было такого, как ты. Ограненного. Сияющего. Холодного. Ты — произведение искусства, Фетт. Твои намерения чисты. Ты великолепен.
— Я охотник, — мрачно сообщил он, подавив ярость; в этом ему не было равных. — Мне платят, я приношу добычу. Я разбираюсь с теми, кто нарушает законы справедливости. Тут даже обсуждать нечего.
Ты мне напоминаешь… как их звали? Ах, да. ^едаев. Тоже не любят эмоций.
Потребовалось усилие, чтобы сохранить голос бесстрастным: — Кого?
Ты слышал. Дй. Мы проглотили одного-одну несколько тысяч лет назад. Сохранили ее. Ты ее напоминаешь. Хочешь с ней поговорить?
— Нет, — Боба закрыл глаза и утонул в своей собственной мгле.
Голос сказал: мы проглотили.
— Нет. Оставь себе.
Ощущение пожатия плечами. Как пожелаешь. Скоро тебе станет скучно. Очень скоро.
Он открыл глаза и опять стал смотреть в пустоту, слушая тишину. Крики, которые он слышал раньше, крики существ, упавших в сарлакка вместе с ним, прекратились. Некоторое время было очень тихо. В сердце зарождалась ярость, черная и глубокая. Рядом раздался щелчок, похожий на удар хлыста. Дыхание застревало в горле, в результате голос едва заметно дрогнул.
— Я не понимаю. Совсем. Почему смерть должна быть долгой? Для чего? Сарлакк сможет меня сожрать, только когда я умру, что ли? Я убивал. Говорят, что я стреляю во все, что движется. Почти правда. Я видел смерть многих существ, разумных и глупых. Если существо дышит, значит, его можно убить. Но я убивал чисто и быстро. Не затягивал. В долгой смерти нет милосердия.
Ощущение размышления. Ты прав. Для тебя милосердия нет. Но теперь твоя жизнь и смерть принадлежат мне, не тебе. Пойми и, прими свое место, Боба Фетт, потому что теперь ты — — всего лишь собрание мыслей, а не реальное существо. Тут все нереально.
— Значит, я не реален? Ничто не реально? — он оскалился. — Слишком сильно воняет, чтобы поверить.
Ты и я, все вокруг — всего лишь процесс, Ъоба Фетт. Прогресс, который называет себя «я». Конечно, реальность существует, успокойся, мы лишь ее отражение. Но реальны ли мы с тобой? Нет. Мы — прогресс, который зашел далеко и больше реальности не принадлежит. В свое время мы соединимся с ней. Невидимый собеседник сделал паузу. Хочешь знать, почему так долго? Ты здесь всего лишь день, Боба Фетт. Здесь есть разумные, которые прожили сотни лет, лишь потом сарлакк переварил их. Сотни лет? Он столько не выдержит. После более длительной паузы голос устало добавил: А некоторые и всю тысячу…
Фетт не знал, что его убедило, должно быть усталость.
— Ты… лжешь, — уверенно сказал он. — Ты не сарлакк. Ты здесь, внутри.
Я не сарлакк? Размышления. Ты так уверен? Я — Сусейо из Чои, вернее, я был им очень-очень давно. Дольше, чем ты сможешь вообразить. Хотя… кто знает? Может быть, ты тоже будешь жить долго. Ты меня забавляешь, и это забавляет сарлакка; а когда счастлив я, счастлив и он. Надеюсь, ты останешься с нами на некоторое время.
Дай мне активировать хотя бы одну из боевых систем и тебе станет так весело, что обхохочешься, мрачно подумал Фетт, но вслух произнес: — Ты жесток.
Хочешь, расскажу смешную историю «Мне ее рассказал мой джедай. Одно разумное существо посетило ферму здесь поблизости и увидело во дворе барва. Барв бродил по двору на пяти ногах, одна нога была отрезана. Разумное существо, его звали Йо-Мо, удивилось и спрашивает владельца, почему у барва отрезали одну ногу. Ну, говорит хозяин, позволь мне кое-что рассказать об этом барве. Это самый смьггиленый барв, которого ты только видел в своей жизни,'Йо-Йо. Он говорит, умеет водить флаер, присматривает за детьми, недавно спас младшенького, когда тот тонул. Гость говорит: как здорово, но что случилось с его ногой? Хозяин внимательно смотрит на гостя и пожимает плечами: ну не резать же такого вот замечательного барва на холодец!
Сусейо молча рассмеялся во тьме. Стена вновь содрогнулась.
Был бы у меня термодетонатор, подумал Фетт…
Ты — абсолютная реальность… здесь нечего желать.
Хронометр справа в визоре шлема показывал, что наверху сейчас время рассвета. Когда он очнулся, было темно. Сейчас сквозь разверстую пасть сарлакка просачивалось немного света. В полдень солнце встанет почти над самой головой, тогда он рассмотрит все в деталях.
Серо-зеленые, в цвет доспехов, стены туннеля на вид казались влажными, но проверить на ощупь этого он их не мог — мешали перчатки. Из стен рос живой лес шевелящихся щупальцев. На полу они были потолще, четыре-шесть сантиметров толщиной, и в длину три-четыре метра. По большей части они лежали неподвижно, а двигаясь, производили щелчки, подобно хлысту. Этот звук его и разбудил… сообразив, что это такое, Фетт вздрогнул. Щелчки раздавались постоянно, но щупальца вокруг почти не шевелились. Интересно, какого объема нутро сарлакка и как далеко он от поверхности. Интересно, сколько щупальцев ему придется преодолеть, прежде чем он выйдет отсюда?
Но ты не выйдешь отсюда, Боба Фетт. Отсюда никто не выходит. Ты не станешь первым. Слушай…
Сначала сарлакк сожрал мою левую ногу, любовь моя. Я не могу шевелиться уже несколько месяцев, полагаю, это долгое время. Зато ноги теперь не болят, хотя кожа горит и не перестает гореть, с тех пор, как я в этой треклятой яме.
Меня держат в центральной камере и постепенно переваривают. Думаю, это чтото значит: может, за это даже стоит благодарить.
Мы с Микой попали сюда одновременно, наш флаер подбили, но Мика сразу провалился внутрь, в самый желудок. Нехорошая смерть, но бывает и хуже. Много хуже. Я слеп на один глаз, любовь моя, но вижу солнечный свет, говорю тебе, поэтому я и живу. Никогда не думал, что возможность увидеть на мгновение бледноголубое небо Татуина заставит меня продолжать существование.
Я смотрю только вверх. Вниз стараюсь не смотреть. Левой ноги нет ниже колена. Скажу тебе правду, я даже не заметил, как она исчезла. Просто однажды посмотрел вниз и увидел, что она на дне ямы в кислоте. Растворилась…
Этот надоедливый Сусейо иногда оставляет меня в покое. Не знаю, чем он занят, когда не говорит со мной; может быть, истязает Мику? Я вообще не знаю, чем занят Сусейо… Иногда я не уверен, что знаю, кто я такой. Нас здесь много; по-моему, Сусейо специально держит нас здесь, чтобы они с сарлакком могли забавляться. Своего рода бессмертие, верно? Но, любовь моя, я бы выбрал смерть. Я всегда думал, как я умру; может быть, кто-то пристрелит меня, когда мне стукнет девяносто три. Стильно, да?
(Я даже не уверен, та ли ты девушка, которую я помню. Иногда твоя кожа и волосы черны, и ты учишься на советника, а иногда у тебя светлые волосы и зеленые глаза и ты пилот космического корабля, и будь я проклят, если я могу вспомнить, которую из вас я люблю, или обеих вас сразу, или кого-то другого…
Но я любил, это я помню.) Здесь плавает столько воспоминаний. Сарлакк — это суп, а варятся в нем его жертвы. Сусейо никогда не признается, но, по-моему, он — всего лишь самый первый ингредиент этого супа.
Кесс, сказал мне Сусейо.
Почему бы нет? Одно имя не хуже другого.
Твое имя — Кесс, сказал он сурово. Ты — игрок с Кореллии… сарлакк пожирает тебя чуть быстрее, чем мне бы хотелось. Мне очень жаль. С тобой приятно поговорить, но сарлакк голоден 6 последнее время, а я не могу его контролировать целиком. Расскажи мне другую историю.
Я подумал и вспомнил историю, которую ты мне рассказывала, малышка, вскоре после того, как мы встретились, в те дни, когда одна из вас хотела стать советником, в те дни, когда ты решила, что во мне больше нет ничего хорошего — лишь одержимость игрой. Я рассказал Сусейо о человеке, которого преследовала логра.
Она загнала его на скалу, и некуда было больше бежать, но человек огляделся и увидел корень, высовывающийся из земли. Человек схватился за корень и полез по отвесному склону вниз. Посреди спуска
