— Больше некому. Я давно говорил, что этот мозгляк стучит.
— Пустить бы ему кровь, чтоб не вякал!
— Это не нашего с тобой ума дело. Пусть с ним шакалы из «преисподней» разбираются. Наша задача — выйти на Клиента.
— Выйти! Знать бы, как он выглядит, этот Клиент. Его ж никто, кроме Артиста и Филимона, в лицо не видел.
— И куда это Филимон запропастился? Уже двое суток, как он должен объявиться. Может, менты на хвост сели?
— Вряд ли. Не тот Филимон человек, чтобы ментам зад подставлять. Скорее застрял где-нибудь по пути — дороги-то все развезло.
— Чертова погода! А без него нам Клиента не опознать. Артист запросто может нас обставить.
— Вот именно. За Артистом нужен глаз да глаз.
— Самсон говорил, он номер зачем-то меняет. По-моему, неспроста все это.
— У него марафет иссяк, вот он и мечется.
— Да, я слышал. Он затем к Самсону и приходил, чтобы марафетом разжиться, но к Самсону обращаться все равно что в небо плевать.
— Не наше это дело, пусть об этом у Баварца голова болит. Нам нужно Клиента в оборот взять, только как это сделать, ума не приложу.
— Раз Филимона нет, то только через Артиста. Сам Клиент к тебе на поклон не пожалует.
— Артист играет ва-банк и делиться ни с кем не станет. Уж я-то его знаю.
— Его можно купить. По-моему, у Баварца есть кое-какие мысли на этот счет.
— Купить? Чем же? На рубли он не клюнет, а зелененьких у Баварца нет и никогда не было.
— Есть одна валюта, которую Артист ценит больше всех зелененьких, вместе взятых.
— Марафет!
— Точно. И к Самсону он наверняка ходил, чтобы предложить свои услуги, — на выгодных условиях, конечно.
— Интересно, как на все это Баварец посмотрит.
— А что Баварец? Баварец для нас все равно что партизан на допросе: один черт знает, что у него на уме. Ни слова из него не вытянешь, хоть бы раз с нами посоветовался. Надеюсь, он понимает, что Артиста трогать нельзя, без него мы слепы как кроты. Наверное, придется согласиться на его условия: ведь на Филимона надежды больше нет.
— Артист так же заинтересован в нас, как и мы в нем. Ему нужен марафет, нам — Клиент.
— Ну нет, здесь ты не прав. Ему тоже нужен Клиент, и даже больше, чем нам. Ведь Клиент — главный поставщик марафета. Без Клиента ему крышка.
— Черт бы побрал этого Артиста вместе с его марафетом! Жаль, не мое это дело, а то бы я с ним лично поквитался. И за Мартына, и за камешки.
— Успеется. Под него сыскник копает, и если докопается, то с Артистом поквитается советский уголовный кодекс.
— Уголовный кодекс? Ха-ха… Кстати, что в «преисподней» насчет сыскника балакают?
— Самсон что-то такое говорил, что его решили пока не трогать. Его суета нам только на руку, а время придет — о нем позаботятся. Главное — чтобы он своих не привел.
— Артист не зря пасет его, наверняка нашел способ обезвредить «товарища капитана».
— Да, с Артистом шутки плохи. Я не удивлюсь, если он нас сейчас слышит. Надо было бы все кабинки проверить.
— Ну, это еще не поздно.
У меня внутри все оборвалось, ледяной холод сковал сердце. Если эти головорезы меня здесь найдут, то церемониться, безусловно, не будут. Надо выбираться отсюда — и как можно скорее.
Долговязый (по-моему, именно он был справа от меня) перекрыл кран и собрался, по-видимому, покинуть свою кабинку. Я не стал дожидаться, пока это случится; осторожно, стараясь двигаться бесшумно, приоткрыл дверь, вышел в предбанник, добрался до одежды (и как только они не заметили ее!) и принялся одеваться, судорожно пытаясь попасть ногами в штанины. Когда брюки наконец были на мне и я схватился за рубашку, одна из кабинок внезапно отворилась и из нее показалось чье-то мокрое тело. Я не стал выяснять, кому оно принадлежит — Старостину или его товарищу; подхватив под мышку полотенце, я метнулся к выходу.
— Зараза!.. — злобно прошипел мне в спину кто-то из них, но я уже успел вылететь из душевой. «Узнал он меня или нет?» — в отчаянии думал я, мчась по пустынному коридору. У лестницы я оглянулся: крупная голова долговязого алтайца, страшная в своей неподвижности, смотрела мне вслед, выглядывая из дверей душевой.
9.
Когда я вбежал в номер, Щеглов сидел на подоконнике у открытого окна и отчаянно дымил. Увидев меня, он сделал гигантскую затяжку, от которой его и без того серое лицо приобрело сиреневый оттенок, и выкинул недокуренный «бычок» в темноту уже наступившего вечера. С крыши ручьями лилась талая вода.
— Заходи, Максим. Извини, что надымил, но еще немного, и я бы умер без табака.
— Курите, курите, Семен Кондратьевич, — махнул я рукой, с трудом переводя дух.
— Нет-нет, ни в коем случае, это больше не повторится, — он соскользнул с подоконника и пристально посмотрел мне в глаза. — Вижу, что-то стряслось. Рассказывай.
— От вас ничего не скроешь, — попытался я улыбнуться и передал ему подслушанный в душевой разговор.
— Прекрасно, — кивнул он, когда я закончил, — теперь многое прояснилось. Спасибо, Максим, ты сделал большое дело. — Он крепко сжал мою руку и с силой тряхнул ее. О большей благодарности я и мечтать не смел. — М-да… Теперь у нас есть целый набор оригинальных имен: Артист, Самсон, Баварец, Лекарь, Филимон, Клиент, а также некая группа бандитов, обитающая в «преисподней». Самая интересная фигура среди них — это, безусловно, Артист. Теперь наверняка можно сказать, что человек, оставивший пустые ампулы в туалете, и Артист — одно и то же лицо. Осталась самая малость — снять с этого лица маску, и тогда клубок распутается сам собой. Правда, есть еще одна загадочная личность — Клиент. Его здесь ждут, ждут с нетерпением, и он должен объявиться, иначе все это сборище теряет смысл. Вспомни, что говорил тебе Сотников: некий Клиент скупает камешки, причем торг с ним ведет исключительно Артист. Кто стоит — вернее, стоял — за спиной Артиста, мы знаем: это так называемые «алтайцы», то есть непосредственные поставщики камешков, но кого представляет Клиент, нам неизвестно. Думаю, Клиент — это лишь подставная фигура, нити от которой тянутся высоко наверх.
— А Баварец? Какова роль Баварца в вашей схеме?
— Баварец, по всей видимости, возглавляет группу отъявленных негодяев, — продолжал Щеглов, — которые засели в подвале, или «преисподней», как мы теперь знаем, и ведут гнусный и бесшабашный образ жизни. Здесь у них что-то вроде притона, откуда они иногда выползают наружу и оставляют за собой кровавые следы. Они кормятся за счет сделок между Клиентом и Артистом и в то же время выполняют что-то вроде роли арбитра при этих сделках… Теперь о тебе, Максим, — Щеглов нахмурился. — Алтайцы наверняка узнали тебя, поэтому будь предельно осторожен. Я никогда не прощу себе, если с тобой что-нибудь случится. Во-от, — он прошелся по номеру, — такие, брат, дела. Надо заметить, что ты провел свои полчаса в душевой с гораздо большим успехом, чем я здесь, опрашивая свидетелей. Словом, мне не повезло.
— Так и не удалось узнать ничего нового? — спросил я с сожалением.
— Ни-че-го, — покачал он головой.
