плиты за бесплатно…
Сигорд споткнулся и чуть было не разбил в кровь лицо о мерзлый грунт, но спас, а руки все же поцарапал, левую — так в кровь, теперь саднить будет. Вчера на этом же месте все в грязь растаяло, сегодня — камнем стоит и солнца не боится. В середине мая солнце, может быть, и светило, но уж никак не грелка. Сигорд носовым платком тщательно стер грязь с руки, он был бы готов и зализать ранку, лишь бы не воспалилась и так далее (Сигорд обремененный великим количеством старых болей и болячек, стал панически бояться появления новых), но во рту пересохло — надо было еще на завтрак кружечку принять… Что это за гроб на колесах, мама дорогая?! Военный грузовик-самосвал называется. Хорошо бы стратегическую ракету сюда бы вывалили: он бы на одном металлоломе поднялся бы в деньгах до конца года…
— Что привез, служивый?
— Да… мусор всякий. Ты здесь смотритель, батя?
— Да, — немедленно соврал Сигорд, — а что?
— Куда разгружать-то? Я здесь первый раз, никто ничего мне не объяснил, кусок — вообще пиво побежал пить. «Куда-нибудь, — говорит, — сбросишь. Сам, — говорит, — сообразишь». Идиот!
— Кто побежал пиво пить?
— Унтер мой. — Солдат был явно неопытен, первогодок, но гнусавил и отплевывался как бывалый. — Так куда валить?
Сигорд вспомнил собственную далекую солдатчину, воровато осмотрел пустой горизонт:
— Валят в штаны. Смотря что привез. Пыль-грязь там? Или тряпки, или железо?
— Всего помаленьку. Сапоги, ботинки, противогазные сумки без противогазов, вещмешки «бэу»…
— А, понял. Это вон туда! — Сигорд показал на твердый и плоский кусочек местности, на краю небольшого искусственного обрыва, чтобы было куда сбрасывать рассмотренное и забракованное.
— Сюда?
— Да, И постарайся вытряхивай не единой кучей, а чуточку отъезжая, чтобы ровным слоем высыпалось, понял?
— Угу.
У Сигорда затряслись подколенки: привезенный груз понравился ему с первого же загляда в кузов, а сейчас, видя сваленное, он вдруг понял, что видит нечто очень и очень напоминающее долгожданный шанс.
— Батя, а закурить не найдется?
— Держи, сынок. Но у меня без фильтра.
— Нормально. А можно парочку?
— Да бери всю. — Сигорд протянул воину наполовину еще заполненную пачку. — Бери, бери. Я только возьму одну, чтобы до обеда хватило, а там себе новую куплю.
— Вот спасибо, батя. Так я поехал?
— Езжай. Да, и когда повезешь опять… Будешь возить?
— Ну наверное, там еще до хрена…
— Вот, прямо сюда и сваливай. Сюда, сюда и вон туда — Сигорд показал рукой. — понял?
— Угу. По всей этой стороне, с заездом отсюда, так?
— Точно. А где там? Ты говорил, что там еще до хрена?
— А! Это у нас часть переводят из города и всю рухлядь из складов истребляют. В печках палят, выбрасывают, сюда возят. Что получше — начальство себе ворует. Такие палатки себе отхватили! Брезентовые, четырехместные, восьмиместные… Мой кусок две таких стыбзил, я ему сам возил — так хоть бы пивом угостил, в натуре, — фига!
— Погоди, это унтер с вашей базы? Брукс?
— Нет, моего Киррога зовут.
— А-а. Ну, с Богом, сынок, еще увидимся… Ты сегодня будешь еще рейс делать?
— Не-ет. Все на сегодня, мне сейчас за куском заехать, потом обед — и на стройку, руберойд возить.
— Значит, если меня не будет — вот сюда сбрасывай. Хорошо? — Солдат опять кивнул, бибикнул на прощание, мотор взревел — и Сигорд остался один посреди нежданного и многообещающего клада.
В одиннадцать утра, на исходе мая, световой день еще только-только входит в полную силу, а уже и до вечерних сумерек осталось не далеко. Однако, времени хватает, времени всегда хватает, если есть терпение и усердие. Но если есть терпение, то и удача никуда не денется, обязательно затрепещет в неводе — знай, вытаскивай, только не надорвись с уловом!
Великое множество вдрызг стоптанных кирзовых сапог — куда их, спрашивается? Только и осталась в них воинского, что слабый гуталиновый запашок. Пусть догнивают в овраге, туда их. А это что? Угу, противогазные сумки. Батюшки мои! Сколько их! — Сигорд распотрошил один тюк, пересчитал примерно, потом потыкал пальцами в сторону похожих тюков: да тут можно все вооруженные силы страны обрядить в это зеленое холщовое тряпье… Пусть лежит где лежит. Вот тебе и клад, себе не рад! А это что? — Сигорд с любопытством раскрыл ящик — пуст. А сам ящик — просто загляденье: прочный, без щелей, на железных защелках. Сигорд приподнял один, повертел в руках, взвесил… Черт возьми! Оставлять-то жалко, хоть с собой бери! С отделениями, ядрена вошь! Хорошо бы придумать, как его использовать… Сигорд со вздохом отложил ящик на мягкую рухлядь — бросать на мерзлую землю рука не поднялась. Еще что? Кружочки, типа, из текстолита или эбонита, сплошные твердые кружочки, диаметром сантиметров семь с половиной-восемь, толщиной… миллиметра два. На хрена они? Не понять, зато их много. Но россыпью. А. нет, вон и в связках лежат. Сигорд поднял с земли запакованный двадцатисантиметровый цилиндр. Тяжелый, зараза… Но вид товарный, только продавать некуда и некому…
— Что надыбал, брат? — Сигорд вздрогнул и обернулся. Синяк стоит, молодой, но ветхий, похоже, что с никогда не заживающей мордой. А все-таки драться Сигорду не хотелось. Не то чтобы он совсем трусил, просто не хотелось менять рабочее настроение на иное. Наверное, он бы с ним справился и отогнал пришельца, но… Который, кстати, абориген по сравнению с Сигордом, он его с первых дней на этой свалке видел…
— Да, вот смотрю, что военные оставили. Сами не хотят связываться, говорят — какой-то радиацией побило крепко, аж в гондонах резиновых все, кто выгружали-то. А я смотрю — да нет на них никакой радиации, обыкновенная рухлядь, только руки от нее чешутся…
Ханыга ни слова ни говоря развернулся и торопливо похромал прочь. Сигорд, тем временем, решил перевести дух от разгрузочно-исследовательских работ, закурил и несколько секунд смотрел в удаляющуюся спину. Нет, наступающую зиму данный бомж не переживет, никак не должен. Разве что в больницу угодит каким-то чудом. На этой свалке нет возможностей перекантоваться через всю непогоду, нету, опытный Сигорд понимал это лучше, чем кто бы то ни был. Казалось бы, из вот этих вот тряпичных тюков легко собрать себе избушку-ярангу, против снега и метелей, и тепло такая должна удерживать хорошо, но, чтобы было, что хранить, надо сначала где-то взять это тепло — а где? На других свалках разводят костры и возле них греются, возле костров живут и зимуют. А на этой — и думать не моги! Охрана территории таких кострожогов моментально находит и избивает вусмерть — Сигорд дважды за осень наблюдал. На этой свалке категорически не разрешен огонь, на самом высоком муниципальном уровне, вероятно, а то и выше. Почему так — Сигорд не понимал, но соблюдалось правило жестко. Отсюда и бомж здесь не очень-то приживался, только в теплую пору. Вот и отлично, конкурентов меньше! Если бы Сигорд был английским шпионом, он бы непременно задумался над такой странностью в соблюдении противопожарной безопасности на обыкновенной свалке, а может бы и понял бы сокровенную причину, которая заключалась в том, что под свалкой был оборудован гигантский многоуровневый секретный бункер на случай последней мировой войны, с автономными энергостанциями, с частью стратегических продовольственных и иных запасов, с ракетными установками… Сама же свалка — маскировка, хотя и действующая. В этой связи, казалось бы, чего бояться мусорного пожара месту, предназначенному выдержать термоядерные бомбардировки? Однако, у военных и у государственных мужей особая логика, нет смыла оспаривать ее и искать дополнительные истины.
Отдохнул? Думай дальше. Ботинки. Жесткие, неуклюжие, грубые. Но пахнут кожей. Сигорд выбрал
