узелок. Никогда в жизни я не видел столько денег. Толстая пачка фунтовых банкнот легко могла бы распереть зубы здоровенной лошади. Она вытащила несколько банкнот и протянула мне. Поначалу, взглянув на Адэ, я отказался. Но она заставила меня взять их, плотно сомкнув мои пальцы.
— Если мама будет спрашивать, откуда они у тебя, скажи, что нашел их в лесу, ладно?
— Нет.
— Не говори ей, что я тебе их дала, понятно?
— Да.
Она нежно прикоснулась к моей голове. Впервые я почувствовал, как она изменилась. Сейчас она была с ног до головы окутана невидимой аурой власти, силовым полем могущества. Ее живот стал очень большим, и она казалась необъятной. Какая-то тяжесть легла на нее, и изнеможение стало одной из постоянных черт ее лица. Даже от ее тени я ощущал тяжесть. Ее глаза смотрели куда-то вдаль. Они не могли больше находиться вблизи человеческих существ. Этим они напоминали глаза львов. Но лицо ее было круглым и свежим, и она, казалось, пребывала в хорошей форме.
— Нет мне в жизни счастья, — вдруг сказала она.
— Почему нет?
Она озадаченно на меня посмотрела, словно удивившись тому факту, что я умею разговаривать. Затем она улыбнулась, повернулась и зашагала по лесной тропе с грацией, нечасто встречаемой среди людей. Ее сопровождали комары.
Несколько дней Адэ не разговаривал со мной потому, что Мадам Кото дала мне деньги. И когда я отдал деньги Маме, в доме начался переполох. Я даже представить себе не мог, сколько там было денег. Мама усаживала меня на кровать и часами допытывала, где я нашел деньги, задавая самые каверзные вопросы. Она боялась, что деньги принадлежат какому-нибудь торговцу, исполнителям ритуалов, которые заговорами могли вселить проклятия в деньги, или, например, влиятельным людям, которые будут охотиться за нами и накажут нас. Но особенно она подозревала меня в том, что я украл деньги, и тогда я начинал плакать от обиды. Папа сидел на стуле, раскачиваясь, покуривая сигарету. Мама настаивала, чтобы я взял ее с собой на опушку, где я обнаружил сокровище. Я говорил ей, что ничего не помню, что шел как во сне и вдруг нашел их на земле рядом с бушем.
— А ты уверен, что не духи дали их тебе, а? — спросила Мама не просто с налетом насмешки.
— Да, — ответил я.
Затем присоединился Папа и пригрозил избить меня, если я не скажу правду. Я продолжал врать. От раздражения он шлепнул меня по щеке. Я тяжело уставился на него. В мое тело внезапно вошла безмятежность. Папа прижал меня к груди, покачивая, и сказал:
— Прости меня, мой сын. Я не хотел тебя обидеть. Но в нашей семье нет воров. Мы несем в себе достоинство. Мы бедные, но мы честные.
Затем он снова спросил меня, каким образом я набрел на такую кипу денег. Все равно я продолжал обманывать. И родители оставили попытки добраться до истины. Спустилась ночь, и они решили, что неделю не будут трогать эти деньги, и если никто от них ничего не потребует, они посчитают эти деньги подарком с небес. Папа, в праздничном настроении, послал меня купить большую бутылку огогоро. Когда я вернулся, он еще один час провел, общаясь с предками и какими-то загадочными божествами. Оставшуюся ночь он с Мамой обсуждал, что они будут делать с деньгами. Папа хотел купить всю боксерскую экипировку. Мама хотела открыть небольшую лавку. Всю ночь они ожесточенно спорили, и я заснул под звуки их раздраженных голосов. Наутро, когда я проснулся, они все еще кипели от разногласий. Оба были в гнусном настроении. Так продолжалось три дня. Прошло четыре дня, но они так и не пришли к согласию и все время ругались, поднимая со дна памяти сотни мелких обид из-за денег, которые они друг другу не простили. В течение этого времени Папа использовал небесный дар, чтобы покупать себе огогоро, развлекать друзей, приобрести пару холщовых ботинок и подержанные боксерские перчатки. Когда это обнаружилось, Маме ничего не оставалось, как купить себе для торговли новый набор товаров, всем нам — хорошую одежду, заплатить ренту и больше чем месяц кормить нас хорошей едой.
Глава 5
Приближался день, о котором столько говорили на всех углах — день большого политического съезда. В баре Мадам Кото происходили самые необычные вещи. Во-первых, провода, подведенные к верху ее крыши, дали электричество. Бесчисленные толпы собирались у фасада ее бара поглазеть на эту диковинку. Люди видели провода, кабели, столбы, поставленные на расстоянии друг от друга, но они не могли увидеть само электричество. Те, кто заходил в бар из любопытства, выходили оттуда как заколдованные. Они не могли понять, как свет, упакованный в стекло, может быть ярче, чем от лампы. Они не могли понять, почему нельзя прикурить сигарету от зажженной лампочки. И самым непостижимым был для них источник этого освещения.
Мадам Кото, слишком практичная, чтобы не сыграть на чувствах всеобщего изумления, повысила цену на пальмовое вино и перечный суп. Затем, на какое-то время, она ввела небольшую входную таксу за то, что люди теперь могут наслаждаться уникальными современными удобствами. Кроме всего прочего, она теперь была единственным человеком на нашей улице и в нашем районе, который имел электричество. Она была горда этим отличием и починила наконец свою вывеску, чтобы подчеркнуть этот факт.
Во-вторых, люди внезапно слышали, как раздается очень громкая музыка, но не видели музыкантов. После этого пошли истории о странных вечеринках, о женщинах, выбегавших в лес голыми, о людях, которые так напивались, что заказывали себе ванну из пальмового вина, о членах партии, которые давали баснословные деньги женщинам, если им нравился их танец. Пышным цветом распускались слухи о том, что делают мужчина и женщина вместе, пронизывая стонами наэлектризованную ночь. И среди всего этого Мадам Кото становилась все шире и толще, пока ей не стало трудно пролезать во входную дверь. Пришлось расширить дверной проем. Мы видели Мадам Кото в фантастических одеждах из шелка и кружев филигранной работы, обшитых по краям бирюзой, в белых одеяниях, желтых шляпах, помахивающей веером из голубых перьев, в дорогих браслетах из серебра и золота, отяжелявших ей руки, в ожерельях из жемчуга и изумрудов. Когда она шла, драгоценности звенели, предупреждая заранее о ее появлении. Она покрасила красным ногти. Она красила ресницы и губы. Она стала носить туфли на высоком каблуке и все больше и больше начинала напоказ прихрамывать, всегда держа в руке тросточку. Она стала напоминать величественную царицу древних времен, воплощение величия, власти и родового могущества.
У ее бара стали скапливаться автомобили. Огни бара горели ночи напролет, и с улицы я всегда слышал, как там разговаривают, оживленно строя планы, и сквозь полосы занавеси различал фигуры. Начали ходить слухи, впрочем, всегда сомнительные, что она принимает участие в самых жутких обрядах, что она принята в организации, в которые обычно не допускают женщин, что она устраивает различные ритуалы прямо в лесу. Я слышал о чудовищных жертвоприношениях, козлах, зарезанных ночью, о людях, одетых в белые облачения, танцующих вокруг ее дома, слышал рассказы о криках, пронзавших ночной воздух поселка, о барабанах и громоподобных чантах, но самым странным, что я услышал, было то, что скоро грядет рождение четырехглавого Маскарада. Никто так толком и не знал, кто это и что.
Люди сошлись во мнении, что Мадам Кото преуспела в искусстве колдовства. Люди с ненавистью глядели на нее, когда она проходила мимо. Они говорили, что она носит волосы людей и животных у себя на голове. Сплетни дошли до того, что некоторые люди стали намекать, что в ее культе используются человеческие жертвоприношения и что она сама ест детей. Говорили, что она пьет человеческую кровь, чтобы продлить себе жизнь и что сейчас ей уже больше, чем сто лет от роду. Говорили, что зубы вовсе не ее, а глаза раньше принадлежали шакалу, и что у нее нога загнила потому, что она принадлежит человеку, который пытался танцевать в своей могиле. В глазах большинства Мадам Кото превратилась в легендарное и монструозное создание. Неважно, что некоторые настаивали на том, что эти слухи распускают ее политические враги. Истории эти навсегда внесли разлад в наше восприятие правды про нее. Медленно, но верно слухи взяли верх над реальной ее жизнью, сами стали реальностью и сделали ее в наших глазах
