этом особой необходимости. Мы заберем его домой, а молоком и сами напоим.
– Зачем тревожить ребенка? – Людмила жестом показала им на выход из спальни. – Если он проснется и не захочет оставаться у меня, я позову вас, так что всегда успеете его забрать. Посмотрите, как он раскраснелся, куда его сейчас на холод нести?
Простудить хотите? – Она дотронулась ладонью до лба мальчика. – Главное, температуры нет, и это – самое главное сейчас!
– Постойте, – вскрикнул вдруг Барсуков, – а кровь откуда?
Рядом с головой мальчика на наволочке появилось небольшое темное пятно.
Людмила неловко улыбнулась:
– Это, видно, с моей руки.
– Так вы ранены? – Барсуков помог ей снять бушлат. Правый рукав промок насквозь. Он осторожно закатал рукав ее свитера, потом рубашки и озадаченно покачал головой. – Представляю, что было бы с вашей рукой, если бы не бушлат.
– Ничего страшного! Простой укус, причем не глубокий, рвануть он как следует не успел… – Она посмотрела на Барсукова-старшего и попросила:
– В шкафчике рядом с кроватью – аптечка. Достаньте ее, пожалуйста.
Через четверть часа она с удивлением рассматривала аккуратную повязку, сделанную подполковником.
– А вы, оказывается, еще тот специалист по перевязке раненых, – улыбнулась она. – На курсах медсестер, случайно, не учились?
– На курсах не учился, все на практике осваивал.
Людмила удивленно посмотрела на Барсукова, ожидая объяснений, но за сына ответил отец:
– Денис эту практику в Чечне проходил, и не только…
– Прекрати, отец, – оборвал его недовольно подполковник, – не об этом сейчас разговор.
Старик пожал плечами, но замолчал. А Людмила подумала, что, вероятно, подполковник не из тех, кто любит афишировать свои подвиги в «горячих точках».
Они вышли на кухню, и Людмила с удивлением обнаружила на ней деда Банзая. Старик по-хозяйски возился у плиты. Тулуп с торчащими во все стороны клочьями овчины валялся у порога, а сверху его украшала живописная композиция из огромных подшитых резиной валенок и барсучьего малахая.
– Я тут, Людка, немного того, японска мать, распорядился, печь вот растопил. Изба у тебя остыла, видать, с утра не топлена?
Людмила улыбнулась:
– Спасибо, дядя Федор! – и повернулась к соседям: – Раздевайтесь, будем сейчас ужинать.
Мужчины переглянулись, но спорить не стали и принялись молча раздеваться.
– Особых разносолов не обещаю, но голодными отсюда не уйдете. – Людмила улыбнулась. Давненько на ее кухне такого не наблюдалось: сразу три мужика одновременно, да еще один – совсем маленький – тихо посапывает на ее подушке в компании довольной Мавры.
Она принесла из сеней большую миску со свиным холодцом, разогрела сваренный еще с вечера борщ и поставила на стол блюдо с ватрушками, без которых Славка не мыслил своего существования.
– Богато живете, Людмила Алексеевна. – Денис радостно улыбнулся и потер ладони. – Смотри, отец, и учись, как вести хозяйство. Можешь уроки взять у нашей милой соседки, думаю, она не откажется поделиться опытом.
«С каких это пор я стала милой соседкой?» – хотела она съехидничать, но вдруг поймала его взгляд. Подполковник смотрел на нее несколько растерянно, и, хотя продолжал улыбаться, улыбка тоже была немного сконфуженной. И она поняла, что сосед чувствует себя крайне неловко, но пытается бодриться перед отцом и Банзаем. Отсюда и эта неожиданная фамильярность, и явно преувеличенная веселость.
– Людмила девка у нас, конечно, хозяйственная! – поддержал мысль подполковника Банзай. – Но вот один очень нужный компонент постоянно из внимания упускает. – Он почесал в затылке, обвел всех многозначительным взглядом и подмигнул хозяйке. – Сугрев организма – первейшее дело! Особенно для мужиков.
Людмила покачала головой и развела руками:
– Кроме брата, других мужских организмов у меня в доме не наблюдается, и поэтому необходимый опыт отсутствует. Но, думаю, я его наберусь, с вашей, естественно, помощью, Федор Яковлевич!
– Да я что! – захихикал Банзай. – Тут и без меня учителей хватает! – И скосив взгляд на Дениса, опять и не менее лихо подмигнул ему:
– Не теряйся, начальник! Зачем далеко хозяйку искать, коли такая девка рядом на корню засыхает!
– А это уже не ваша забота, дядя Федор! – Людмила побледнела. – Придержите язык, если не хотите испортить нам ужин.
– Молчу, молчу, – засуетился старик и прикрыл ладонью щербатый рот. – Это у меня язык потому без меры болтается, что зубы теперь через один растут. Вот слова и не держатся, что те галки из гнезда вылетают.
Барсуковы деликатно промолчали, но Людмила отметила, что они обменялись взглядами, как будто предупредили друг друга о чем-то.
«Ну, чертов Банзай! – Людмила едва сдержалась, чтобы не высказаться вслух по поводу чрезмерной разговорчивости деда. – Теплая вода в одном месте не держится! Хлебом не корми, дай потрепаться!» И как она могла упустить сей немаловажный момент и не выпроводить деда смотреть его любимое «Поле чудес»?
Она бросила взгляд на часы и обомлела. Какое там «Поле чудес»! Двенадцатый час ночи… Но где же Славка? Только сейчас до нее дошло, что брата до сих пор нет дома. Вот так всегда! Погрузившись в чужие заботы, она забыла о собственных. И в результате время близится к полуночи, а брат где-то бродит, не соизволив даже предупредить, что по какой-то причине задерживается.
Она обеспокоенно посмотрела на затянутые морозным кружевом окна, потом на двери, прикрывающие вход в спальню. Денис заметил эти торопливые взгляды и непонятную молчаливость хозяйки. Она, казалось, ничего не видела и не слышала вокруг. Занятая своими мыслями, она не обратила внимания, как ловко мужчины управились с холодцом и борщом, затем не менее сноровисто, под чай и молоко – с ватрушками. Старики успели выпить по стопке-другой водки и собрались уже разлить по третьей, но поймали грозный взгляд Дениса и тут же принялись благодарить хозяйку и за ужин, и за своевременный «сугрев» организма в особенности.
Людмила вышла проводить гостей на крыльцо.
Барсуков-старший и Банзай быстро миновали двор и вышли за ворога. И тут же закраснелись глазки папирос. Старики, видно, не посмели закурить в доме и теперь, прежде чем разойтись по домам, решили наверстать упущенное.
– Спасибо, Людмила Алексеевна! – Денис задержался на крыльце. В тени, отбрасываемой верандой, она не видела его лица, но опять странным образом ощущала тепло, исходящее от него. И ей вдруг нестерпимо захотелось, чтобы он обнял ее, прижался щекой к ее щеке, и уже от этого она была бы счастлива безмерно. Она непроизвольно потянулась к нему, оступилась и, если бы Барсуков не подхватил ее под локоть, непременно упала бы с крыльца. На мгновение Денис и вправду прижал ее к себе, но, словно испугавшись чего-то, отпрянул от нее и быстро прошептал:
– Осторожно, ступени скользкие… – Его рука отпустила ее локоть, и Людмила с трудом подавила разочарованный вздох. Ну что ему стоило, хотя бы из благодарности, поцеловать ее, пускай только в щеку? Ей бы и этого хватило, и, возможно, тогда воспоминания об этих настойчивых губах больше не тревожили бы ее по ночам.
– Денис, ты идешь? – послышалось из-за ворот.
Барсуков оглянулся и недовольно бросил в темноту:
– Погоди, я сейчас! – И неожиданно попросил:
– Можно мне пока остаться? Костя очень беспокойно ведет себя по ночам, и, как только он проснется, я тут же заберу его домой.
