джинсах и темной рубашке с коротким рукавом. Половина лица его была изуродована ожоговым шрамом, короткие волосы серебрились сединой. Вашков отступил в тень.
— Алик, — крикнул мужчина, — Алик, подожди.
Парень остановился, поджидая его.
— Ну, чего тебе? — по капризному тону можно было судить, насколько ему надоел собеседник.
— Подожди, — мужчина, прихрамывая, догнал его, — нельзя же вот так …
— Почему нельзя? — всплеснув руками, искренне удивился Алик, — я тебе сразу сказал: я мальчик дорогой. Сходи к Большому, там нищие солдатики. Они за полтинник отсосут. Или к жене возвращайся.
— Я не могу с женщинами. После ранения не могу, — глухо сказал мужчина, — с моим лицом…
— А я что, мать Тереза, что ли?
Разговаривая, они спускались по переулку. Алик шел, небрежно роняя слова через плечо. Мужчина, припадая на правую ногу, старался не отстать от него. Вашков, держась в тени, следовал за ними.
— Ну, постой, — мужчина схватил парня за рукав, — оставь хотя бы телефон…
— Ага. И жопу на ночь.
— …я найду деньги…
— Со своей пенсии по ранению, что ли? — Алик явно издевался. — Слушай, капитан, а если бы ты дожарился в том БМП до корочки, больше бы платили?
Мужчина сгреб его рукой за отвороты пиджака и, вздернув на цыпочки, приблизил к своему изуродованному лицу.
— Ну, ты паскуда! Как я тебя сразу не разглядел. Предупреждали меня… эх, руки марать не хочется. Пшел отсюда.
Алик отскочил, поправил шейный платок и, часто оглядываясь, поспешил прочь.
— А не хочется — не марай, — крикнул он издали.
Мужчина присел на прямо на бордюр тротуара, обхватил голову руками и замер, уставившись в землю. Со стороны украинского посольства в переулок, визжа покрышками, влетела «шестерка». Пискнув тормозами, она остановилась возле мужчины. Он взглянул на автомобиль, отвернулся и закурил. Из машины вышла высокая стройная женщина в светлом платье, перетянутом широким поясом. Волосы ее были кое-как заколоты в пучок на затылке. Подойдя к мужчине, она присела на корточки и попыталась заглянуть ему в лицо.
— Это я, — голос у нее чуть дрожал, речь была сбивчива и сумбурна, — а я тебя везде ищу. Охранник в «Обезьянах» сказал, что ты ищешь Алика, а он сюда поехал, вот я и…
— Мы не сможем жить вместе, Вера. Оставь меня, наконец, мне не нужна жалость. Я не смогу…, на нас смотреть будут, как…, — нервно затянувшись сигаретой, мужчина махнул рукой.
Женщина присела на бордюр рядом с ним.
— Какая жалость, дурачок? Какая жалость? Десять лет вместе, я же ждала тебя с войны и плевать мне, кто как смотреть будет!
Она встала голыми коленями на серый асфальт, притянула к себе его голову и он уткнулся лицом ей в шею. Плечи его затряслись.
Вашков, сцепив зубы, прошел мимо. Он увидел, как Алик свернул перед МХАТом к Тверскому бульвару и ускорил шаг, на ходу навинчивая глушитель. Сзади хлопнула дверца машины. Он оглянулся. «Шестерка», мигнув поворотником, выехала на Тверскую. Переулок был пуст.
— Эй, Алик, постой, — крикнул Вашков.
Парень, вихляя бедрами, перебежал проезжую часть и обернулся. Вашков, широко улыбаясь и держа руку с пистолетом за спиной, не спеша шел через дорогу.
— Я уж думал, не найду тебя, — радостно сообщил он.
— Я тебя знаю? — спросил Алик, щелчком отправляя сигарету за плечо на дорожку скверика.
— Вряд ли. И я тебя не знаю, но надеюсь узнать поближе.
Алик оценил дорогую одежду, массивный браслет на руке незнакомца и жеманно повел плечом.
— Надежды юношей питают, папаша. Я мальчик дорогой.
— А я в курсе, — покладисто сказал Вашков, подходя вплотную, — ты кредитные карточки берешь?
— Чего? — оторопел Алик.
— Или только за щеку принимаешь? — Вашков ткнул ему стволом «ТТ» в живот, — а ну, падаль, отойдем-ка сюда, — он толкнул оторопевшего парня к кустам, отделявшим посыпанные песком дорожки скверика от чугунной ограды.
— Ты чего, отец, говна объелся? Да ты знаешь, с кем я…
Вашков ударил его в лицо рукояткой пистолета. Из рассеченной щеки потекла кровь. Алик взвизгнул и, повернувшись, бросился прочь. Вашков сделал шаг и носком ботинка врезал ему по щиколотке. Ноги Алика заплелись, и он рухнул в траву, проехавшись по ней лицом. Не вставая, он оглянулся. Половина лица его была в земле, губы тряслись. Отталкиваясь ногами, он пытался отползти от подходящего вразвалочку Вашкова.
— Так это ты тот самый псих…
Вашков рассчитанным движением ударил его ногой в лицо, разбив губы. Алик опять взвизгнул.
— Что ж ты того, обгорелого, не замочил? — давясь кровью и слезами, спросил он, — тоже ведь голубой!
— Он мужик, он опомнится. С ним рядом такая женщина, что он не пропадет, — Вашков расстегнул ширинку, — а ты, падаль, сейчас займешься знакомым делом. С любовью и прилежанием. Потому что если мне не понравится…
— И ты меня отпустишь? — Алик не верил своему счастью.
— Конечно, — легко согласился Вашков.
Конечно нет, закончил он про себя. Он представил, как нажмет кнопку выкидного ножа и взрежет эту тонкую шейку от уха до уха. И еще одним ублюдком станет меньше. Они не должны жить и не будут, и пока я смогу вас давить…
Алик встал на колени, снял с шеи платок, вытер рот и, наклонившись, взял распухшими губами его вялый член. Вашков собрал в горсть его растрепанные волосы и слегка ткнул стволом пистолета в шею под подбородком.
— Мне кажется, ты не сделаешь мне больно, а?
Алик замычал, мотая головой.
Вашков ощутил долгожданное возбуждение. Алик, закрыв глаза, со знанием дела сдвинул губами крайнюю плоть с головки члена, и Вашков почувствовал, как знакомая дрожь поднимается по телу. Он повернулся боком к освещенной проезжей части бульвара, чтобы свет падал на лицо Алика, ускорившего, в порыве энтузиазма движения губ, как вдруг тот замер, уставившись ему за спину.
— Ну, ну, не огорчай меня, — надавив пистолетом в шею, посоветовал Вашков.
Парень смотрел мимо, не реагируя на слова, и Вашков увидел, что глаза его от ужаса вылезают из орбит. Он нервно оглянулся и у него перехватило дыхание. Из тени старой липы, к нему неслышно, будто скользя над травой, двигался кто-то в черной, будто клубящейся дымом мантии. Свет фонарей таял и исчезал касаясь, его одежды, оставляя видимым лишь расплывчатый контур. Бледное, едва проступавшее в тени накинутого на голову капюшона лицо поражало отрешенностью и безразличием. Тем не менее Вашков понял, что это за ним. Он бы не смог объяснить свою уверенность, просто была какая-то подсознательная убежденность, что незнакомцу в мантии нужен именно он. Не этот стоящий на коленях скулящий пидор, а именно он, Петр Вашков. Выбрасывая в сторону врага руку с «ТТ» он развернулся и почувствовал, что двигается слишком медленно, словно его окружал связывающий движения плотный туман. Сырой и холодный туман, пропитавший одежду и ползущий по телу миллионами личинок, стремящихся проникнуть сквозь кожу. У него был только один выстрел, больше ему сделать не позволят. Один выстрел и один шанс. Удлиненный глушителем ствол пистолета поднялся на уровень бледного лица, заполнившего, казалось, весь мир. Плавно и уверенно Вашков нажал на спуск. Время замедлилось. Отдача подбросила ствол «ТТ» вверх, и Вашков увидел пулю. Крутясь вокруг своей оси, она продавливала воздух, оставляя за собой кильватерный след, словно летящий по воде парусник. Надрезанный крест-накрест кончик пули вошел
