только старушки и шахматисты, но вся активная городская общественность. В толпе сновал Нестрибайло с диктофоном наперевес.
Воскресное утро выдалось теплым и солнечным. Сашка съел яичницу, выпил кофе и подумал, что следует сесть и хорошенько поработать — но перед этим купить сигарет.
В квартале от дома Нестрибайлу догнала черная машина.
— Гражданин Петренко Александр Васильевич? Мелькнуло перед носом удостоверение. Спорить было бессмысленно, к тому же Сашка вырос не в сталинские времена и ментов в штатском не особенно боялся.
— Можно вас на пять минут? — вежливо осведомился человек из машины, пожилой, с залысинами на лбу, с рыжими кустиками бровей над бледно-голубыми глазами.
— Разве что на пять минут, — нахально заявил Нестрибайло. — Я, знаете ли, работаю. Волка ноги кормят.
— Садитесь.
Сашка секунду помедлил, но робости не выказал и сел в машину, которая сразу тронулась.
— Свободная пресса? — ласково спросил человек с залысинами — А ведь скажут заткнуться — замолчите как миленький…
У Нестрибайлы от такой наглости даже перестала подрагивать жилка под коленом.
— Запугивать? — возмутился он. — Воротилы без стыда и совести скупают землю, приватизируют народную собственность…
Под взглядом голубых глаз Сашка осекся. Времена, конечно, не те, но человек с рыжими кустистыми бровями смотрел уж очень скверно. Нестрибайло задним числом подумал, что так и не разглядел толком удостоверение — ни имени, ни организации. Быстро огляделся — куда это его везут?..
— Не пугайтесь. — Голос человека в штатском излучал усталую брезгливость. — Вернут вас на место, целого и невредимого. Только подумайте про вот какую вещь…
Он замолчал. Машина как раз проезжала мимо парка: работы были в полном разгаре. Ни одна бетонная изгородь в городе не возводилась в столь короткие сроки.
— Камень, — сказал человек в штатском. — Что?
— Камень. Вы слышали, что про него говорят?
— Какой камень? — на всякий случай спросил Сашка, чудесно понимая: речь идет о пятиугольнике из парка.
— Вы слышали, конечно. Рядом с камнем человек становится добрее. Уходят тяжелые мысли, снимается стресс. Умиротворяется душа. Может утихнуть даже зубная боль… Поэтому рядом с камнем, хоть он и лежит в стороне от удобных аллей, всегда полно народу. Трава вокруг вытоптана. Надписи эти… Добрая примета: напиши на камне желание — и оно сбудется.
Нестрибайло кивнул:
— Да. Я сам делал интервью с десятиклассницей, которая непорочно забеременела от этого камня… Просто посидела на нем — и… Я вправду делал такое интервью! — воскликнул Сашка с нескрываемым страхом, потому что человек в штатском решил, по-видимому, что пройдоха-журналист над ним издевается.
— Поверили? — после паузы спросил собеседник.
— Я? — Нестрибайло нервно хохотнул. — Но многие поверили. Кроме ее родителей, к сожалению…
Человек в штатском смотрел на журналиста с сомнением. Как будто и сам не рад был, что связался с Нестрибайлой и пачкает его джинсами велюровое сиденье дорогой машины.
Обогнули парк. Миновали здание мэрии.
— Его нельзя переместить, — пробормотал человек в штатском. — Он ориентирован по сторонам света… Строго ориентирован. К тому же он весит двадцать тонн…
— А зачем перемещать? — немедленно поинтересовался Нестрибайло.
— Я объясню. Камень в самом деле аккумулирует отрицательные эмоции. Вы сами много раз в этом убеждались…
Сашка притих. Собеседник был прав.
— Беда в том, что емкость камня ограничена, — сухо сообщил рыжебровый. — Много веков он собирает дрянь, что копится в людях. А когда переполнится — отдаст ее всю, без остатка.
Он повернул голову и посмотрел Нестрибайле в глаза.
— Без остатка. Одномоментно.
Сашка понял. По роду деятельности он умел верить в невероятное.
— Когда?
Рыжебровый зловеще молчал.
— А… — Сашка запнулся. — Чего вы хотите от меня?
Не спеша отвечать, человек в штатском принялся изучающе рассматривать журналиста. «Будто покупку в магазине», — пришло на ум Сашке. Сравнение ему резко не понравилось.
— Что такое громоотвод, в курсе? — поинтересовался наконец человек в штатском.
— В курсе.
Сашка очень постарался, чтоб ответ прозвучал как можно более язвительно. Но на собеседника это не произвело никакого впечатления.
— А
— Молния из земли в небо?
Фразу эту Сашка вычитал в какой-то книжке, на которую писал разгромную рецензию. Сейчас фраза выскочила сама собой, будто только и дожидалась подходящего момента.
— Очень точно. И даже образно, — в голосе рыжебрового впервые проступили нотки одобрения. — Теперь вы представляете, что нам требуется. Если мы хотим разрядить камень с минимальными последствиями.
Сашка отметил это подозрительное «мы».
— Шарахнем из каменюки в небо?
— Кое-кто не отказался бы — в Небо, — мрачно кивнул голубоглазый чему-то своему. — К счастью, руки коротки. Нет, Александр Васильевич, не в небо. Скорее — в атмосферу. Или в ноосферу, если вам так больше нравится. Чтобы вся дрянь распределилась более или менее равномерно, рассосалась в пространстве… А не шарахнула эдаким молотом Тора по нам, грешным.
Нестрибайло сообразил, что за всеми этими, безусловно, очень интересными рассуждениями человек в штатском снова ушел от его, Сашкиного, вопроса.
— Все это очень бла-ародно, — не удержался журналист от очередной цитаты, — но как насчет меня? Я-то вам на кой сдался? Громоотвод держать?
Собеседник шутки не принял.
— Не держать, Александр Васильевич. Отнюдь не держать. Вы и есть громоотвод.
— Будем кратки, Александр Васильевич. Хотите спасти родной город? А возможно, и не только город. Не стану пугать вас Апокалипсисом, однако локальное пекло здесь будет обеспечено. Можете не сомневаться. Думаете, что случилось однажды с Содомом и Гоморрой? А с мифическим Китеж-градом? Который поначалу считался отнюдь не мифическим…
Сашка был ошарашен, но не настолько, чтобы сразу во все поверить и на все согласиться, преданно заглядывая в рот рыжебровому. В журналистской практике случалось разное. Да и привычка, невзирая на лица, вытягивать из собеседника максимум информации тоже сыграла свою роль.
— Разумеется, я патриот. И горой за Родину и прогрессивное человечество. Но тем не менее…
— Менее, более — какая разница? Методика разряжения подобных объектов нам известна. В древности для подобных целей использовали наиболее рьяных местных — подчеркиваю, местных! — кликуш. Тех, кто разносил по дворам дурные вести, слухи, пророчества… Чернуху, так сказать. Кривитесь? Не нравится сравнение? А вы на себя примерьте. О чем пишете год за годом? Может, о постройке нового Дома культуры? О благоустройстве города? О Рождественских праздниках? О премьере в ТЮЗе?! Ничего
