— Король Дороги.
Фотограф озадачено взглянул на меня.
— Ладно, — наконец сказал он, — я буду осторожнее.
На какой-то момент воцарилась тишина.
— Где вы были?
— Путешествовал, сидя на спине серебряного огонька.
— И что делали?
— Посещал другие континенты. Летал по всему миру. Видел, что делают мужчины и женщины. Фотографировал.
— А что случилось с вашим стеклянным шкафом?
— Я оставил его.
— Так вы больше не сможете показывать ваши снимки?
— Не на этой улице. Но я покажу их всему миру.
— Как?
— С помощью магии.
— Какой?
— Ты задаешь слишком много вопросов.
Я замолчал.
— Ваш яд убил всех крыс, — сказал я.
— Я говорил тебе, что он очень хороший.
— А вы можете мне его дать?
— Зачем?
— В случае, если крысы пойдут на нас войной.
Он задумался.
— Я оставлю немного твоей матери.
Мы опять замолкли. Потом он спросил, осталась ли у нас еда. Я принес ему немного гарри, и он поел его с сушеной рыбой. Затем я заметил кастрюлю с жареным подорожником и жарким, которую Мама отложила в сторону, и подал фотографу. Наевшись, он открыл чехол от своей камеры и достал оттуда стопку вкусно пахнущих фотографий. Он пересмотрел их и дал мне. Это были снимки с рыбного фестиваля, фотографии людей на Дне Маскарада. Все ряженые были причудливые, фантастические, огромные; некоторые были чудовищные; другие прекрасные, как русалки с моря, на устах которых плавает вечная загадочная улыбка; на других снимках в руках у мужчин были кнуты, и они били ими друг друга. Также у него были снимки восстания. Студенты, озлобившиеся мужчины и рассвирепевшие женщины кидались камнями в фургон. Были и другие снимки: женщины на рынке убегали от преследования, белые люди сидели на просторах роскошных пляжей под большими зонтами, и черные люди разносили им выпивку; ребенок плакал за спиной у матери; горел дом; шли похороны; люди танцевали на вечеринке, и юбки у женщины были задраны, так что обнажились прекрасные бедра. И затем я наткнулся на самую странную из всех фотографий, о которой фотограф сказал, что она с другой планеты. Это была фотография мужчины, повешенного за шею на дереве. Я не видел веревки, на которой он висел. Белая птица готовилась сесть ему на голову, и была схвачена камерой именно в этот момент. Лицо мужчины было странным, почти знакомым. Его глаза были широко раскрыты, как будто он увидел все разом; его рот скривился, а ноги были скрещены и скрючены.
— Что с ним случилось?
— Его повесили.
— Он мертвый?
— Да.
— Что случилось?
— Его повесили.
— Кто?
— Там, за морями.
— Море его повесило?
— Нет, это — другой континент.
— Континент повесил его?
— Нет.
— Так что же?
— Они.
— Кто?
Он сделал паузу. Я был смущен.
— Какие-то белые люди.
Я ничего не понимал. Он взял у меня фотографию и положил ее к другим снимкам.
— Почему?
— Ты еще слишком маленький, чтобы все это слушать.
Мне стало еще интереснее.
— Почему?
— Что почему?
— Почему его повесили?
Он молчал. Я тоже задумался.
— Это все из-за белой птицы?
— Какой белой птицы? А, той. Нет.
— Так почему же?
Он снова замолчал. Затем сказал:
— Потому что им не нравится игра на пианино.
Я чувствовал, что ему хочется поменять тему разговора. Он спрятал снимки в свой чехол. Его глаза смотрели по-другому. Его голос изменился, когда он сказал:
— Восемь людей, с которых я делал фотографии, сейчас уже мертвы. Когда я смотрю на снимки с мертвых людей, что-то начинает петь в моей голове. Какие-то сумасшедшие птицы. Я не должен был тебе все это говорить. Ты еще маленький мальчик.
Он лег на мат. Я заметил, что от него пахнет сладкими духами, очень любопытными благовониями. Я спросил его об этом.
— Это для защиты, — сказал он. — Защита от врагов.
— Я почувствовал аромат, когда вы еще не постучали к нам в дверь.
Он улыбнулся. Он был доволен эффективностью своих чар. Он лежал очень тихо, и вскоре я подумал, что он уснул. Но я хотел, чтобы он говорил.
— Расскажите мне историю, — попросил я.
— Задуй свечу и засыпай.
— Сначала расскажите историю, а потом я засну.
— Если я расскажу историю, ты не сможешь заснуть.
— Почему не смогу?
Он встал и задул свечу. В комнате стало тихо. Я слышал только его дыхание.
— Жизнь — суровая штука.
— Крысы тоже это говорили.
— Но что крысы знают о жизни? — сказал он.
— А почему она суровая? — спросил я.
Он молчал.
— Давай спать.
— Почему?
— Если ты дождешься, когда запоет утренний жаворонок, ты уже не уснешь.
— А вы будете еще приходить к нам?
— Каждый день.