Брусницкий покосился на Волохова.
— Скорее всего, он будет один, — нехотя сказал тот.
— А чего я подствольник повесил, мы его и так придушим, — прогундосил Гусь.
— Это тебе не стрелка с пацанами отмороженными.
Гусь покрутил головой. Из носа опять потекла кровь, и он, махнув рукой, снова вставил в нос тампоны. Брусницкий постучал в дверь студии.
— Чего надо? Дадут мне сегодня поспать или нет?
Он открыл дверь и вошел. В комнате было темно.
— Боюсь, сегодня вам поспать не удастся, — сказал Брусницкий, стараясь разглядеть собеседницу в падавшем из прихожей свете. Женщина, лежащая на диване показалась ему необыкновенно красивой, — Придется показать нам дорогу к дому Покровской. Вы хорошо ее знаете?
— Ольку-то? Как облупленную, — Роксана села, спустив с дивана ноги и прикрывшись пледом.
— Нет, дорогу.
— Найду, наверное. Зажгите свет, мне одеться надо.
Брусницкий щелкнул выключателем. Роксана откинула плед, и он поспешно отвернулся. Роксана шуршала одеждой, щелкала застежками.
— Сколько туда ехать?
— Часов пять-шесть. Может — семь. Там от трассы еще в сторону километров семнадцать-двадцать. Если не развезло, все нормально, а если дожди шли, то придется в деревне тракториста нанимать. У него такой лист железа огромный, ставит на него по две машины и волочет за собой. Можете обернуться.
Брусницкий повернулся и оглядел ее с ног до головы.
— Да, вы эффектная женщина.
— Ой, только не начинайте, — с досадой сказала Роксана. — Я все это сто раз слышала. Когда надо ехать?
— Чем быстрее — тем лучше.
— Так… Во-первых, я хочу есть, а во-вторых, мне надо переодеться. Согласитесь, это не для загородной прогулки, — она продемонстрировала длинную ногу в туфельке на высоком каблуке.
— Хорошо, мы заедем перекусить и потом завезем вас домой переодеться. Вы готовы?
— Вполне.
Цивилизация кончилась сразу за кольцевой автодорогой. А вместе с ней и приличные, по российским меркам, дороги. Шоссе было забито. Два ряда в одну, два ряда в другую сторону. Не спеша пыхтели грузовики, дачники на «москвичах» и «жигулях» с прицепами тоже не способствовали быстроте передвижения. «Крутые» на иномарках, норовя обойти хвост машин по встречной полосе, вызывали протестующие гудки и ругань.
Роксану пришлось ждать почти час, поскольку она не могла ехать «на пикник» не накрашенной. Юбку она сменила на кожаные брюки, а туфли на кроссовки. По пути перекусили в каком-то кафе. День был теплым, но ветреным. Облака резво бежали по небу.
В первой машине были Брусницкий, Волохов и Роксана. Вторую вел Гусь. Близнецы дремали на заднем сиденье, Иван, молчаливый и серьезный, смотрел в окно. Гусь всю дорогу пытался выспросить его насчет жизни в монастыре, и как это можно без женщин, но Иван отвечал односложно, и тот отстал.
К Владимиру подъехали только в третьем часу дня. Здесь Роксана сказала, что точно не помнит, но надо ехать или на Нижний Новгород, или на Муром.
— Это два разных направления, — еле сдерживаясь, сказал Брусницкий.
— Милый мой, если бы я знала адрес — сказала бы вам и не потащилась к черту на рога.
Поехали на Нижний. Через час Роксана сказала, что не узнает дорогу. Брусницкий, выругавшись вполголоса, развернулся через две сплошные полосы.
Вернувшись к Владимиру, свернули на Муром. Проехали по муромской трассе около пятидесяти километров. Роксана крутила головой.
— Вот, — она показала пальцем вперед, — вот грунтовая дорога! Я же сразу говорила, что надо сюда ехать!
Брусницкий вздохнул.
Возле съезда с шоссе остановились. Вышли размять затекшие ноги.
Волохов, посовещавшись с Брусницким, предложил Роксане ехать во второй машине, а близнецов пересадили в первую. Саша и Миша устроились на заднем сиденье, положив на колени автоматы. Гусь сунул свой «Калашников» под сиденье водителя.
Иван отозвал Волохова в сторону.
— Павел, я вас прошу, не горячитесь. Задержите его хоть на несколько минут. Остальное я сделаю. Поверьте, я знаю, что говорю.
Волохов смотрел в сторону.
— Ты, Ваня, не обижайся только, — сказал он, — я сделаю все, чтобы прикончить эту тварь. А ты практикуйся на кликушах всяких там, на юродивых, избавляй от падучей. Извини, не верю я в крест и молитву. Садись в машину.
— Павел…
— Все, Ваня, все. Разговор окончен.
Брусницкий осторожно съехал на грунтовку, и джип сразу сел на брюхо, провалившись в раскисшую колею.
— По полю надо, — пробормотал Гусь, глядя, как джип дергается в колее, разбрасывая комья грязи.
На пониженной передаче Брусницкому удалось выбраться на твердую почву. Поехали вдоль дороги, по заросшему сорняками полю. Дорога шла вдоль леса, ныряя в овраги, взбираясь на невысокие холмы. На обочинах гнили старые покрышки, ржавели какие-то сеялки или молотилки. Попался перевернутый комбайн без стекол и колес.
Гусь в присутствии своей обидчицы молчал. Роксана с интересом разглядывала Ивана.
— Тебя ведь Ваней зовут?
— Да, — настороженно ответил тот.
— Красивое имя. И сам ты такой милый. Наверно еще и не брился ни разу, — она провела по щеке Ивана ладонью, — а кожа какая нежная…
— Не надо, пожалуйста, — Иван отодвинулся в самый угол салона.
— Да чего ты боишься? Не укушу же я тебя.
— Согрешить и в мыслях можно, — пробурчал Гусь.
— А ты знай на дорогу смотри, — осадила его Роксана. — Ваня, так ты будешь дьявола изгонять? Или как в церкви говорят: диавола! Да? Как интересно! А не боишься?
Иван неожиданно посмотрел ей прямо в глаза.
— Боюсь. Да, я боюсь, но не отступлю.
— Какой ты…, ну, просто Сергий Радонежский, — Роксана вздохнула и отвернулась, — тоже, наверное, в святые метишь.
На очередном взгорке Брусницкий остановил машину. Высунувшись из окна, он оглянулся на второй джип.
— Эта деревня? — крикнул он, показывая вперед.
— Да, эта, — Роксана, высунувшись из окна, энергично закивала головой, — в самый конец деревни езжайте.
Деревня явно умерла, как и много других деревень центральной полосы России, несколько лет назад. Покосившиеся избы, поваленные заборы, заросшие сорняками сады с одичавшими яблонями. Несколько домов сгорели, и на пепелищах буйно росли большие желтые цветы. Раньше их называли золотыми шарами. За околицей, у последнего в деревне дома, на берегу полузаросшего тиной пруда дорога кончалась. Дом осел на одну сторону, ограда повалилась. Только ворота стояли крепко, нелепо запертые на висячий замок. К пруду вплотную подступал старый ельник. Такой густой, что казалось, ели стоят, как солдаты в строю. Волохов вышел из машины. Заходящее солнце подкрасило кармином высокие облака. Небо на востоке налилось синью, как море перед штормом. Звенели комары, лягушки в пруду уже начали
