Кэтлин засмеялась, и ее смех оказался настолько заразительным, что вскоре оба они смеялись, продолжая рука об руку брести по бесконечному песчаному берегу.
По мнению Фицдуэйна, самым неприятным последствием его ранений — а он считал, что именно его мнение самое квалифицированное, ведь пострадало-то его тело — был внешний фиксатор, который бригада хирургов-ортопедов решила использовать, чтобы излечить раздробленную бедренную кость. К счастью, это было временной мерой.
В кость бедра вставили крест-накрест четыре титановые спицы — две над переломом, и две — под ним. Спицы эти торчали прямо из ноги, что само по себе было неприятно. Концы спиц скрепили между собой перекрещивающимися растяжками, и вся конструкция напоминала Фицдуэйну строительные леса, выстроенные вокруг ноги. Нога его стала похожа на механическую конечность робота из фантастического боевика, а Фицдуэйн предпочитал оставаться человеком.
Хирурги между тем были исключительно довольны и откровенно гордились делом своих рук.
— Преимущество внешней фиксации перед фиксацией внутренней заключается в том, что она практически исключает возможность заражения, — сказал Фицдуэйну их глава, разглядывая рентгеновский снимок Фицдуэйновского бедра с таким интересом, с каким нормальный мужчина мог бы рассматривать центральный разворот журнала “Плэйбой”.
— Все это замечательно, — возразил Фицдуэйн, — но из-за этой штуки я становлюсь похож на недостроенную Эйфелеву башню. А как это выглядит со стороны?
Хирург успокоительно осклабился.
— Это всего лишь небольшое неудобство, — заверил он Фицдуэйна. — Вам совершенно не о чем беспокоиться.
Довольно скоро Фицдуэйн обнаружил, что понятие “небольшого неудобства” имеет весьма относительный характер. Внешняя фиксация была в высшей степени неудобна. Во-первых, несмотря на регулярные перевязки и уход, те места, где вонзались в его плоть спицы, постоянно болели, отчего Фицдуэйн пребывал в неизменно раздраженном настроении. Стоило ему неосторожно зацепить фиксатор, как кожа лопалась и начинала саднить. Во-вторых, якобы для того чтобы помочь ему уснуть, на ночь вокруг его ноги устанавливалась специальная клеть, чтобы он не запутался в одеяле всеми этими спицами и винтами.
— Вы сможете начинать ходить сразу после того, как мы установим внешний фиксатор, — сказал ему хирург. — Регулярные упражнения чрезвычайно важны.
Фицдуэйн же, богатое воображение которого было его настоящим проклятием, живо представлял себе свое раздробленное бедро чуть не во всех анатомических подробностях и поэтому поначалу ему было страшно даже подумать о том, чтобы встать на искалеченную ногу. Впрочем, в этом вопросе ему не было предоставлено свободы выбора.
На четвертый день он приступил к динамическим упражнениям.
На пятый день ему помогли подняться с кровати, и он, опираясь на четырехколесный каркас, к своему восторгу, сделал первые двадцать шагов.
Поначалу ему было страшно, потом он начал чувствовать себя неуклюжим и неловким. Из груди у него все еще торчали дренажные трубки. Врачи сказали Фицдуэйну, что его осторожные передвижения пока что не ходьба, а видимость ходьбы. Но что бы они ни говорили, начало было положено.
В конце первой недели дренаж из груди убрали: На вторую неделю Фицдуэйн оставил свою тележку и освоил костыли. К началу третьей недели он уже мог преодолевать расстояние в пятьдесят ярдов за один присест, и с каждым днем его настроение улучшалось.
Через два с половиной месяца Фицдуэйна снова посетил хирург, который при виде рентгеновского снимка бедра Фицдуэйна пришел в совершенно неприличный восторг.
— Вам очень повезло, Хьюго, — заявил он, — что покушавшиеся использовали дозвуковые боеприпасы. Ваша бедренная кость пострадала довольно сильно, но могло быть намного хуже. Учитывая все обстоятельства, могу сказать, что нога заживает весьма удовлетворительно. По-моему, мы прекрасно поработали!
— Откуда я, черт побери, знаю? — на редкость добродушно отозвался Фицдуэйн. — Если бы я регулярно получал такие пробоины, может быть, тогда у меня была бы возможность сравнивать.
Хирург привык к тому, что во время его обходов и сестры, и пациенты обращаются к нему как к высшему существу, однако Фицдуэйн ему нравился.
— Ирландия — это остров за большим островом, — сказал он, — а вас ранили даже не в Ирландии, а на крошечном островке, который находится еще дальше. Считайте, что вам очень повезло, что вас не вымазали зеленкой и не отпустили на все четыре стороны. Так что вам придется поверить мне на слово. Что касается непосредственно вашей ноги, то кровообращение достаточно хорошее, а вокруг перелома появился келоидный нарост — это разрастается новая костная ткань. Именно поэтому я собираюсь снять ваши фиксаторы в самое ближайшее время.
И через три дня Фицдуэйн вернулся в Данклив. Все торчащие наружу железки были удалены, и его нога была подвергнута внутренней фиксации. Вместо сложных “строительных лесов” на бедре остался только широкий металлический обруч, который, во-первых, принимал на себя часть нагрузки, а во-вторых, напоминал Фицдуэйну, что на первых порах ему следует щадить свою поврежденную конечность. Теперь Фицдуэйн мог ходить при помощи только одного костыля. Довольно скоро он отказался и от него, а затем и от обруча.
С каждым днем он становился все крепче и здоровее.
Кэтлин приехала на остров вместе с ним. Она, конечно, не была врачом-физиотерапевтом, но она была хорошо подготовленной медсестрой, и коллеги проинструктировали ее, что и когда следует делать. Кроме того, ее пациент и сам знал многое из того, что ему следует делать, чтобы скорее прийти в норму. Даже физические нагрузки Фицдуэйн наращивал постепенно, тренируясь по часу сначала два раза в день, потом три, а потом и четыре раза.
Его физическое состояние улучшалось не по дням, а по часам, и даже легкая хромота вскоре прошла.
За это время Кэтлин и Фицдуэйн стали близкими друзьями. Они вместе обедали и ужинали, допоздна беседовали, подолгу гуляли в окрестностях замка. Что касается физической близости, то вопрос об этом пока не вставал: слишком сильное впечатление произвело на Кэтлин нападение террористов и гибель отца. Фицдуэйн же все еще не чувствовал себя полностью здоровым, к тому же ему было нелегко примириться с утратой Итен.
Фицдуэйну очень многое предстояло сделать: замок существенно перестраивался и переоборудовался.
Он готовил ответный удар со всей тщательностью и профессионализмом, которые были присущи ему и всем его предкам.
Зазвонил телефон, и Фицдуэйн осторожно взял трубку.
Бутс очень любил играть с телефонными аппаратами, и трубка была вся измазана овсянкой и медом. Как бы там ни было, но это служило Фицдуэйну лишним напоминанием о том, что он вернулся домой, в Данклив.
— Тебя слышно как-то издалека, — сказал де Гювэн, звонивший из Парижа. С тех пор как он приобрел контрольный пакет акций своего банка, Кристиан был сам себе хозяин, однако считал нужным время от времени интересоваться делами, даже несмотря на наличие прекрасного управляющего.
Фицдуэйн держал трубку достаточно далеко от уха, стараясь на прислоняться к ней. Он только что обнаружил на ней совершенно свежие следы малинового варенья — очевидно, сегодняшним утром Бутс был особенно голоден. Крошки от тостов были настолько неистребимы, что на них Фицдуэйн давно перестал обращать внимание. Свободной рукой он пошарил вокруг себя в поисках салфетки.
— Я и есть далеко, — ответил он. — Ты во Франции, а я — в Ирландии.
Наконец ему под руку попала какая-то тряпочка. Он протер трубку телефона и поднес ее поближе.
— Как твои дела?
— Семья благоденствует, банк приносит прибыль, — отозвался де Гювэн. — Все нормально, я веду размеренную и предсказуемую жизнь. Кстати, у меня есть новости относительно наших зарубежных
