — ни юннатов, ни отличников, ни кошек, ни воробьёв…
— Очень ты спрячешься в муравейнике, — налетел я на Малинина; его глупые рассуждения меня просто разозлили. — Ты что, не знаешь, что ли, что муравьи — это самые, самые трудящиеся насекомые на всём свете? И что их каждый день заставляет работать… этот, как его, инстинкт?
— Почему не знаю! — стал оправдываться Малинин. — Очень даже знаю, что муравьи трудящиеся. Но ведь сегодня выходной день!
Такое заявление со стороны Кости Малинина для меня было совершенно неожиданным.
— Ну и что, что выходной? — опешил я.
— А в выходной они, наверное, не работают!
— Значит, по-твоему, в выходной день инстинкт на муравьёв не действует, что ли?
— Знаешь, Баранкин! — сказал Малинин убеждённым голосом. — Я вообще считаю, что никакого инстинкта нет.
— Как — нет? — снова опешил я. — Нам же его преподают в школе?
— Ну и что что преподают?.. Просто этот инстинкт все учителя придумали, чтобы нам вопросы задавать на уроках! Соображаешь?
Когда Малинин мне все это высказал, я сразу же стал соображать: а может быть, действительно Костя прав и никакого инстинкта у муравьёв вообще нет, а выходной день, наоборот, есть… А если выходной день у муравьёв есть, тогда нет ничего страшного в том, что мы превратились не в трутней, а в мурашей… Конечно, у муравьёв есть выходной день!.. А может быть, всё-таки нет? Я попробовал представить себе жизнь без выходных дней и не смог. Ещё я вспомнил беседу, которую в школе проводил с нами доктор. Беседа была о том, что надо обязательно отдыхать каждый выходной день. Если людям надо отдыхать каждое воскресенье, то муравьям тем более: они ведь такие маленькие и слабенькие. Нет! Конечно, у муравьёв должен быть выходной день, и он у них, конечно, есть! А если выходной день есть, тогда, пожалуй, всё в порядке. И можно не вешать нос, то есть усы, и можно бежать в муравейник и занять там какую-нибудь отдельную комнату, и начать ходить там на голове, и вообще делать всё, что только тебе вздумается. Здорово я развеселился от этих мыслей.
— Малинин! — сказал я, спрыгивая с ветки на землю. — Сейчас мы разыщем с тобой муравейник, займём отдельную комнату, запрёмся, закроем дверь на замок и…
— У них же нет, наверное, дверей и замков в комнатах, — усомнился Костя.
— Неважно! — сказал я, развеселившись ещё больше. — Важно, что комнаты есть, а уж загородиться чем-нибудь от всего на свете мы сумеем! Мы с тобой бабочки учёные и воробьи стреляные, нас теперь на мякине не проведёшь!
Я побежал по земле и на радостях ударил лапой попавшееся мне на пути круглое семечко, напоминавшее по форме футбольный мяч.
Костя Малинин принял мою передачу и отпасовал семечко обратно. Только здесь, на земле, я разглядел хорошенько Костю-муравья. Он весь блестел так, словно его начистили сапожным кремом, и талия у него была очень смешная — тонюсенькая-пре-тонюсенькая, как у девчонки, и ног было сразу шесть штук. «Очень это здорово, что у муравья шесть ног, — подумал я, — в футбол удобно играть. Особенно бить по воротам со всех шести ног. И в воротах стоять тоже удобно: на двух ногах стоишь, четырьмя ловишь мяч…»
В доказательство своей мысли я подпрыгнул в воздухе и ловко принял на грудь семечко-мяч всеми четырьмя лапами сразу. В обнимку с мячом я упал на землю и покатился, громко смеясь от удовольствия.
— Куча мала! — крикнул Костя Малинин и повалился на меня.
Мы уж совсем начали было кувыркаться, но тут я заметил, что из леса, то есть из травы, навстречу нам вышло человек шесть муравьёв. Я, конечно, очень обрадовался. Вскочил.
— Здорово, ребята! — крикнул я муравьям, поднимая в знак приветствия все четыре лапы. Потом я ударил по мячу ногой и сказал:
— Может, по случаю выходного в футбол сыграем, ребята?.. Вас сколько человек? Шесть? И нас двое! Как раз! Разделимся на две команды по четыре! Чур, я — центр нападения!
Настоящие муравьи как-то странно посмотрели на меня, похлопали друг друга усиками, пошептались между собой, дали задний ход и тихо скрылись в зарослях травы.
Мы с Костей побежали их догонять, но в соседнем лесу, то есть в траве, уже никого не было, зато совсем рядом внизу, под пригорком, мы обнаружили дорожку, по которой шло самое оживлённое муравьиное движение.
Муравьи сновали взад и вперёд. Одни из тех, что были поменьше ростом, несли на себе комочки земли, палочки, листики, хвойные иголки. Другие муравьи, широкоплечие, с большими головами и огромными челюстями, волокли гусениц, мёртвых мух и жуков…
— Что это они, Малинин? — спросил я Малинина, насторожившись. — Работают, что ли?
— Да что ты, Баранкин, — ответил Малинин, — это они гуляют по своей главной улице.
— Как — гуляют? — спросил я недоверчиво.
— Так, гуляют. Сегодня же воскресенье!
— А зачем же они тащат на себе всякие бревна и камни, если сегодня воскресенье?.. Малинин промолчал.
— А по-моему, они не гуляют, а работают…
— Ну что ты, Баранкин, — возмутился Малинин, — какая же работа может быть в выходной день?
— А бревна на плечах? — спросил я Малинина.
— А бревна… — ответил Малинин. — А бревна… это у них так принято гулять с брёвнами на плечах!
— Принято? — переспросил я, потом протёр глаза лапами, уставился повнимательней на муравьёв, и сердце у меня заныло от какого-то очень нехорошего предчувствия.
Это ощущение возникло у меня и от того, что я увидел, и ещё от фразы Малинина, которую он произнёс, глядя на муравейник.
— Знаешь что, Баранкин, — сказал Костя, — давай лучше не пойдём в муравейник, давай лучше гулять одни, где-нибудь там… — И Костя махнул лапой в сторону, совершенно противоположную от муравейника.
Собственно говоря, я это и сам хотел предложить Косте, просто он немного опередил меня с этим предложением, поэтому я, не колеблясь ни секунды, сказал:
— Давай, Малинин, давай! Включай, Малинин, задний ход.
«Пока не поздно», — хотел добавить я, но промолчал.
Мы хотели попятиться прочь от муравейника, но здесь с нами обоими случилась непонятная вещь: вместо того чтобы пятиться назад, мы стали пятиться вперёд, прямо по направлению к муравейнику. Я ясно чувствовал, что я делаю это вопреки своему желанию, чувствовал и понимал, но ничего не мог с собой сделать, потому что какая-то неведомая сила медленно, шаг за шагом, стала приближать нас с Костей к муравейнику.
СОБЫТИЕ ДВАДЦАТЬ ВОСЬМОЕ
Мы ремонтируем муравейник
Медленно, нехотя, вопреки своему желанию мы продолжали с Костей приближаться к снующим
