— Прошу, Петр Леонидович!
На одном из столиков ждал привычный джентльменский набор. Коньячок, стопки из тонкого хрусталя, лимон, средиземноморские маслины. «И стрихнинчику, двойную дозу», — не к месту вспомнились слова внука.
— Прошу, прошу!
Коньяк пился, как несвежая вода. Маслины пахли селедкой.
— Это только начало, глубокоуважаемый Петр Леонидович. Как вы любите говорить: да-с! Если дело пойдет, мы целый ретрокомплекс воздвигнем. И знаете, с чего начнем? С тира! Есть у меня идея...
— У меня тоже, — не выдержал старик. — Страйкбол без правил. А стрелять будем шариками с вишневым вареньем. В качестве мишеней... Ну, хотя бы... Да-с!
Он ткнул вилкой в висевший напротив шедевр Полуяркова. Бывший пионер Саша замер с разинутым ртом, сглотнул. С трудом выдохнул:
— Гениально!..
Уже несколько дней Петру Леонидовичу плохо спалось. Вставал посреди ночи, долго сидел на пустой кухне, заваривал чай. Курил, что в последние годы случалось с ним весьма редко. Даже купил упаковку валидола, но распечатать так и не решился. Тирмен, сосущий валидол? — нонсенс. Макабр!
Вчера ему приснился Карамышев. Не в показанное время, не летом, в очередной июнь. И лес в этом сне был другой, не июньский — августовский. Тогда они подходили к линии фронта, отбиваясь от эсэсовцев Германа Фегелейна. Во сне бывший техник-интендант 1-го ранга удивился нарушению заведенного порядка и потребовал у энкавэдиста объяснений. Карамышев-покойник ломаться не стал, пояснил сразу. Жаль, не запомнилось почти ничего.
«Все равно погоришь, Кондратьев. И тому две причины есть... »
Мог бы и не говорить, опричник! Эти слова Кондратьев и без напоминаний не забывал. А все остальное рассеялось с первыми лучами рассвета.
— Еще по одной, Петр Леонидович?
Тон вице-мэра насторожил старика. К вечно-комсомольской бодрости собеседника он привык, только сегодня с оптимизмом — явный перебор. Через край плещет, по столу течет, на ковры стекает. Тирмен Кондратьев без обиняков уставился в глаза бывшему пионеру Саше.
Что дальше, юноша?
Угадал. Румянец поблек — на миг, с лету и не заметить. Старик еле сдержал усмешку. Не зря, выходит, снилось. И слова Карамышева — не пустое сотрясение воздуха.
— А я выпью, Петр Леонидович. И знаете, за что? За добрую волю.
«Goodwill», механически, не думая, перевел Кондратьев, вновь вспомнив маленького шкодника Пэна. С язвой у внука вроде бы полегчало, Виталик Поплавский хорошего врача порекомендовал. И слава богу! — потому что с Кондратьевым-младшим проблем прибавилось. Пэн всерьез решил переселиться поближе — то ли к «незначительному» GF, то ли к облюбованному им тиру, источнику грядущих благ. Вначале старик обрадовался, начал помогать с покупкой квартиры, желательно поближе к собственной...
Потом задумался.
Щеки господина вице-мэра из румяных сделались пунцовыми, хоть прикуривай.
— Насчет доброй воли. Петр Леонидович... Ни я, ни мои... э-э... так сказать, друзья... Мы не собираемся использовать вам во вред ни капли из собранной нами информации...
Старик поднял взгляд вверх, на потолок. Изучение люстр во время деловых переговоров, к сожалению, становилось привычкой. Увы, вместо люстры зал украшали плафоны-иллюминаторы толстого стекла.
Сгодятся?
Страх исчез, сгинул без следа. Дерзайте, юноша! Не вы первый, не вы последний.
— Полагаете, стоило подвесные потолки проплатить? — по-своему понял его Александр Семенович. — Я и сам подумывал... Так вот, насчет доброй воли. Мы не станем изучать под микроскопом происхождение счета, с которого вам и вашим... так сказать, коллегам начисляется заработная плата. И заодно, кстати, финансируется катастрофически убыточный тир в нашем горпарке. Я — ваш клиент, более того, смею надеяться, я — ваш искренний доброжелатель... И я сделаю все возможное, чтобы наши отношения остались безоблачными. Вы меня поняли, Петр Леонидович? Все возможное! В частности, данные о том, чем занимался ныне расформированный Сектор сезонной статистики... Помните? У вас чудесная память! А вот я уже забыл. И мои друзья забыли, начисто. Говоря о друзьях, я не имею в виду исключительно частные... э-э-э... структуры. Удачное слово «структура», не правда ли? Описывает сразу все и ничего...
Кондратьеву стало скучно. И стыдно до полной невозможности. Чего испугался, паникер-рамолик? Дорвались, молодые да румяные, до власти, подняли спецархивы, а там наверняка имеется даже дневник наружного наблюдения за Адамом в Раю. «... После чего направился к реке Фисон, изрекая богохульствия... »
Строгий товарищ Иловаев считал, что власть начинает всерьез интересоваться скромными работниками тиров раз в четверть века. С завидной регулярностью — и с абсолютно одинаковым результатом. Что в покойном СССР, что в ныне здравствующих Штатах, что в корпоративной Италии Бенито Муссолини. За Древний Рим отставной генерал не ручался, но об Иудее некоторыми сведениями располагал.
Эх, Саша, румяный красавчик... И ты, Брут?
— Чего от вас хотел Зинченко? — вел далее вице-мэр, не подозревая о размышлениях гостя. — В киллеры звал? В душегубцы, так сказать? Между прочим, у нас есть сведения о трех случаях вербовки тирменов...
Это ты уже совсем зря, дружок, подумал старик. Не произноси всуе, не одни мы тут. Мы с тобой нигде не одни.
... В строгом черном платье под горло, словно на похороны собралась. Стоит, на весь этот цирк поглядывает.
— В единственном случае вербовка была удачной. Отчасти удачной... Но мои друзья — не злодеи, Петр Леонидович. Исключительно добрая воля! У нас, видите ли, выборы: честные, демократические...
Встать и уйти? Выслушивать до конца ни к чему, все равно никому не расскажешь. Даниилу рановато в эти заботы вникать, а до остальных не достучишься. Тактика ячеек, сам предложил!
— Одолжите молодняк, Петр Леонидович! — Вице-мэр словно почуял слабину. Вскочил, потер крепкие ладошки. — Желторотиков! Пионеры юные, головы чугунные... Сплошной энтуазизм — и никаких рефлексий. Они же, если верить пустым — подчеркиваю: пустым и безосновательным! — слухам, по чему попало лупят! Первый этап — гнусные чужие рожи, враг на враге. Правильно?
— Да-с! — неожиданно для себя ответил Кондратьев. — Враг на враге, первый этап.
Уходить расхотелось. Ты славно роешь землю, юный крот. Славно!.. Вот и дорылся. Пацанов тебе, значит, подавай, педофил!
... Педофил?
Петр Леонидович задумчиво огладил усы.
— Именно! — Обрадованный пониманием, Александр Семенович резво описал круг по залу. — Пусть мальчики отстрелят факторы удачи одной такой... чужой гнусной роже. Дня за два до первого тура. А для верности — контрольный выстрел. За день до второго, если понадобится. Знаю, знаю, Петр Леонидович! Выбор целей у детишек случайный, согласно личным антипатиям. Но подсказать, направить отеческой рукой, а? Мальчишку легко убедить, распалить воображение, так сказать. Чужая гнусная рожа. Омерзительная, гадкая...
«Которая из двух?» — хотел уточнить старик, но вместо этого вновь поглядел на потолок. С мадам Кали хватило люстры. Любовь Васильевна — дама конкретная, без воображения. Тут же случай иной. Но
