заметок, сделанных при беседе с премьер-министром и государственным секретарем правительства его величества по иностранным делам». Теперь собеседникам станет ясно: все, о чем он скажет дальше, исходит непосредственно от Чемберлена и Галифакса. Главная задача посла – дать понять «фюреру», что Англия готова пойти на сделку за счет Польши, однако осуществить ее надо чрезвычайно осторожно, поскольку общественное мнение крайне возбуждено и каждый шаг премьера находится под контролем. Высказать это соображение надо в такой форме, чтобы оно не выглядело угрозой и не вызвало у Гитлера раздражения. Гендерсон заранее придумал, как преодолеть возникшую трудность: сослаться на одну из немецких книг, посвященных истории наполеоновских войн, и процитировать сказанное Блюхером накануне битвы под Ватерлоо о верности своему слову…
– Было бы глубоко ошибочным, если бы германское правительство полагало, что политика Великобритании имеет целью сокрушить Германию. Не менее странным было бы полагать, что Англия не выступит в поддержку Польши, если окажутся под угрозой ее независимость или жизненные интересы. (Эта формула была очень удобна: оставляла возможность договориться о любой перекройке территории Польши, потому так заботливо и была отшлифована британской дипломатией!)
– Английский народ искренне стремится к договоренности с Германией, – продолжал Гендерсон, – и никто не желает этого больше, чем премьер-министр.
– Господин Чемберлен однажды даже заметил, – вставил Риббентроп, – что это было его самым большим желанием!
– Премьер-министр готов продолжать политику, направленную на взаимопонимание, но для этого необходимо, чтобы господин Гитлер проявил желание к сотрудничеству, – продолжал посол.
– Согласна ли Англия заключить
Гендерсону, как отмечалось выше, было разрешено «нечаянно проговариваться». Он мог, таким образом, высказывать те мысли британского премьера, которые тот не рисковал изложить на бумаге.
– Я лично не исключаю такой возможности, – ответил Гендерсон.
Видимо, желая проверить, как далеко английское правительство готово пойти в вопросе о Польше, Гитлер вдруг заявил, что его уже не удовлетворяют Данциг и коридор, необходимо «исправить» границу в районе Силезии. Когда Гендерсон возразил, что «неумеренные требования» лишат возможности достичь решения мирным путем, «фюрер» произнес фразу, которая до сих пор звучит как пощечина «умиротворителям» всех мастей:
– Вспомните, что к рейху я присоединил Рейнскую зону, Австрию и Судетскую область без единого выстрела! Вы сами были очень довольны, что я избавил вас от этих проблем, разрешить которые вы не были в состоянии!
В заключение рейхсканцлер сказал, что не замедлит дать письменный ответ на врученное ему послание британского премьера.
– Я с удовольствием подожду… – начал Гендерсон.
– Ждать уже больше абсолютно нет времени, – возразил Гитлер.
Молчаливо согласованный «гигантский сценарий»
…Робер Кулондр, посол Франции в Берлине, слегка наклонившись вперед, жадно вслушивался в каждое слово информатора. Наконец-то перед ним раскрывалась картина закулисных событий в рейхе в эти полные тревоги и ожидания дни! Его собеседник, немец по происхождению, уже давно находился «в контакте» с посольством и в секретных депешах в Париж именовался «надежным источником». Отпустив его, Кулондр стал размышлять: сообщать ли полученные сведения, как того требовал служебный долг, министру иностранных дел Бонне?
Роль, выпавшую на долю Кулондра, нельзя назвать завидной. Будучи послом Франции в Москве (с ноября 1936 г. по октябрь 1938 г.), он заверял советских руководителей в стремлении французского правительства к сближению с СССР, хотя знал, что в действительности это не так. «Тем не менее, – пишет он в своих мемуарах, – я считал своим долгом делать все, чтобы добиться сближения и вести себя так, как если бы Париж стремился к этому». Откровенное признание. В переводе с языка дипломатического оно означало, что посол систематически вводил в заблуждение Советское правительство. Затем на Кэ д’Орсэ решили, что его познания, приобретенные в период пребывания в нашей стране, могут быть с большой пользой применены иначе – Кулондра направили в Берлин для достижения «сближения» Франции с рейхом, – против СССР. Умный и опытный дипломат не мог не понимать трагического для Франции значения капитуляции в Мюнхене. «Звон колоколов не убивает больного, – отметил Кулондр в связи с этим в своих записках, – а извещает о его смерти. Мюнхен не вызвал крушения Франции: он его зарегистрировал». Казалось, это должно было как-то проявиться во время его деятельности в Берлине. Но нет: как признает сам, прибыв туда, он руководствовался убеждением, что следует разрешить Германии «ревизию» границ на востоке и дать возможность Гитлеру «обеспечить мир в Европе». Явно антисоветский курс Франции неизбежно привел ее к катастрофе 1940 г.
Не рискнув доверить полученную информацию Бонне, Кулондр 30 августа адресует письмо непосредственно французскому премьеру и отправляет с надежным человеком, поручая передать лично Даладье.
«Проба сил оборачивается в нашу пользу, – пишет он. – Из надежного источника мне стало известно, что на протяжении пяти дней г. Гитлер проявляет нерешительность, имеются колебания внутри партии…
Нападение на Польшу было назначено в ночь с 25 на 26 августа. По причинам пока мало известным г. Гитлер в последний момент отступил… Резкий тон его ответа английскому правительству (23 августа. –
Судя по тому, что мне сообщили, г. Гитлер ищет сейчас выхода из того тупика, в который сам себя завел. Он еще рассчитывает сделать это с выгодой…
Я полагаю, вы любите рыбную ловлю. Так вот: рыбка на крючке. Теперь надо действовать искусно…»
Информацию, подброшенную, как можно судить, кругами германской «оппозиции», Кулондр воспринял как обнадеживающую с точки зрения осуществления планов французской дипломатии заключить с рейхом новую сделку – за счет Польши.
Тот факт, что Кулондр не рискнул направить добытую информацию своему непосредственному шефу – Бонне, говорит о том, каких масштабов достигла капитулянтская деятельность «могильщиков Франции», видевших в Гитлере спасителя классовых привилегий крупного капитала и с беззастенчивым цинизмом предававших национальные интересы.
Французские «гарантии», предоставленные Польше, как и английские, были заведомым обманом. Более того, в развитие существовавшего между двумя странами договора 1921 г. генерал Гамелен, начальник французского генерального штаба, и генерал Касприцкий, военный министр Польши, 19 мая 1939 г. подписали в Париже протокол. Он предусматривал конкретные формы и сроки оказания помощи: французская авиация немедленно начнет боевые действия против Германии (Гамелен обещал, что пять подразделений бомбардировщиков «Амио-143», общая численность которых составит 60 самолетов, смогут приступить к операциям в Польше при условии, что будут подготовлены аэродромы); на третий день мобилизации Франция откроет военные действия против Германии ограниченного масштаба; начиная с 15 -го дня мобилизации эти действия будут осуществляться основными силами французской армии, Бонне сумел превратить это обязательство в пустую бумажку, заявив, что оно вступит в силу только после подписания дополнительного политического соглашения, которое подписывать не собирался![56]
Колоритное замечание по данному вопросу содержится в дневниках английского генерала, начальника имперского генерального штаба Айронсайда: «Французы лгали полякам, когда обещали атаковать Германию. Никто об этом и не думал».
24 августа после утреннего заседания французского кабинета министров в Варшаву была
