— Я тоже, — согласилась Мэйвис. — Уверена, что в неволе она погибнет.
— Знаете что, — заявил Фрэнсис. — Завтра мы первым делом пойдём и посмотрим на неё. Я полагаю, — добавил он задумчиво, — Сабрина тоже была кем?то вроде русалки.
— У неё нет хвоста, — напомнила ему Кэтлин.
— Не хвост делает русалку русалкой, — возразил ей Фрэнсис, — а способность жить под водой. Если бы дело было в хвосте, то и макрели звались бы русалками.
— Естественно, они не русалки, это уж я знаю, — сказала Кэтлин.
— Хотелось бы мне, чтобы она дала нам луки и стрелы вместо лопат и вёдер, — заметил Бернард, глядя на спящую тётю, — тогда мы смогли бы отправиться на тюленью охоту.
— Или охоту на русалок, — поправила Кэтлин. — Да, это было бы здорово!
И прежде чем Мэйвис и Фрэнсис смогли выразить, насколько они шокированы идеей стрелять в русалок, проснулась тётя Энид и забрала у них газету, потому что та, по её мнению, являлась не слишком подходящим чтивом для детей. И поскольку их тётя была из тех людей, при которых никогда и в голову не придёт обсуждать что-то действительно волнующее, разговоры о поимке тюленей или русалок сразу стали невозможны.
В этой ситуации лучше было читать «Эрика» и остальные книжки, но это было невыносимо.
Последние две фразы Бернарда и Кэтлин засели в головах у двоих старших ребят. Вот почему, когда они приехали в Бичфилд и встретили маму, чему очень обрадовались, а тётя Энид неожиданно уехала тем же поездом, чтобы повидаться с настоящими родственниками в Боунмозе, они не сказали ни словечка о тюленях и русалках, а лишь все вместе откровенно радовались тётиному отъезду.
— Я думала, она всё время пробудет с нами, — сказала Кэтлин. — О, мамочка, я так рада, что это не так!
— Почему? Ты не любишь тётю Энид? Разве она не добрая?
Все четверо подумали о лопатах, вёдрах и сетях для ловли креветок, а ещё об «Эрике», «Элси» и об остальных книжках и хором сказали:
— Ну…
— Тогда в чём же дело? — спросила мама.
И они не смогли объяснить ей. Иногда ужасно трудно сказать некоторые вещи маме, как бы сильно ты её ни любил. Лучшее, что смог ответить Фрэнсис, это: «Ну… Видишь ли, мы к ней не привыкли».
— И я думаю, она не привыкла быть тётей. Хотя она была милой, — добавила Кэтлин.
Мама была мудрой женщиной, поэтому не стала задавать больше вопросов. Она тут же отвергла идею о том, чтобы пригласить тётю Энид погостить несколько дней в Бичфилде. Если бы тётя Энид не покинула нашу историю именно в этот момент, то не случилось бы и самой истории. И теперь, раз уж она покидает повествование, должна заметить, что она считала себя очень доброй и её намерения были самыми лучшими.
Фрэнсис и Мэйвис перешептывались после вечернего чая, и еще немного перед тем, как отправиться спать, но они делали это так незаметно, что младшие не обратили на это внимания.
Жильё оказалось очень хорошим — совсем недалеко от города и вовсе не вилла, как многие побаивались. Я думаю, хозяйка несколько преувеличила, назвав это виллой. Это был обыкновенный дом, когда?то служивший жилой пристройкой у мельницы. Он был сделан из дерева мягкого серого цвета, с красной черепичной крышей. Сама мельница располагалась сзади, тоже серая и красивая. Теперь её уже не использовали по назначению — ее превратили в склад рыболовных сетей, тачек, старых кроличьих клеток, пчелиных ульев, упряжей и мешков с кормом для хозяйских цыплят. Ещё там было хранилище для зерна, которое когда?то, судя по всему, было большой конюшней, несколько поломанных стульев и старая деревянная колыбель, в которой не качали детей, наверное, с тех самых пор, когда мама хозяйки была ещё маленькой девочкой.
Во время обычных каникул мельница, возможно, и привлекла бы детей своим очарованием волшебного дворца с ворохом любопытных и диковинных вещиц, с которыми можно поиграть, но в этот раз все их мысли были заняты русалками. Старшие ребята решили, что с утра они отправятся взглянуть на русалку одни.
Мэйвис разбудила Фрэнсиса очень рано, они тихо оделись и даже, к сожалению, ккне стали умываться, потому что льющаяся вода, создала бы много шума. И, боюсь, волосы они расчесали тоже не слишком усердно.
Когда дети вышли из дома, на дороге не было ни души — только кошка с мельницы, которая всю ночь где?то гуляла и приползла домой грязная и уставшая, да ещё маленькая овсянка, которая сидела на дереве в сотне ярдах вниз по дороге и самодовольно, как это делают все на свете овсянки, без конца выкрикивала своё имя, пока ребята не подошли к ней вплотную. Тогда, нагло махнув в их сторону хвостом, она перелетела на следующее дерево, где принялась воспевать себя не менее громко, чем обычно.
Желание Фрэнсиса найти русалку, тем более подкреплённое долгими годами ожидания увидеть море, было очень сильным. Было ещё слишком темно, чтобы разглядеть что?нибудь кроме мелькающих фасадов домов, мимо которых они мчались. Но когда они с Мэйвис, бесшумно пробежав в резиновых шлёпанцах вниз по песчаной дорожке, свернули за угол, перед их глазами раскинулось нечто огромное и бледно?серое, светящееся точками красного и золотого огня в тех местах, где его уже тронуло солнце. Фрэнсис замер.
— Мэйвис, — сказал он прерывающимся голосом, — это море!
— Да, — ответила сестра и тоже остановилась.
— В нём нет и капли того, что я ожидал увидеть, — произнёс он и побежал дальше.
— Тебе не нравится? — спросила Мэйвис, следуя за ним.
— Нравится? — сказал Фрэнсис, — это не то, что может просто нравиться.
Когда они спустились на берег, песок и галька были мокрыми, потому что отлив закончился совсем недавно. Чего здесь только не было: подводные скалы и образованные ими небольшие заводи, и моллюски, и рожки, и маленькие береговички, похожие на необычайно тонкие зёрна маиса, разбросанные среди красных, коричневых и зелёных водорослей.
— Это восхитительно! — произнёсФрэнсис. — Это просто восхитительно, если хочешь знать! Я уже почти хочу пойти и разбудить остальных, потому что мне кажется, это не совсем честно.
— Ну, они уже видели это раньше, — почти искренне ответила Мэйвис. — И я не думаю, что искать русалок вчетвером — хорошая идея.
— К тому же, — заметил Фрэнсис, высказав то, о чём оба думали со вчерашнего дня в поезде, — Кэтлин хочет пострелять в русалок, а Бернард вообще думает, что это тюлень.
Они присели и поспешно сняли шлёпанцы и носки.
— Конечно, — сказал Фрэнсис, — нам вряд ли повезёт что-нибудь найти.
— Ну, — отозвалась Мэйвис, — судя по тому, что нам известно, её уже могли найти. Будь осторожен, когда пойдёшь по этим скалам, они ужасно скользкие!
— Как будто я не знаю! — заметил Френсис и побежал по тонкой полоске песка, что отделяла скалы от гальки, и впервые коснулся ногами моря. Это было всего лишь мелкое озерцо в зеленовато?белой скале, но, тем не менее, это было все то же море.
— Слушай, а не слишком ли она холодная? — сказала Мэйвис, отдёргивая порозовевшие, мокрые пальцы ног. — Я против того, чтобы ты ходил по…
— Как будто я не!.. — начал Фрэнсис и неожиданно плюхнулся в большую чистую сверкающую заводь.
— Ну вот, я полагаю, что теперь мы немедленно должны пойти домой, чтоб ты переоделся, — не без горечи констатировала Мэйвис.
— Исключено, — заявил Фрэнсис, с трудом поднимаясь и держась за Мэйвис мокрыми руками. — Я совсем сухой! Ну, почти.
— Ты знаешь, что означает простуда? — спросила сестра. — Это значит — сидеть весь день дома или, возможно, вообще в постели. Тебе будут ставить горчичные пластыри и придётся есть жидкую овсяную кашу с маслом. Ну же, пойдём домой, мы и не могли найти здесь русалку. Это слишком яркое, светлое и обыденное место для того, чтобы тут случилось что?нибудь волшебное. Давай, пошли домой!
— Ладно, только дойдём до конца волнореза, — убеждал её Фрэнсис. — Просто, чтобы посмотреть
