побольше. – Старушка улыбнулась, показав почти беззубые десны. – Я уж его знаю – набегается вокруг своей мадамы, так потом ест-ест, ну никак его не укормишь!
– Не в коня, выходит, корм! – глубокомысленно заметил Павел, посмотрев на массивные каминные часы. – Ого! Уже полтретьего! До утра совсем ничего осталось! – Он обвел взглядом женщин и опять, как прежде, весело и озорно улыбнулся. – Пойду баронессе ручки целовать! А то вдруг Кирилл и вправду на ней женится, тогда уж мне здесь не бывать, если во всех грехах не повинюсь.
– А я и подавно в село переберусь! – вздохнула нянька. – Меня и так племянница зовет. Пока силы есть, с внуками буду возиться, да я долго-то не заживусь. Уже вот себе и местечко на погосте присмотрела! – Старушка горестно махнула рукой и вышла из спальни, но через мгновение, просунув голову в дверь, громко прошептала: – Сейчас Прохора к вам пошлю, что бы чайку принес да пирогов, если энтот супостат их ни сничтожил.
– Да Прохора сейчас из пушки небось не разбудишь! – улыбнулась Серафима. – Пойду-ка я сама на кухню, а то и вправду есть захотелось.
20
Саша села в кресло и огляделась. Стены спальни терялись в сумраке: она попросила оставить только одну свечу у изголовья князя. То, что она смогла рассмотреть, было великолепно. Комната вплоть до мелочей была обставлена в мавританском стиле. Затейливые полосатые драпировки в желто-черно-красных тонах, широкие диваны у окон со множеством пестрых подушек, черное и красное дерево мебели и две огромные причудливые маски по сторонам большого камина... Все в этой комнате дышало негой и любовью и совсем не подходило к ее хозяину. Девушка вспомнила кабинет Адашева – никаких излишеств, только самое необходимое для работы. Возможно, он и ночует в нем так часто, по словам няньки, что недолюбливает эту чрезмерную пышность, чувствуя себя неуютно среди множества пуфиков, ярких ковров и занавесей. Чернокожие кариатиды, поддерживающие балдахин над кроватью, – немые свидетели любовных сцен, происходивших в этой постели, и, вероятно, это основная причина, почему князь не слишком любит здесь бывать. Супружеское ложе опустело, и тоска по умершей красавице-жене до сих пор не дает ему покоя...
Саша кончиками пальцев осторожно коснулась его запястья. Оно было теплым, пульс бился ровно. Девушка медленно повела ладонью вверх по руке князя. Мягкие темные волоски слегка щекотали кожу, но она продолжала путешествие. Дошла до плеча, потом перескочила к щеке, ощутила легкие укусы отросшей щетины, на мгновение замерла, чтобы продлить удовольствие от прикосновения к лицу дорогого ей человека, скользнула по твердому подбородку, потом опять поднялась выше и обрисовала линии скул и, уже окончательно осмелев, решилась дотронуться до его губ...
Незнакомый до сей поры восторг и ощущение счастья были настолько сильными, что она задохнулась и непроизвольно прижала руку к взбунтовавшемуся сердцу, пытаясь его успокоить...
На щеках Кирилла лежали сизые тени, нос заострился, под глазами возникли темные круги, но Александра думала только о том, будет ли его кожа шершавой или гладкой, если она прикоснется к ней губами. Нужно непременно это узнать! Вся ее дальнейшая жизнь зависит от этого прикосновения! Девушка склонялась все ниже, пока дыхание мужчины не коснулось ее губ; тогда, не сдержавшись, Саша поцеловала Адашева в уголок рта...
Кровь бросилась ей в лицо, она закрыла глаза, прижавшись на миг к его щеке. Девушка совсем забыла о том, что в любую минуту в спальню могут войти и застать ее за столь неожиданным для чопорной мадемуазель занятием. Она вновь поцеловала князя в губы, но они не шевельнулись в ответ, Кирилл продолжал так же безучастно лежать в постели, забывшись тяжелым сном. Оторвавшись от теплых податливых губ, Саша выпрямилась и тяжело вздохнула. Украденный торопливый поцелуй совсем не походил на то, о чем она втайне мечтала с момента их первой встречи в Петербурге. Сегодня она впервые сама поцеловала мужчину, и это ничего, кроме боли, горечи и отчаяния, не принесло.
Дело в том, что Саша еще ни с кем не целовалась. Многие мужчины и молодые люди желали заключить ее в объятия и поцеловать, но ни один из них этой чести не удостоился, и дальше страстных взглядов, вздохов и поцелуев бальной перчатки дело не пошло.
Саша, как и любая девушка, много думала об этом. Сотни раз вместе с Серафимой они смеялись над знакомыми барышнями, которые днем и ночью грезили о мужских объятиях и поцелуях, осуждали их, но все потому, что сами никогда не целовались! Почему же сейчас она осмелилась на сей дерзкий поступок – поцеловать вдруг человека, который не ведает о ее любви, и самое постыдное то, что все это происходит помимо его воли. Она воспользовалась беспомощным состоянием князя, потому что уверена, в здравом уме он никогда бы не допустил подобного.
Угрызения совести заставили Сашу отодвинуться от постели Кирилла, но руку его из своих ладоней она так и не выпустила. Вдруг ей показалось, что рука князя шевельнулась. Не успела она обрадоваться этому, как сильные пальцы вдруг обхватили ее запястье, а запекшиеся губы едва слышно произнесли:
– Почему вы от меня убегаете?
– Я не убегаю, – испуганно прошептала Девушка, пытаясь освободить свою руку. Но князь перехватил еще крепче.
– Постойте, не уходите. Я очень скучал по вас.
Саша растерялась. Ее настойка почему-то перестала действовать, и князь очнулся раньше времени. Девушка подняла на Кирилла глаза, страшась встретиться с ним взглядом, и с облегчением перевела дух. Он по-прежнему спал и разговаривал во сне с той женщиной, которая волновала его наяву. И ею не могла быть простая гувернантка...
– Скажите, вы вспоминали нашу встречу?
Саша молчала, не зная, что ответить. Адашев требовательно сжал ее ладонь:
– Почему вы не отвечаете? Вы забыли меня?
Ей ничего не оставалось, как тихо ответить:
– Нет, я вас не забыла...
Лицо князя дрогнуло, едва заметная улыбка раздвинула его губы:
– Обещайте, что не станете больше убегать от меня!
– Обещаю, – проговорила Саша еще тише и попыталась высвободиться, но князь, приблизив ее руку к своему лицу, вдруг приник к ней губами.
– Милая моя, славная девочка! – он отпустил ее ладонь. Складки на лице Кирилла разгладились, оно стало мягче и как будто спокойнее. Князь счастливо улыбнулся и попытался подняться. Саша обхватила его за плечи, стараясь не причинить ему боли и уложить обратно.
Она поправила подушку под его головой. Князь молчал, но, когда Саша вернулась на свое место в кресло, вновь заговорил. Теперь его голос звучал несколько иначе, легкая хрипотца выдавала волнение, а может быть, тревогу. Об этом точнее могли сказать глаза, но они были закрыты, под ними опять залегли тени, две жесткие складки возле губ вернулись на свое место, а ямочки на щеках исчезли...
– Вы опять исчезаете? – прошептал Адашев с такой горечью, что у Саши дрогнуло сердце. Склонившись над ним, она ласково погладила по щеке:
– Успокойтесь, я здесь, с вами, и не собираюсь никуда уходить!
– Поцелуйте меня! – умолял он ее. Этот бездушный гордец, гроза безответных гувернанток, в беспамятстве был обычным человеком, легко ранимым, влюбленным в неизвестную ей женщину. Хотя почему же неизвестную? Полина где-то поблизости, и как Саше ни горько, но нужно уступить свое место баронессе. Она встала и тихо произнесла:
– Подождите немного. Я сейчас приглашу сюда Полину.
Лицо князя скривила недовольная гримаса:
– Не надо Полину! – И еще требовательнее повторил: – Поцелуйте меня, пожалуйста!
Саша окончательно растерялась, ноги невольно шагнули к постели, и, теряя разум, она положила руки на плечи князя и прижалась к губам любимого, раскрывшимся ей навстречу. Мужские ладони нежно сжали ее лицо, и волна нахлынувших чувств накрыла ее с головой, омыла сердце, как родник омывает
