— Мадам Кото.
— Не называй ее имени. У нее везде уши.
— Я слышала, что она беременна.
— От кого же?
— Откуда мне знать? Я что, была там, когда они этим занимались?
— А что, вполне возможно.
— Все возможно в наше время.
— Кто сказал тебе, что она беременна?
— Да, откуда ты знаешь?
— Люди говорят.
— Люди всегда что-то говорят.
— Я не верю им.
— Люди говорят слишком много.
— Сплетня — самая дешевая проститутка.
— А сама-то?
— Я не такая уж дешевая.
— Да ты дешевле, чем дерьмо.
— А ты сама? Мужчины говорят, у тебя анус воняет.
— Твоя дырка тоже воняет.
— Да тебя петух может трахнуть.
— Крыса тебя трахала.
— А тебе собака вдула.
— Заткнись.
— Сама заткнись.
— Свинья отъячила твою мамочку.
— А твою мать поимел козел и получилась ты.
— Заткнись!
— Почему ты всем постоянно говоришь «заткнись»?
— И ты тоже заткнись!
На какое-то время женщины притихли. Порыв ветра стукнул входную дверь о наружную стену так, что затрещали петли. Затем короткими фразами женщины снова принялись обзывать друг друга, и их голоса были острее, чем битое стекло. Одна из них зажгла сигарету. В скучной перебранке то и дело воцарялись паузы, во время которых было слышно завывание ветра в ветвях деревьев. Затем на весь район свои трели стали выводить сверчки. Наконец, во время одной из пауз, вошла Мадам Кото, неся в руке лампу. Она выглядела громадой, проплывающей в воздухе, лицо ее сияло. Снаружи я увидел разносчика пальмового вина, его велосипед был перевязан веревками; бочонки вина, связанные вместе, свисали с багажника.
— Нет света? — спросила Мадам Кото.
Она подошла ко мне и посветила в глаза лампой.
— А ты уже поднялся, да?
— Да, спасибо вам.
— Чувствуешь себя получше?
— Да.
— Зачем ты трогал ведро с улитками?
— Я не трогал.
— Врун! Ты знаешь, сколько у меня ушло времени, чтобы их собрать? И многие все еще прячутся где-то. Почему ты постоянно приносишь мне неприятности? Тебя, наверно, послали в этот мир, чтобы наказать меня?
— Я не знаю.
— И ты залез в каждый угол в моей комнате.
— Нет.
— Что ты там нашел?
— Ничего.
— Что ты видел?
— Ничего.
Она долго смотрела на меня. Женщины не двигались. Нам были видны профили их лиц, повернутых к входной двери. Затем одна из женщин взглянула на меня.
— Когда ты пришел сюда?
— Я не помню.
— Лучше бы тебе начать собираться, — сказала Мадам Кото.
Я оставался на месте. Она подошла к стойке. Одна из женщин встала, вышла и вернулась с тремя лампами, которые она расставила на разные столики.
— Когда вам наконец проведут электричество?
— Не задавай мне никаких вопросов.
Она обошла стойку, вышла, и я услышал, как она торгуется с разносчиком. Наконец они договорились, и разносчик отпустил сальную шутку. Я слышал, как он погнал свой велосипед, оставив в воздухе ржавый лязгнувший звук. Мадам Кото вошла в бар с тремя бочонками. Вино пролилось на пол. Женщины не двигались. Поставив бочонки около меня, она уперла руки в бока и стала громко ругать женщин за лень и нерадивость. Те повскакали и тут же нашли себе работу, расставляя скамейки, протирая чашки и тарелки. Мадам Кото опять вышла. Как только она скрылась, женщины заняли свои прежние места и впали в неподвижное ожидание. Затем к входной двери ветер принес мужчину. Он стоял снаружи, виднеясь сквозь полосы занавески. Потом вошел, осмотрелся по сторонам, и две женщины подбежали к нему и усадили. Это был Папа. Женщины сели напротив него. Я подошел, он дотронулся до моей головы и ничего не сказал. Лицо его спало, щетина отросла. Он сидел с пустым выражением глаз. Я уже знал, что сегодня что-то случится.
— Пойдем домой, — сказал я.
— Зачем? Я только что пришел. Сегодня был дьявольский день. Налей-ка мне пальмового вина. Где Мадам Кото?
— Вышла.
Одна из женщин принесла ему пальмового вина и стала ждать, когда он заплатит. Он отмахнулся от нее.
— Я вас не знаю, — сказала женщина, — поэтому заплатите сейчас, чтобы не было неприятностей.
Папа посмотрел на нее так, как будто готов был ее ударить.
— Это мой отец, — сказал я.
— Ну и что?
Папа заплатил с крайней неохотой. Я сел рядом с ним.
— Однажды, — сказал он, — беды сотрут с лица земли этот район.
Одна из женщин облизала зубы и чмокнула. Другая сплюнула.
— Плюйся сколько хочешь, — сказал Папа. — От бед все равно не убежишь.
Женщины оставили его. С опущенной головой он стал медленно пить. Женщины заговорили о предстоящем съезде. Они рисовали такую картину этого политического съезда, словно речь шла о каком-то фантастическом базаре на краю света. Они говорили о коровах, которых забьют к этому событию, гусях, которых будут жарить на вертелах, они сказали, что мы услышим великих музыкантов и сможем увидеть автомобили всех марок, и что людям будут бросать деньги прямо из мешков, и никто не останется ненакормленным, и всем будут показаны чудеса, сила и обещания нового будущего.
— Дерьмо собачье ваш съезд! — сказал Папа.
Поначалу женщины замолчали. Потом одна из них сказала замогильным голосом:
— Дерьмо собачье — это то, что ты ешь!
