истошному визгу и лаю, сопровождающим каждый его выстрел.
Добежав до дороги, она толкнула мальчонку в сани и укрыла его с головой тулупом.
В этот момент собаки настигли деда у обочины, и он, яростно матерясь, принялся отбиваться от них прикладом карабина.
Людмила подхватила лежащую на дне саней узкую доску, которую дед возил с собой на случай попадания в полынью, и со всех ног бросилась к нему на помощь.
Удары палкой оказались гораздо действеннее, чем выстрелы, и псы отступили на некоторое время, но не ушли, а залегли в снегу, сторожко поглядывая в сторону противника.
Этой пары минут, во время которых собаки приходили в себя и наскоро зализывали раны, как раз и хватило беглецам, чтобы благополучно отступить к саням.
Людмила отсекла ножом поводья – распутывать дедов узел уже не было времени – и перебросила их Банзаю. Сама же упала в сани рядом со спасенным мальчиком и закричала не своим голосом:
– Гони, дядя Федор, гони!
Но тот и без подсказки поднялся в санях во весь рост, раскрутил кнут над головой и разразился очередной порцией мата, подобного которому Людмила в жизни своей еще не слышала, причем дед помянул неоднократно не только «японску мать» и всех ее предков до третьего колена, но заодно проклятущим псам' досталось почему-то и за Цусиму, и за Порт-Артур, и за Перл-Харбор, о котором душа Банзая болела, видно, никак не меньше, чем за поруганную на сопках Манчжурии и в волнах Корейского пролива честь России.
Псы с громким лаем бросились в погоню. Людмила перевернулась на живот, подтянула к себе карабин. Лошадь хотя и перешагнула пенсионный возраст, но подгоняемая руганью Банзая и лаем настигающих псов все прибавляла и прибавляла ходу, и вскоре сани словно взлетели на высокий увал, с которого дорога резко нырнула вниз и влилась в деревенскую улицу. Псы предприняли очередную попытку обойти сани с двух сторон и перекрыть дорогу, но Людмила прицелилась, и еще один из лохматых бродяг остался лежать темным пятном на сверкающем в лунном свете снегу.
Справа и слева от них мелькнули первые избы.
Людмила приподнялась на коленях и облегченно вздохнула. Их преследователи в село не вошли. Эта территория им не принадлежала. Ее подлинные хозяева, почуяв чужаков, покинули подворотни и, не отряхнув лохматых шуб от снега, устремились к окраине села, чтобы грудью встать на охрану его границ.
– Кажись, живы? – радостно хохотнул Банзай и, натянув вожжи, умерил пыл лошаденки. Она с явным облегчением вновь затрусила рысцой по сельской улице.
– Живы, живы, – засмеялась Людмила и откинула тулуп с ребенка. – А ну-ка, разбойник, признавайся, как за селом оказался? – Она погладила его по голове и спросила:
– Ты чей?
Ребенок оттолкнул ее руку и потянул тулуп на себя.
– Ну нет, голубчик. – Людмила подхватила его под мышки и посадила рядом с собой. – Давай отвечай, не бойся! Скажи, где живешь? Куда нам тебя отвезти?
Мальчик продолжал молча исподлобья наблюдать за ней. Людмила вздохнула:
– Маугли какой-то, а не ребенок, – и вновь погладила его по голове. – Придется, дядя Федор, везти его в милицию, пусть сами определяют, кто он и откуда, если с нами не желает разговаривать. Или напугался сильно? – Она склонилась к ребенку и заглянула ему в глаза. – Не бойся, теперь тебя никто не тронет. А в следующий раз помни, что нельзя одному за село выходить. – Она не успела договорить. Из-за угла послышался звук сирены, и дорогу им преградил «уазик» с проблесковым маячком на крыше.
– Вот тебе и милиция! Легка на помине! – проворчал дед Банзай и остановил лошадь.
Из машины выскочили два человека. В одном Людмила узнала Барсукова, вторым был высокий незнакомый Людмиле старик.
– Что ж вы, товарищ начальник, дорогу загораживаете? – крикнул им Банзай, сошел с саней в снег и потянул лошадь за уздцы в сторону. – Проезжайте уже.
– Постой! – крикнул Барсуков и подошел к саням. Увидел Людмилу и строго спросил:
– Это не вы, случайно, стреляли где-то в районе кладбища?
Ребенок у нее под рукой шевельнулся, и Людмиле показалось, что он снова пытается спрятаться под тулуп.
– Послушайте, – Людмила прижала мальчика к себе, – с нами ребенок, он сильно напуган и, по- моему, вас боится не меньше, чем тех бродячих псов, от которых мы его только что отбили.
Даже в лунном свете стало заметно, как побледнел Барсуков. Он рывком откинул в сторону шубу и прошептал:
– Костя! Сынок! – Подхватил мальчика на руки и прижал его к груди. – Господи! Ну как ты там оказался?
Мальчик, по-прежнему молча, попытался вырваться из его рук, и Барсуков окликнул старика:
– Отец! Возьми Костю! – и опять повернулся к девушке:
– Мы его уже три часа ищем. – Он оглянулся. Старик садился в машину. Мальчик обхватил деда за шею, положив голову ему на плечо. Подполковник вздохнул и печально улыбнулся. – Никак ему внушить не можем, что мама его в другом городе, на другом кладбище похоронена. Но кто мог подумать, что он решится на такое…
– Благодари Бога, начальник, что у Людки карабин с собой оказался, а то порвала бы нас собачня, как пить дать порвала бы! – подошел к ним Банзай и попросил у Барсукова сигаретку. Подполковник протянул ему пачку, и Людмила заметила, что пальцы его слегка подрагивают. – Завтра же отправлю туда наряд, чтобы постреляли эту свору к чертовой матери! – произнес глухо подполковник и подал Людмиле руку. – Спасибо вам за Костю. – Он слегка сжал ее ладонь. – Он ведь и позвать на помощь не смог бы.
– Быстрее везите его в больницу! – Людмила осторожно освободила свою ладонь из милицейских пальцев. – А потом надо протопить баню и хорошенько мальчика пропарить. Он сильно замерз, когда сидел на дереве.
– Но у нас баня не готова! Мы только кое-какой ремонт в доме успели сделать. – Барсуков удрученно посмотрел на нее. – Может, позволите вашей воспользоваться?
– Конечно, без проблем! – улыбнулась Людмила. – Только поспешите! Надо посмотреть, нет ли обморожений.
– Людмила Алексеевна, – сказал тихо Барсуков, – я не хочу везти его в больницу, он при виде белых халатов в истерику впадает.
– Везите его ко мне, – сказала она быстро и отвела взгляд. – Будем надеяться, что мы с дядей Федором успели вовремя и ваш Костя не успел обморозиться!
Глава 13
– Положите его на мою постель! – распорядилась Людмила, едва они вошли в дом, и приняла мальчика из рук деда. Согревшись в машине, Костя заснул и не проснулся даже тогда, когда они снимали с него теплую куртку, шапку и ботинки.
Негодница Мавра, не обращая внимания на заблаживших котят, тут же вспрыгнула на кровать и улеглась у него под боком. Людмила попробовала ее согнать, но она зафыркала негодующе, и Барсуков- старший прошептал:
– Оставьте се! Костя любит кошек.
– Надо бы его разбудить, – произнес за их спинами Денис, – а то, не дай бог, напугается, когда начнем его осматривать.
– Не надо его осматривать, – Людмила накрыла мальчика пледом, – пусть спит. Обморожений я не вижу, и это уже очень хорошо. А когда проснется, я его напою горячим молоком с маслом и натру барсучьим салом, чтобы пропотел. Думаю, этого вполне хватит.
– Вы что ж, хотите его у себя оставить? – Денис посмотрел на нее с недоумением. – Но я не вижу в
