— Не знаю.
— Нет, отпустил ремень.
— Да.
— В карман полез.
— Да.
— Роется что-то.
— Да.
— И что он роется-то?
— Не знаю.
— Сигарету достал, что ли?
— Вроде.
— Закурил.
— Вижу.
— Волнуется, значит.
— Да.
— За нас волнуется?
— За нас.
— А что волноваться-то?
— Не знаю.
— Мы что, призраки, что ли?
— Нет.
— А он-то уверен, по-моему.
— Может быть.
— Опять задергался.
— Да.
— Сильно дергается-то.
— Да.
— А что он дергается?
— Беспокоится.
Незаметно мы подошли к Сергею Анатольевичу Селиверстову.
— Ох и издергались мы, ожидая вас, — сказал он.
— Да уж, — хором ответили мы с Равилем.
— Что у тебя, шеф, лицо перекошено, как будто челюсть выбили в драке?
— Да болит, Серёжа.
— Что болит, челюсть?
— Да нет, желудок.
— А-а-а… А похоже, что челюсть.
Сергей Анатольевич Селиверстов, бодро шагая впереди, подвел нас к Рафаэлю Гаязовичу Юсупову и проводнику Тату, сидевшим на камнях.
— Ну что, пообщались со смертью? — весело спросил Рафаэль Юсупов. — И какова она, смерть-то?
— Да так…
— Шоколадку лучше сожрите! Жирные кислоты вместе с сахаром нужны в высокогорье.
— Да…
— Кости видели, в Долине-то?
— Да.
— Чьи? Человечьи?
— Да.
— Много?
— Да.
— Умирают, значит, там.
— Да.
— А что ты, шеф, квелый какой-то?
— Да так…
Я устало опустился на землю. Страшно болел желудок. Я терпел.
— Долина Смерти сама выбирает тех людей, кого надо убивать, — всплыла из памяти фраза, некогда произнесенная проводником Гелу.
Рафаэль Юсупов подсел ко мне и, положив руку на плечо, спросил:
— Сколько времени в Долине Смерти-то был?
— Не знаю, не засекал.
— Ну как же так?
— Да так… там время течет по-другому… там сжатое время.
— А помнишь, лама Кетсун Зангпо говорил, что в Долине Смерти можно находиться не более пяти минут? А то Яма начнет свою работу. Сколько времени ты был… там?
— Не знаю, там сжатое время.
— Но все-таки, мог бы…
— Не мог.
— Страшно там?
Я не ответил. Я скучал по Зеркалу Царя Смерти Ямы.
Проводник Тату позвал нас и показал на камень, на котором четко вырисовывалось вдавление на камне, напоминающее крупный след человека.
— Это след Будды! — гордо сказал он и посмотрел в мои страдающие от боли глаза.
— М-м-м… — только и смог произнести я.
А потом мы, размеренно шагая, поднялись на перевал, который паломники называли Вратами Смерти, — помню, как я лег на этом перевале на камни и стал корчиться от боли. Боль в желудке опять стала невыносимой.
— А-а-а… а-а-а… — застонал я.
Ребята стояли и с состраданием смотрели на меня.
— А-а-а… — продолжал стонать я.
— Шеф, шеф, отсюда надо уходить! Здесь повышенная радиация! Дозиметр трещит как… — послышался голос Селиверстова.
— Сейчас, сейчас…
— Ну вставай, вставай, милый, — ласково попросил Селиверстов.
Я с трудом поднялся.
— Серега! Равиль! — сказал я, превозмогая боль. — Нам надо по кромке хребта подняться на высоту 6000 метров . Оттуда, говорят хорошо виден Топор Кармы. Я хочу увидеть его.
— Шеф, ты что?!
— Пошли! Рафаэль, останься здесь! Так надо. Нам идти-то вверх совсем немного. Мы быстро! — скомандовал я, и, собрав последние силы, стал карабкаться вверх по камням. Сергей с Равилем двинулись за мной.
Где-то на высоте 6000 метров мы и в самом деле увидели Топор Кармы. Первым его увидел Сергей Анатольевич Селиверстов.
— А вот и он — Топор Кармы! — простодушно и уютно сказал он.
Я посмотрел на «Топор» и вдруг ощутил, что боль уменьшилась. Тяжело переводя дыхание на этой запредельной высоте, я стал всматриваться в Топор Кармы. Ослабшая боль уже позволяла мне думать, а не просто натужно выжимать из себя остатки сил, как будто каждое твое движение является последним в жизни.
