милиционеров уже открыл крышку пустого гроба. Кроме древесной стружки, в гробу виднелся листок бумаги и бутылка водки, перекатившаяся в угол. Серегин принял бумагу и прочел текст, написанный крупными печатными буквами: “Я СКОРО ВЕРНУСЬ”.
– Что это значит? – заглянул через плечо следователя прокуратуры репортер.
– Это значит, – раздельно и зло произнес Серегин, скомкав бумажку, а потом с остервенением разгладив ее, – что двадцать два мудака приперлись на кладбище, чтобы откопать бутылку водки.
Кто-то что-то говорил, а Серегин ничего не слышал и не видел, перед его глазами стояла иная картина: по залитой лунным светом дорожке идет человек, неся на плече, как бревно, замерзшее тело покойника. А сверху сыплет снег, скрывая все следы его дьявольской деятельности.
Так оно и было. Марк в те минуты походил на вампира. Он словно исправил допущенную несправедливость, вытащив из могилы того, кто не вправе был покоиться под номером 386, в регистрационном журнале кладбищенской конторы проходивший как Сергей Максимович Марковцев. И что- то жуткое было в этом: гроб пуст, и он ждет своего законного хозяина.
В себя следователя привел голос оперативника, который предлагал искать какие-то фрагменты.
Фрагменты...
Какие фрагменты?
Наконец Серегин понял: даже по отдельному фрагменту тела можно с точностью до...
– Ты только представь себе, – сорвался он на сыщика, – вот он вытащил труп и тут же, на кладбище, стал рубить его топором в капусту! Какие там фрагменты?!
– Я так понял, что экспертиза отменяется, – попытался угадать судебный медик и кивнул на бутылку водки. – Может, есть смысл снять пробу?
– Еще вопросы есть? – Серегин обвел злыми глазами каждого, остановившись на водителе. – Спроси про доски.
Он подошел к понятым и вручил супругам обещанные деньги.
– Не обращайте внимания, кто-то из коллег пошутил.
Вот в это пожилая пара, поддерживая друг друга за локоть и удаляясь с проклятого места, поверила охотно.
– Доставай кассету, – потребовал Серегин у репортера. – Ничего не было, понял? Я не хочу прослыть дураком на всю страну. Мы на труп без головы дела закрываем, а тут вообще нет трупа. Тебе тут нечего освещать. Равно как и экспертиза, сенсационный репортаж отменяется.
– Я мог бы отослать этот материал в “Сегоднячко”... – заикнулся было репортер.
– Кассету! – следователь требовательно протянул руку. У него теперь было что сказать и прокурору, который дал команду на эксгумацию тела, да и кому угодно. Серегина не волновало, кто и под каким предлогом подсунул прокуратуре это мертвое дело. Даже репортера дали из самого скандального телеканала.
Последнее, что сделал следователь, – отдал дань Сергею Марковцеву, подняв с земли цветы и положив их на вновь насыпанный холмик над пустым гробом.
47
Москва. 19 декабря, 10.30
Внешне Постнов выглядел спокойным, но внутри него боролись страх перед шефом и гнев на Марковцева, который разрушил столь стройные планы и вообще мог поставить крест на его карьере. Если раньше посредник ни за что не отвечал, то, взяв инициативу в свои руки, принял на себя и ответственность за операцию.
Два известия пришли одновременно: обнаружили майора Петрова – мертвого и не обнаружили другого мертвеца. Последний исчез бесследно, словно провалился в преисподнюю, оставив записку с емким и зловещим содержанием: “Я скоро вернусь”. Первый, кроме обгоревшего листка, оставил и другие доказательства, указывающие на его сговор с Марковцевым.
А диверсионная группа уже в пути, на территории Азербайджана, и остановить ее нет никакой возможности.
Прежде чем отправиться с докладом к шефу, Постнов в течение двадцати минут перебирал в голове разные варианты, и только один из них оказался применим к сложившейся ситуации. После короткой беседы с боссом, который сказал, что вообще ничего не знает ни о каких диверсантах и террористических лагерях, опустился тот самый щит, отгораживающий Совет безопасности от профильного отдела военной контрразведки. Стало ясно, что в случае провала операции никакой поддержки сверху ждать не приходится.
Николай Григорьевич завел свой серебристый “Пежо-206” и отправился на Большую Дмитровку.
– Я должен внести кое-какие коррективы в утвержденный ранее план, – начал Постнов разговор с Эйдиновым, по привычке сосредоточив взгляд на тлеющем угольке сигареты.
Начальник отдела невесело ухмыльнулся: какие там коррективы! План запущен по заданной Марковцевым траектории, изменить которую не представлялось возможным. Хоть что делай, хоть начинай переговоры с КГБ Азербайджана, – сложившийся расклад говорил о том, что переговоры с азербайджанскими коллегами не то что невыгодны российской стороне, но и чрезвычайно опасны.
Посредник из Совбеза продолжал:
– Цель, которую мы планировали, неосуществима. Сейчас диверсионный отряд представляет собой неконтролируемую боевую единицу или группу лиц, планы которой мы не знаем. Такой отряд можно представить нашей стороне в любом качестве – как преступным, так и выполняющим задания спецслужб, словом, каким угодно. Есть только один способ избежать крупного политического скандала.
Постнов затушил сигарету в пепельнице и, морщась от дыма, сказал:
– Я предлагаю предупредить боевиков на базе Давлатова. Более того; передать им точный план, по которому намереваются действовать диверсанты. Чтобы группу Марковцева ждали. Владимир Николаевич, – попросил Постнов, – дайте мне план, а я найду способ срочно переправить его Бараеву. Думаю, он успеет предупредить своих людей на азербайджанской базе. В этом случае все разрешится на неофициальном уровне.
Полковник покачал головой и рискнул было вы сказаться:
– Одно дело, когда...
– У нас с вами одно дело! – Начальник отдела впервые видел гнев посредника, выступивший восковым полумесяцем на его ярко-красных щеках. – Остаться при своих – вот наша задача. Если Марковцев вернется, на руках у него будет достаточно доказательств, чтобы раздуть здесь, в России, грандиозный скандал. Все, что мы имели против него, автоматически бьет по нам. Неужели вы этого не понимаете, Владимир Николаевич? Восстановите по крупицам ход этого дела, и вам все станет понятно. Марковцев знает так много, что мои и ваши знания на этом фоне просто меркнут.
Эйдинов хмуро кивнул.
– Вся пакость в том, – продолжил Постнов, – что сейчас мы не можем тронуть никого из группировки Зубахина, а самого генерала тем более. Потому что цепочка мертвецов куда хуже цепочки живых. Последних можно заставить молчать, чего не скажешь о мертвых. По ним, как по ступенькам, можно подняться от рядового состава отдельной роты до генерала Минобороны. А вот этого нельзя допустить ни в коем случае. И вся эта патовая ситуация реальна только при живом Марковцеве. Не понимаю, чего ради я распинаюсь перед вами, если совершенно ясно, что живой Марковцев – наша с вами смерть.
Эйдинов припомнил недавний разговор с Сергеем. “Не играйте совестью разведчиков”, – сказал он. И словно в продолжение этой темы полковник произнес, глядя в глаза Постнову:
– Нет, Николай Григорьевич, Марковцев – это наша с вами совесть.
Чиновник презрительно скривился:
– Не стройте из себя целомудренную барышню. Мы подставляли группу диверсантов, то же
