бы той было хорошо. Надежды, что она это оценит, тоже не было никакой. Ей нравится Германович.
Стас нравится почти всем девчонкам. Исключение составляют Ирка, что понятно, и Диана Резцова. Как ни странно, последнее время Охотница вдруг стала проявлять к нему интерес. Еще немного, и он, Сережа Григорьев, пригласил бы Диану в клуб на дискотеку или просто прогуляться, и вдруг… появляется Ксю, и класс оказывается втянут в хитросплетение интриг. Брошка ненавидит Золотареву за Германовича, Резцова – за него, Сергея, а бедная Сыромятникова вообще потеряла всякую ориентацию в пространстве и мечется в круге, очерченном перечисленными товарищами.
Ну что ж! Скоро кое-что встанет на свои места. Сказка про Ночного Мотоциклиста закончилась. Он снова станет свободен… для Ирки или для Дианы. Но как же это грустно! Как же здорово было носиться по вечерним улицам с Ксю на мотоцикле! Как же она нравится ему! И фиолетовая, и даже так глупо вымазанная зеленкой!
Мама так плакала, когда дочь наконец явилась домой, что Ксении стало очень стыдно и очень дискомфортно. Размазывая слезы, мама утверждала, что зеленый цвет волос ее больше совершенно не пугает. Она теперь видит, что он действительно абсолютно точно попадает в тон любимому свитеру Ксении. А если Ксения захочет, чтобы ее волосы безупречно смотрелись и на фоне цыплячьей футболки с красной надписью «STOP!», то она, мама, сама купит ей нужную краску за любую цену и даже поможет покраситься. Только пусть Ксения никогда больше никуда не пропадает, тем более что папа обещал подарить ей в полное владение свой патронташ и даже кобуру к нему, только, конечно, пустую. В ней очень удобно будет носить носовой платок, ключи от дома и даже некоторое минимально необходимое количество косметики.
В конце маминого душераздирающего монолога Ксения рухнула перед ней на пол и обняла ее за колени. Они обе зарыдали на два голоса, приникнув друг к другу головами и смешав в едином душевном порыве экстремальную зелень волос с мышиной нейтральностью.
Когда обе наконец выдохлись и слезы естественным образом закончились, Ксения спросила:
– Мам! А ты веришь цыганкам?
– В каком смысле? – насторожилась мама.
– В прямом. Они же гадают, будущее предсказывают.
– Брось, они всем предсказывают одно и то же: казенный дом, дальнюю дорогу.
– И все?
– Нет, конечно. Они отличные психологи. Видят, что женщина в тоске, значит, скорее всего у нее несчастная любовь. Тут же пророчат ей счастье в личной жизни. А женщине только того и надо, чтобы кто-нибудь ей посочувствовал и веру в лучшее будущее вселил. За это никаких денег не жалко.
– Бывает же не только несчастная любовь, а и другие неприятности…
– Цыганка так тебя разговорит, что и сама не заметишь, как все ей расскажешь, а потом будешь удивляться, как это она обо всем догадалась. – Мама вдруг опомнилась и с тревогой посмотрела на дочь. – Ксения! Ты что, с цыганками связалась? Этого еще не хватало!
– Ничего я не связывалась. Так… Ехала рядом с одной в электричке.
– Ксения! Нельзя ездить с цыганками рядом! Облапошат – и не заметишь!
– Чего меня облапошивать? У меня ни денег нет, ни золота. Я думаю, их не заинтересуют мои украшения. – И она кивнула на Темкин подарок – кожаный браслет с кистями, сделанный из старой сумки его мамаши.
– Она тебе что-нибудь сказала?
– Сказала.
Мама охнула и замахала руками:
– Не верь! Слышишь, не верь ни единому слову!
– Не бойся ты так, мамуля. – Ксения поцеловала маму в щеку. – Ничего плохого она не делала. Она мне, наоборот, какую-то радость предсказала и, похоже, боялась, что я мимо нее пройду.
– Все равно не верь, доченька! Ну их, цыганок!
Глава 13
Спиритический сеанс номер два
В десятом часу вечера к Золотаревым явилась собственной персоной Ирина Сыромятникова с батоном под мышкой. Дверь открыла мама Ксении, и Глазированный Сырок с порога объявила ей, что остается у них ночевать, поскольку ее родители уехали на свадьбу в другой город, а ей никак не открыть захлопнувшуюся входную дверь, так как она забыла ключи на полочке в прихожей, когда отправилась в магазин за хлебом. Мама сочувственно всплеснула руками, вытащила дочь из ванной и в красках описала ей несчастье, приключившееся с ее одноклассницей. Ксения, с волос которой капала зеленая вода, неопределенно махнула рукой, что означало нечто вроде «пусть проходит», и вернулась в ванную комнату отстирывать свои волосы.
– Ну, ты и здорова врать, Ирка! – восхитилась Ксения, войдя в комнату с намотанным на голове голубым полотенцем. – Так правдоподобно! Еще и с батоном притащилась, конспираторша. Я сама чуть не поверила.
– Ничего я не врала, – тусклым голосом отозвалась Сыромятникова. – Я в самом деле дверь нечаянно захлопнула, по привычке. Мама же у меня всегда дома, потому что домохозяйка.
– И что, родители действительно уехали на свадьбу? – удивилась Ксения. – А я подумала, что ты Пиковую Даму вызывать явилась.
– Они и правда уехали – у меня двоюродный брат вчера женился. Я уже второй день одна дома. Но я в самом деле решила совместить неприятное с полезным.
– То есть?
– Ничего приятного, между прочим, нет – по чужим квартирам кантоваться. Но Даму, я думаю, все же надо вызвать. Пора, как говорится, расставить какие- то там точки.
– Ага! Точки над «i».
– Вот-вот!
– А чего ты так поздно в магазин отправилась?
– Да все потому же. Привыкла, что мама все продукты сама покупает, а тут хватилась – чай попить не с чем.
Ксения сняла с головы полотенце, и Сырок по-мальчишески присвистнула:
– Ну и цвет! Похоже, придется брить.
– Стричься под ежа уж точно, – согласилась Ксения. – Можно, конечно, попытаться перекрасить, но что-то мне это уже начало надоедать.
Сырок оглядела комнату Ксении.
– А у тебя удобно, – заметила она.
– Да, мы с мамой старались, чтобы было уютно.
– Да я не про то. Зеркало не надо из ванной тащить. Твой трельяж даже лучше. И стоит как раз против двери.
– Ага! А если он тоже треснет? Маме не докажешь, что это дело рук Пиковой Дамы.
– Может, все-таки не треснет…
– Может, конечно, и не треснет…
– А свечи у вас есть?
– Не знаю… Только если какие-нибудь остатки. У нас в прошлом году часто электричество отключали, и мама покупала такие толстые, хозяйственные свечи. Сейчас посмотрю.
Ксения вышла из комнаты и через некоторое время вернулась с тремя безобразными огарками.
– Да-а-а… – огорченно протянула Ирка. – А вдруг ей такие не понравятся?
– Старухе, что ли? Перебьется. Зато мыло я принесла душистое – «Апельсиновая ветка» называется.
Сыромятникова с удовольствием понюхала нежно-оранжевый кусочек.
– Только нам с тобой, Ирина, ждать придется, пока родители не заснут, – заявила Ксения.
– Что ж, подождем, – отозвалась Ирка. – Я, знаешь, решила, что днем действительно вызывать духа не стоит. Кто знает, как они, эти духи, себя ведут в нестандартной ситуации. Может, хлопот от них днем-то не оберешься. Лучше, чтобы все было по правилам. А твои к двенадцати, как думаешь, угомонятся?
– Ну, этого я обещать тебе не могу.
Как и в памятную ночь прошлого спиритического сеанса, в ожидании двенадцати часов девочки уставились в видик. Только на сей раз предусмотрительно вместо ужастика поставили кассету с любовной историей «Сердце мое».
– Ну и чушь, – сказала Сыромятникова где-то посередине фильма. – Хуже «собаки-оборотня», честное слово! Слушай, а давай я сейчас, пока время есть, «Апельсиновой веткой» зеркало натру. Очень уж большая поверхность… еще не успеем…
– Ир! А может, узкие створки не надо тереть? Их можно за «спину» трельяжа завернуть, чтобы не мешали.
– Ну уж нет! Решили же, что все будем делать по правилам. Не хватало еще, чтобы из-за «спины» твоего трельяжа потусторонняя тварь свои когти выпустила, из незащищенных-то поверхностей!
– Хватит страх нагонять, – поежилась Ксения и уставилась на экран, где жгучий усатый бразильянец Луис-Карлос в сотый раз говорил своей Кончите, что она его сердце и одновременно горькие слезы.
– Небось потом выяснится, что он ее родной брат, – хихикнула Ирка, – а то к чему бы тут еще и слезы…
Ксения, которая тупо смотрела на экран, не вникая в смысл происходящего в фильме, вгляделась в Кончиту и сказала, что Сыромятникова скорее всего зрит в корень.
В одиннадцать девочки вздрогнули от пронзительного телефонного звонка. Отца Ксении срочно вызвали на работу. Проводив его, мама вошла в комнату дочери, сказала, что идет ложиться спать, чего и им желает, поскольку время уже позднее, а завтра всем рано вставать.
– Видишь, как все хорошо устраивается! – обрадовалась Сыромятникова. – Мама идет спать, зеркало натерто, и времени остается как раз на то, чтобы ей заснуть, а нам физически и, главное, морально приготовиться: полчаса до двенадцати.
За эти полчаса девчонки установили на блюдцах огарки свечей, положили на всякий случай перед зеркалом лист чистой бумаги и принялись затыкать щель
