дверях, сжимая в руках огромный черный фолиант. Еще одна книга, маленькая, в бумажной обложке, выглядывала из кармана пиджака.
Костя лишь головой покачал. Его бывший начальник, отставной археолог и великий энтузиаст всего невероятного, непознанного и нереального, славился поистине нечеловеческой скрупулезностью.
— Показывай!
Связка ключей легла на стол. Брелок с непонятной звездой, заранее освобожденный от стального кольца, пристроился рядом.
— Ерунда, просто ключи. Даже не заговоренные. — Ладонь Зверя из Бездны на миг задержалась над столешницей, дрогнула. — А вот пентакль…
— Пен… Что? — не понял журналист. — Звезда эта? На брелоке?
Черный фолиант угрожающе зашуршал страницами.
— Вот. «…Пятиконечная звезда в круге. Может быть сделан из глины, камня, дерева, воска и других материалов. Олицетворяет элемент земли. На нем держат амулеты, камни, травы и другие освященные предметы. Пентакль — также символ Черной магии. Пять концов звезды соответствуют четырем элементам (земля, воздух, огонь, вода) и пятому элементу — духу…» Амулет-оберег, Костя, причем очень серьезный. Спросил бы, откуда он у тебя…
— Разберусь — расскажу, — честно пообещал журналист, вспоминая, кто из его «дачных» приятелей балуется подобным. Или… Как же он, дурак, сразу не понял!
— Если это оберег, то против чего?
Ладонь отставного археолога вновь задержалась над столом.
— Так, с налета, не скажу… Но обычно — защита от магических воздействий. Кто-то с данной бронзяшкой изрядно поработал.
Фолиант не без сожаления захлопнулся. Черной книге явно хотелось поделиться распиравшей ее мудростью.
— Ну а твоя Царица Мух… Эта?
Маленькая книжка, оказавшаяся томиком из «Классиков и современников», поспешила раскрыться в нужном месте.
Бьет крылом седой петух, Ночь повсюду наступает Как звезда, Царица Мух Над болотом пролетает.
Костя кивнул. Она и есть — Царица Мух. Повелительница М.
Тихо-тихо ночь ступает, Слышен запах тополей. Меркнет дух мой, замирает Между сосен и полей. Спят печальные болота, Шевелятся корни трав. На кладбище стонет кто-то, Телом к холмику припав.
Кто-то стонет, кто-то плачет, Льются звезды с высоты. Вот уж мох вдали маячит. Муха, Муха, где же ты?
— Николай Заболоцкий, сборник «Столбцы». Неужели не узнал?
— Заболоцкий? — поразился журналист, не без труда припоминая школьную программу. — Которого еще в тридцатых посадили?
— Которого. За некромантию и упекли. Это же заклина-ние! Самый настоящий инкантаментум, причем с использованием множественных стихотворных вставок — гримуаров. Для тех, кто понимает, — непробиваемая вещь! Вот за такие шутки Заболоцкого и отправили в не столь отдаленные.
— Правда?! — поразился журналист, не ожидавший такого от классика литературы.
Максим Андреевич усмехнулся, взял книгу со стола, пододвинул ближе.
— «Известия»! Смотри! На груди мухи — пентакль чудесный, «весь в лучах». Пентакль — не только амулет, но и одна из мастей Малых Арканов Таро Он способен на инверсию, «оборачивание», и тогда становится эмблемой Дьявола. А чуть выше в тексте: «Если ты, мечтой томим, знаешь слово „Элоим“…» Элохим, имя Божье! Ну и, само собой, «болота», , «мох». «Могилы», наконец. Инкантаментум по всем правилам!
— Погоди! — взмолился Костя, чувствуя, как сам превращается в муху. — Инканта… Заклинание, допустим. Но для чего?
— Скорее не для, а от, — чуть подумав, рассудил Максим Андреевич. — Подобное — от подобного.
Журналист отчаянно потер в который раз вспотевший лоб. Верно! Его рука коснулась брелока — пентакля! — и Гели Реф тут же вспомнила Царицу Мух. «На груди пентакль печальный между двух прозрачных крыл, словно знак первоначальный неразгаданных могил…»
— А знаешь, Костя, — внезапно проговорил Зверь из Бездны, — что-то мне эта комбинация крупно не нравится. Печенкой чую!
— Все по-прежнему. — Голос Игорешки в телефонной трубке дышал безнадежностью. — Пустили к ней всего на минуту… Плохо, Костя! Ленка была утром, только что уехала… У нее какая-то важная встреча, она ведь в косметической фирме работает. Я тебе говорил…
— Не говорил! — Журналист выругал себя за то, что не догадался заглянуть в Игорев бумажник, где затаились фотографии — его матушки (его МЛ) и…
— У нее, у невесты твоей, какие волосы?
— А-а… — Трубка вздохнула. — В том-то и дело, Костя! Я Лене сказал, чтобы она не вздумала, не соглашалась прическу делать, чтобы в парикмахерскую шла. Но матушка настаивала, а у нее, у Ленки, журналист намечался, она ведь в фирме по внешним связям… Испугался за нее, а вот ведь как вышло! Рыжие у Лены волосы, красивые очень. Кость, а вдруг это просто совпадение?
5
Машина с синим «ветеринарным» крестом скрылась за воротами дачи. Костя неуверенно поглядел на отца.
— Сказали, обойдется. Может, и вправду?
Николай Григорьевич ничего не ответил, нахмурился. Может, и обойдется, конечно.
Костя приехал на дачу одновременно с ветеринарской «неотложкой». Бедняге Бернарду, отцовскому шарпею, внезапно стало плохо. Ни с того ни с сего. Еще утром бегал, гонял вечную врагиню- кошку, бодро порыкивал на соседские машины. Отец взял пса с собой на прогулку, там тоже все было в порядке. Какая-то женщина, в свою очередь облаянная, даже не побоялась погладить красавца по безразмерной шкуре. Бернард, странное дело, не возразил. А через час…
— Пойдем, — вздохнул бывший прокурор. — То, что ты просил, привезли.
Скопированные на ксероксе странички ждали в кабинете. Читать Костя не стал, просмотрел бегло. Все было ясно — почти все.
— Пентакль — откуда он? — поинтересовался он больше для порядка.
— Оттуда! — буркнул отец. — Вешдок. Было дело лет пятнадцать назад, накрыли кубло сатанистов. Они, гады, девочек резали, на куски кромсали! Но амулет правильный, проверял. Когда я понял, что ты не успокоишься… А ключи — соседа, он мне их на время оставил.
— Странно. — Журналист отложил в сторону странички из давнего уголовного дела, устало прикрыл глаза. — Ты — и в такое веришь.
— Верю?! — возмутился бывший прокурор. — Не верю, а
Привычные слова прозвучали на этот раз совсем иначе. Уже не «категорически запрещаю», а «Котька, Христом Богом молю!».
Журналисту на миг стало не по себе.
— Собаку-то за что? — вздохнул Костя.
Он вновь был в кабинете — знакомом кабинете таинственной Гели Реф, Елены Ивановны Ревы,
