летних дней она провела словно в ошеломлении после ночей с ним. Теперь она могла по достоинству оценить смешки и шутки наложниц при императорском дворе: они все равно что зеленый рис по сравнению со зрелым урожаем — урожаем, который теперь в ней.
Как мать сына, мать принца, она сможет никому не подчиняться в степях. Конечно, кроме мужа; и она быстро поняла, что больше всего ему нравится, больше всего устраивает его, когда она остается самой собой. Опущенные взоры и поклоны раздражали его, тревожили, и ему тогда хотелось покинуть ее юрту ради свободы травяных степей.
Но когда она ездила верхом или ухаживала за больными, играла на лютне или смеялась с яркоглазыми детьми шунг-ню, он проводил с ней все время, какое мог. И она почти каждый вечер играла и пела для шан-ю, но теперь в ее песнях звучало счастье. Хотя такие речи давались ему трудно, Вугтурой дал ей понять: ему нужна не кукла в шелковых одеяниях, а храбрая женщина, та самая, что в жемчугах и перьях зимородка перед лицом Сына Неба изобличила вора, та, что сражалась с белым тигром и помогла самому принцу сесть на трон. И, к собственному удивлению, она тоже хотела его. Этот брак не походил на все, что она видела раньше, в той другой жизни, во время путешествия в Шаньань. Там замужние женщины жалели ее и считали, что она должна им завидовать. Теперь она вполне довольна. Вернее, должна быть довольна.
Я скучаю без мужа, призналась себе Серебряная Снежинка. Одно дело называть его так в темноте ночи, но днем, даже думая об этом, она краснела. И думает об этом ежедневно с того дня, как он уехал в ханьскую крепость на границе степей. Он рассказал ей, что хочет поговорить с командиром гарнизона. От Ли Лина Серебряная Снежинка узнала, что этот командир — сын офицера, который воевал под командованием ее отца и пережил долгое странствованиеий марш назад после пленения командующего. А поговорить нужно было о предложении, которое отец Вугтуроя незадолго до смерти высказал при Серебряной Снежинке — чтобы шунг-ню защищали всю границу от Дан Хуана на востоке до Желтой реки.
Серебряная Снежинка помнила ответное письмо Ли Лина; ей казалось, что она может слышать его голос:
— Прошло свыше ста лет с тех пор, как By Ти перестроил Великую Стену. Это не просто земляное укрепление. Она поднимается на холмы и спускается с них, она следует естественным очертаниям местности, она вся изрыта тайными ходами и щетинится укреплениями. Неужели вся эта огромная работа была напрасной?
Однако Куджанге Сын Неба вежливо ответил, что Стена построена, чтобы удерживать империю внутри определенных границ, а не для того, чтобы отрезать ее от людей запада. Куджанга тем не менее не отказался от этой мысли; сын его тоже не отказывается. Его сыновья, вспомнила Серебряная Снежинка. Как ни странно, Тадикану понравилось это предложение.
Не зря Ли Лин отказывал. Что если бы Тадикан стал шан-ю? Конечно, он преклонился перед младшим братом и дал клятву повиноваться ему. Но он не делал тайны из того, что его цель — Срединное царство, его разграбление. И клятва, данная брату, не помешала ему сохранить собственный отряд и окружение из стариков, которые опасались, что под властью Вугтуроя влияние перейдет к более молодым и к иноземной жене шан-ю. К ней Вугтурой относится как к настоящей старшей жене, а не как к очаровательной игрушке и любезности по отношению к Чине.
Несмотря на недовольных этим, Вугтурой разослал собственных разведчиков, как он сказал, чтобы присматривать за фу ю, которые в первый год его правления начали волноваться. А наследник юе чи не отказался от своей клятвы сделать из черепа Вугтуроя кубок для вина. И Серебряная Снежинка оставалось по крайней мере номинально ответственной за лагерь и стада; и это занятие требовало от нее всех сил, терпения, такта и хитрости, а также таких качеств, о наличии которых у себя она не подозревала.
Но однажды утром она упала в обморок; и женщины лагеря задумчиво смотрели на нее суженными глазами (хотя раньше Серебряная Снежинка готова была поклясться, что более узких глаз не бывает) и устроили серьезное совещание с Соболем. С этих пор ей стало легче обращаться с женщинами и некоторыми мужчинами. Однако другие.., она могла бы лежать в могиле без надгробия, и эти другие по- прежнему были бы недовольны ею.
Нет, не следовало Вугтурою оставлять ее, хотя у него и не было выбора. Так он во всяком случае сказал своим людям. Но Серебряная Снежинка знала, что есть и другая причина, почему Вугтурой уехал к крепости — в небольшое путешествие, которое протянется от полнолуния до полнолуния и потом еще до новолуния: получить письма от ее отца и Ли Лина, а может, и от самого Сына Неба. Сама она написала им после смерти Куджанги, сообщая, что она по обычаю шунг-ню вышла замуж за его наследника и просит прощения за то, что сделала это без их согласия. На это просто не было времени. Вугтурой должен был занять место отца, и, когда предъявил на нее права, она и не подумала отказать ему.
Надо написать им снова, — подумала она. В какой ужас придет двор! Она думала, однако, что Ли Лин поймет ее. А отец? Он ведь знал, что, когда она уезжала из Шаньаня, они расставались навсегда. Серебряная Снежинка смотрела на пылинки, которые плясали в солнечном луче и превращали ковры в рубины, оправленные золотом и медью, и думала о благоприятном имени для своего сына и принца.
По сравнению с этой важной задачей враждебность Острого Языка казалась всего лишь вспышкой от жары на горизонте. Без сына — о, как она теперь понимает стремление женщины защитить свою плоть и кровь — Острый Язык словно съежилась, покорилась. В то самое время, когда уехал муж Серебряной Снежинки, Тадикан тоже решил уехать, чтобы заняться вечным делом — присмотром за стадами и подсчетом голов. Он, конечно, попросил ее разрешения; но оба они знали, что его «просьба» — простая формальность. Серебряная Снежинка не смогла бы его остановить, даже если бы захотела. Однако она могла послать с ним верных Вугтурою людей, который будут бдительно следить за ним; так она и поступила. И надеялась, что все сделала правильно.
Когда Вугтурой вернется в свои юрты.., о, сказать ему сразу или подождать, пока они останутся наедине? Мягкий смех Серебряной Снежинки вызывал тоскливую улыбку Соболя и задумчивые, полные надежд взгляды многих шунг-ню. Она смело встречала их взгляды.
Серебряная Снежинка решила, что прикажет спрятать кубок из черепа вождя юе чи: будущая мать не должна смотреть на такие вещи. Может, велит шаману убрать и барабан духов, если не сумеет уговорить на это Вугтуроя. И если Тадикан и его мать снова будут расстраивать ее.., пусть только попробуют, думала она с улыбкой. Теперь в ее руках власть.
Ее внимание привлек звук, похожий на гром на горизонте. Она встала, одной рукой держась за спину, другую прижимая к губам. Посмотрите, что это, — одними губами приказала женщинам, и Соболь, у которой по положению должны быть свои служанки и которая не должна сама бегать, встала и подошла к выходу из юрты.
— Это наш повелитель! — воскликнула она, и тут же послышались приветственные возгласы и топот копыт. Серебряная Снежинка покраснела и поискала Иву, которая тут же поддержала ее.
Дорогая Ива! Если она и горевала о гибели Басича и о том, что у них могло быть, никто не заметил этого; она нежно защищала Серебряную Снежинку от малейших опасностей.
— Обопрись на меня, старшая сестра, — сказала она, когда Серебряная Снежинка рассмеялась и сделала вид, что отталкивает ее. Она не больна и, как королева, должна ходить с достоинством, сообщила она служанке, которая коротко засмеялась. Смех ее походил на лисий лай.
Словно в боевом танце, шунг-ню, слившись со своими лошадьми, неслись к лагерю. Как быстро они скачут и как красиво! Пусть люди в Шаньане увидят, как прекрасно они скачут, хоть и свирепо сражаются; пусть только увидят; и больше не станут звать западных соседей варварами, подумала Серебряная Снежинка.
Вугтурой соскочил с коня; взглядом он отыскивал Серебряную Снежинку; нашел, и глаза его смягчились: жена стояла у входа в юрту, она помогала ему править народом.
Она низко поклонилась. Потом, когда не почувствовала на плечах сильные руки, помогающие встать, посмотрела вверх. Вугтурой внимательно смотрел на нее, в руках у него были письма: связка деревянных табличек как всегда экономного отца и два шелковых свитка от двора.
Жесткие правила приличия, в которых она была воспитана, не разрешали ей говорить первой; сначала к ней должен обратиться шан-ю; но никогда она не была так близка к нарушению этого правила. Но тут ей на плечи опустились сильные руки Вугтуроя; послышался его низкий голос: «Жена!»
