— После завтрака, — сказал Фрэнсис. — Секундочку, мам! Извини за ухо, Бернард. Мы всё вам расскажем. О, это совсем не то, что вы думаете. Встретимся на мельнице и обсудим всё сразу после завтрака. Согласны? Отлично! Да, мама, иду!
— Значит, есть две русалки, — шепнула Фрэнсису Мэйвис, — и они не могут обе быть Сабринами… Тогда, какая же…
— Ну, как бы там ни было, одну из них нам надо спасти, — ответил Фрэнсис и в глазах у него загорелся огонёк предвкушения большого приключения, — иначе она умрёт в неволе!
Глава III
Спасение
Весь вопрос был, разумеется, в том, сводит ли мама их в цирк сама. и отпустит ли одних, если не сможет пойти. Однажды, в Бэкингемшире, она разрешила ребятам самостоятельно сходить в зверинец, предварительно взяв с каждого слово не трогать животных. Им, правда, пришлось сильно пожалеть о данном обещании: хозяин зверей предложил детям погладить своего дрессированного волка, сильно напоминавшего колли. И, когда они отказались, заметил: «Что, испугались? Тогда бегите домой к мамочке!» А зрители расхохотались самым оскорбительным образом. В цирке, конечно, лошади и другие не менее интересные животные находятся на несколько большем расстоянии, нежели вытянутая рука, так что, возможно, на этот раз обещание с них не возьмут. Впрочем, было одно «но»: мамино присутствие, хотя и приятно, тем не менее, добавит уйму проблем к и без того уже имеющимся со спасением Русалки. Это не могла не заметить даже Мейвис. Но, предположим, мама не пойдёт.
— А что, если нас заставят пообещать не прикасаться к животным? — размышляла Китти. — Ты же не можешь освободить кого-нибудь, не дотронувшись до него.
— В том-то всё и дело, — пояснила Мэйвис, — Русалка — не животное. Она — личность.
— А может, это не такая Русалка, — возразил Бернард, — может, это то, что все называют тюленями, как написано в газете.
— Нет, такая, — заявил Фрэнсис, — я уверен!
Они болтали в саду перед домом, прислонясь к зелёным воротам, в то время как Мама наверху распаковывала багаж, ещё вчера кучей громоздившийся на Ватерлоо.
— Мэйвис! — позвала Мама из открытого окна. — Я не могу… хорошо бы тебе подняться ко мне!
— Я должна помочь маме с багажом, — протянула Мэйвис и неохотно направилась к дому.
Однако, через несколько минут она прибежала обратно:
— Всё в порядке: Мама собирается в полдень на Станцию — встречать Папу и купить всемпанамы. А нам велено взять лопаты и отправиться к морю до обеда (жареный кролик с запечёнными яблоками — я спросила у миссис Пирс), а потом нам разрешили сходить в цирк одним, кстати, о прикосновениях к животным не было сказано ни слова.
И дети устремились вниз по дороге, до самого пляжа сопровождаемые будто отовсюду доносящимся хвастливым щебетанием овсянки. В такой прекрасный день довольно сложно продолжать думать о Русалке, которую вы никогда не видели, не слышали и не трогали. С другой стороны, если вам довелось и увидеть, и послушать, и прикоснуться к ней, вы бы не думали больше ни о чём. Вот почему, оказавшись на берегу, Кэтлин и Бернард тут же начали копать ров вокруг будущего песчаного замка, в то время как старшие бродили вокруг, волоча за собой лопатки будто хвосты, и разговаривали, разговаривали, разговаривали… пока Кэтлин не заметила, что они могли бы и помочь в прокладывании рвов, илиприлив доберётся до замка раньше, чем тот будет достроен.
— Ты даже не представляешь, насколько забавны эти песчаные замки, Франс, — мягко добавила она, — ты ведь никогда раньше не был на море.
И работа закипела: они копали, сгребали в кучу, прихлопывали лопатками и выкладывали с помощью ведёрок куличики, стараясь, чтобы те напоминали башни замка; затем друзья вырыли подземелья и тоннели, возвели мосты, только крыша обычно в конце подводит, если заблаговременно не примять песок. Но вот первая слабая волна добралась до славного, пусть и не совсем достроенного, замка, заставив каждого трудиться с удвоенной энергией, дабы не подпустить море ближе. Когда же это стало совсем безнадёжным делом, все столпились в замке, наблюдая, как вода постепенно смывает его, оставляя лишь бесформенный песчаный холм. В итоге дети вымокли до нитки, поэтому, по приходе домой, им пришлось полностью переодеться. Теперь вы, должно быть, можете представить, насколько они были довольны собой. После жареного кролика и запечёных яблок Мама отправилась в паповстречательную и панамодобывательную экспедицию. Фрэнсис проводил ее до станции и вернулся немного грустный:
— Меня заставили пообещать не трогать животных, — буркнул он. — А вдруг Русалка — животное…
— Нет, раз она умеет говорить, — заверила его Кэтлин, — как ты думаешь, нужно ли нам одевать нарядные платья? Думаю, да. Это более почтительно по отношению к чудесной обитательнице водных глубин. Ей было бы приятно, если б мы выглядели красиво.
— Я не собираюсь ни для кого выряжаться, — твёрдо сказал Бернард.
— Ладно, Медвежонок, — успокоила его Мэйвис, — переоденемся только мы. Помни: она волшебница.
— Слушай, Франс, — с мольбой в голосе спросил он, — думаешь, мы
— Вовсе нет, — ответил мальчик. — Вряд ли Русалке есть дело до того, что на тебе надето. Они же вообще ничего не носят, кроме хвостов, длинных волос и зеркалец. Если надо что-нибудь украсить, они прекрасно справятся с этим сами. Но это вовсе не означает, что тебе не следует тщательно вымыть руки и, конечно же, попытаться избавиться от песка в волосах. А то они смахивают на веник.
Сам же он надел голубой галстук, подаренный ему тётей Эми, и до блеска отполировал цепочку от часов, которые носил в кармане жилетки. Подобные занятия помогли скоротать время, пока девочки собирались. Наконец, великий миг настал: нарядившись, дети отправились в путь. Овсянка продолжала восхвалять себя (похоже, эта тема ей никогда не надоедала).
— Такое ощущение, что эта птичка смеётся над нами, — заметил Бернард.
— Наверное потому, что мы идём гуськом, — предположила Кэтлин, — впрочем, в цирке будет здорово.
Перед самым Бичфилдом-на-море, точнее в наименее симпатичной его части, состоящей, казалось, из одних жёлтых кирпичных домов и плоских витрин магазинов, раскинулся пустырь. В наиболее привлекательной части деревни магазины имели небольшие выпуклые окна из толстого зелёного стекла, через которое едва ли можно было что-то разглядеть. Также здесь виднелись мрачные рекламные щиты, обклеенные потрёпанными плакатами самих диких цветов, красными буквами призывающими носить Настоящие Ботинки Рамсдена, или — голубыми — голосовать за Уилтона Эшби. Некоторые уголки плакатов уже давно оторвались и уныло развевались на ветру. В этой части посёлка всегда полно соломы, грязи и обрывков бумаги, а у заборов, там, где полагается быть цветам, обнаруживаются куски грязных тряпок, старая обувь и консервные банки. К тому же, аккуратно окрашенные заборы зачастую заменялись колючей проволокой и обилием крапивы. А вы никогда не интересовались, кто же обезобразил места, которые могли быть такими милыми, разве вам не хотелось поговорить с ними и попросить больше так не делать? Возможно, когда эти люди были маленькими, никто не объяснил им, что нехорошо разбрасывать апельсиновую кожуру, а также обёртки от шоколадок или пакеты от булочек. Просто ужасно, что такие дети — эти маленькие безобразники — в дальнейшем вырастают в абсолютных монстров обезображивания, которые строят отвратительные жёлтые кирпичные коттеджи, возводят рекламные щиты, продают Настоящие Ботинки Рамсдена (красным цветом) и яростно голосуют за Уилтона Эшби (голубым цветом), совершенно не заботясь о полях, некогда бывших зелёными, и о клумбах, где раньше росли цветы. Такие люди не видят ничего зазорного в столь безобразном обращении с землёй вроде этой непривлекательной городской окраины, где и проводилась ярмарка в тот незабвенный день, когда Фрэнсис, Мэйвис, Бернард и
