— Над вами! Вы съели собственного драконенка, — проглотили его вместе с городом. Вашего собственного драконенка! Ха-ха-ха!
И Эдмонд настолько осмелился, что тоже робко повторил: «Ха-ха-ха!»
— Вот так история! — ужаснулся дракон. — Недаром мне показалось, будто город слегка застрял у меня в горле. Я должен вынуть его оттуда и осмотреть потщательней!
С этими словами он начал кашлять, потом отхаркнулся и — город очутился на склоне горы.
Эдмонд пустился назад к галогрифу, который сказал ему, что следует делать дальше. Итак, раньше чем дракон успел просмотреть весь город, чтобы убедиться, не там ли его отпрыск, голос самого жалобно воющего драконенка раздался изнутри горы. Эдмонд изо всех сил прищемил ему хвост железной крышкой, похожей на крышку запасных водопроводных кранов. Дракон услышал этот вой и встревожился.
— Что же, наконец, случилось с малюткой? Здесь его нет! — С этими словами он вытянулся в ниточку и вполз в гору — поискать своего драконенка.
Галогриф продолжал хохотать во всю глотку, а Эдмонд продолжал щемить хвост драконенка, и немного спустя голова большого дракона, вытянувшегося в необычайно длинную нитку, очутилась у круглого отверстия с железной крышкой, а хвост его оставался отсюда на расстоянии мили или двух. Когда Эдмонд услышал, что чудовище приближается, он в последний разок прищемил хвост драконенка, затем поднял крышку и встал за нею, чтобы большой дракон не мог рассмотреть его. Потом он снял хвост драконенка с крючка, и старый дракон заглянул в отверстие как раз вовремя: он успел увидеть, как хвост его драконенка скрылся на дне гладкой покатой галереи под аккомпанемент последнего крика боли. Каковы бы ни были остальные недостатки дракона, он во всяком случае обладал сильно развитыми родительскими чувствами. Он бросился вниз головой в отверстие и быстро скользнул вниз за своим младенцем. Эдмонд наблюдал за тем, как исчезла его голова, а затем и все остальное. Дракон был такой длинный и растянулся так тонко, что на это понадобилась целая ночь. Это было все равно что наблюдать за проходившим товарным поездом в Германии.
Когда исчезло последнее звено хвоста дракона, Эдмонд быстро прикрыл железную крышку. Он был добрый мальчик, как вы уже успели заметить, и его радовала мысль, что теперь и у дракона, и у его драконенка будет масса их любимого лакомства на вечные времена.
Он поблагодарил галогрифа за его любезность и вернулся домой как раз вовремя, чтобы позавтракать и поспеть в школу к девяти часам. Конечно, он не мог бы успеть, если бы город стоял на старом месте у реки, посреди равнины, но теперь город укоренился на склоне горы, на том самом месте, где дракон его выплюнул.
— Ну-с? — спросил учитель. — Где же ты был вчера?
Эдмонд объяснил, и учитель сейчас же выпорол его за ложь.
— Но ведь это истинная правда, — поклялся Эдмонд. — Весь город был проглочен драконом. Вы сами это знаете…
— Глупости! — возмутился учитель. — У нас была гроза и землетрясение, вот и все…
И он высек Эдмонда сильнее, чем когда-либо.
— Но, — возразил Эдмонд, который не мог воздержаться от спора даже при самых неблагоприятных обстоятельствах, — как вы объясните себе, что город теперь стоит на склоне горы, а не возле реки, как было раньше?
— Он и всегда стоял на склоне горы, — сказал учитель.
И весь класс подтвердил то же самое, так как ученики были достаточно благоразумны, чтобы не спорить с человеком, у которого в руках палка.
— Но посмотрите на карту, — упорствовал Эдмонд, не желавший ни за что быть побитым в споре, пусть его и побили в другом смысле.
Учитель указал на висевшую на стене карту.
На ней был обозначен их город действительно стоящим на склоне горы!
И никто, кроме Эдмонда, не мог понять, что сотрясение, полученное городом, когда дракон проглотил его, перевернуло все карты и сделало их неточными.
А учитель снова высек Эдмонда, объясняя, что на этот раз он наказывал его не за ложь, но за противную привычку вечно спорить.
На следующий день Эдмонду пришло в голову, что он может доказать людям правдивость своих рассказов, показав им галогрифа. И он действительно уговорил некоторых из жителей города пойти с ним в пещеры. Галогриф, однако, заперся в своем помещении и не хотел открыть дверей, поэтому Эдмонд ничего не выиграл этим, кроме лишних упреков. И бедный Эдмонд не мог возразить ни слова, хотя знал, как несправедливы все эти упреки.
Единственным человеком, поверившим ему, была его бабушка. Но ведь она была очень стара и очень добра и всегда утверждала, что он лучший из мальчиков.
