— Где вино, а?
Электрический свет зажегся в баре, прогнав все тени, делая все объекты причудливо плоскими. Мадам Кото, с двумя бутылками пива в одной руке и котелком перечного супа в другой, прошествовала к нашему столу.
— Ешьте, пейте и уходите, — сказала она, громко ставя на стол пиво и суп.
— Великая Мадам Кото, разве вы не рады видеть меня?
— После того, как ты назвал меня ведьмой?
— Это говорило ваше пальмовое вино, а не я.
Она отошла. Ее нога, очевидно, болела еще сильнее и была перебинтована. Мадам Кото подошла к стойке, села за нее и включила музыку. Папа прожорливо глотал суп. Он дал мне немного мяса. Потом открыл бутылку пива зубами.
— А вина нет? — спросил он.
— Все вино я отдала твоим друзьям.
— Каким друзьям?
— Нищим, — сказал я.
— Они разбили мои стаканы и тарелки. Зачем ты их сюда привел, а?
— Я не приводил их.
— А зачем ты позвал их на вечеринку?
— Я не звал их.
Мадам Кото остановила музыку. Папа допил первую бутылку пива и принялся за вторую.
— Мадам Кото, я хочу поговорить с вами о политике.
— Зачем?
— Мне интересно.
— Что интересно?
— Люди.
— За кого вы будете голосовать?
— За себя.
— Я слышала, вы собираетесь организовывать свою партию, да?
Папа ничего не сказал. Я взглянул на плакаты политической партии, которую поддерживала Мадам Кото. Я изучал картинки с изображениями их лидеров. Она сказала:
— Мне не нужны неприятности. Уберите отсюда своих нищих. Я не хочу терять клиентов.
— Нищие тоже голосуют.
— Пусть они голосуют за вас, но уберите их отсюда.
Ветер подул в дверь. Затем мы услышали странный барабанный бой по крыше. Лампочка продолжала раскачиваться. Кто-то вошел. Поначалу я никого не заметил.
— Убирайтесь! — крикнула Мадам Кото.
Затем я увидел, что возле двери стоят трое нищих. Двое из них были без ног и передвигались на подушках, привязанных к локтям. У третьего был уродливый глаз. Они вошли в бар и собрались вокруг папиного стола. Папа допил свое пиво.
— Если ты избавишься от них, — сказала Мадам Кото, — я забуду весь ущерб, нанесенный мне, и вы с сыном сможете приходить сюда пить в любое время.
Нищие играли с пустыми бутылками. Папа отобрал у них бутылки и встал.
— Пойдем отсюда, — сказал он мне.
Мы вышли, и трое нищих, без умолку болтая, дергая Папу за штаны, пошли за нами. На улице спали другие нищие. Эти трое шли за нами, пока мы не дошли до дома. Папа повернулся к ним и помахал им. Они остановились. Мы вошли. Я оглянулся и увидел, что трое нищих, пригибаясь к земле, смотрят на нас своими странными глазами.
Глава 2
Той ночью ветер и гром не утихали. Придя, мы увидели, что Мама сидит на папином стуле, москитная спираль коптит на столе, а мамин разорванный парик брошен на кровать. Она выглядела уставшей. Она ничего не сказала, когда мы вошли. Она тихо покачивалась под звуки ветра, задувавшего над крышей, и под раскаты грома. Все изменилось, комната смотрелась непривычно, и Мама сидела, уставившись перед собой, словно перед ней лежала долгая дорога. Свеча уже почти догорела, москиты гудели, мотылек облетел Маму, как будто ее голова была пламенем, и вдруг ее глаза стали очень яркими.
— Что произошло? — спросил Папа, садясь на кровать.
Мама плакала. Она не издавала никаких звуков, но ее глаза блестели, она смотрела прямо перед собой, словно вдогонку ветру, и плакала. Я подошел к ней и положил голову ей на колени, но она не шевельнулась.
— Сходи и купи огогоро, — сказал мне Папа хриплым голосом.
Он дал мне денег, и я поспешил через дорогу. Какие-то нищие собрались прямо у входа в наш барак. Они передвигались группами. Я купил огогоро и на обратном пути увидел, что нищие перебрались к нашему фасаду. Они лежали на матах, под наклонными цинковыми стрехами, и смотрели на меня, когда я проходил мимо.
Вернувшись домой, я увидел, что Мама сидит на кровати, а Папа на трехногом стуле. Дым от москитной спирали образовывал голубые завитки вокруг его головы. Зажгли новую свечу. Папа флегматично курил сигарету. Он забрал у меня огогоро, налил себе солидную порцию и выпил. Мама наблюдала за ним. Я расстелил мат. Я рассказал Папе о нищих.
— Следующее, что они сделают, это займут нашу комнату, — ответила Мама.
— Я собираюсь построить им дом, — возразил Папа. — Я буду строить им школу. Азаро будет учить их читать. А ты научишь их торговать. Я буду учить их боксу.
— А кто их будет кормить, а? — спросила Мама.
— Они будут работать за еду, — сказал Папа.
Мама вытянулась на кровати. Какое-то время она не произносила ни слова. Затем села прямо и стала жаловаться, что у нее отобрали столик на рынке, что целый день она торговала вразнос и почти ничего не продала, что нога ее распухла, с лица сошла кожа от палящего солнца и что приходил этот Стулья-Напрокат, и она отдала ему всю мелочь, что у нее была.
— Ты должен заплатить мне за это, — сказала она.
— Я заплачу тебе вдвойне, — ответил Папа.
Мама продолжала говорить о том, как она торговала на главной дороге и вдруг увидела свою школьную подругу. Они вместе учились в начальной школе. У ее подруги теперь автомобиль с личным шофером; она выглядит на десять лет моложе Мамы и носит богатую одежду. Мама продала ей апельсины, и та женщина не узнала ее. Больше в тот день Мама ничего не продала, она сразу пошла домой.
— Эта жизнь для меня никогда не была хорошей, — сказала Мама.
— Вознаграждение ждет тебя, — сказал Папа отрешенно.
— Я сделаю тебя счастливой, — сказал я.
Мама пристально на меня посмотрела. Затем она улеглась. Вскоре она уже спала. Ветер дул через все щели в комнате, и нас пробирала дрожь.
— Что-то должно произойти, — заключил я.
— Что-нибудь замечательное, — сказал Папа, уверенно раскачиваясь на своем стуле.
Ветер задул еще сильнее. Мотылек облетел пламя. Затем свечка внезапно потухла. Мы так и сидели в темноте. В комнате было тихо.
— Я скучаю по крысам, — сказал Папа.
— Почему?
— Они заставляли меня думать. Все должны бороться, чтобы жить. Крысы очень много работали.
