— Ну и ловкач же ты, мой друг. Смотри, как бы с тобой не случилось какойнибудь беды. В нашем городе опасно ходить одному. А канадцы в особенной цене. Хочешь, я пойду вместе с тобой? А затем провожу обратно? Что скажешь?
— Спасибо, но я сам могу постоять за себя. Не беспокойся.
— Мой друг, если ты уплатишь мне остальную часть причитающейся суммы, я больше не буду беспокоиться. Ты ведь очень важный человек.
— Спасибо за откровенность, но, повторяю, я могу сам постоять за себя.
Гамиль был расстроен. Тихо, но достаточно громко, чтобы его слышал Натан, он стал сыпать проклятиями.
— А ты не хочешь мне уплатить прямо сейчас? — хитро усмехнулся он.
— Чтобы ты сразу потерял ко мне всякий интерес? Даже и не надейся. Я заплачу тебе прямо перед отъездом, ни на один миг раньше. А теперь, пожалуйста, извини, но у меня свидание с очень красивой девушкой, и я не хочу опаздывать.
Натан спрыгнул на причал. Одетый как можно неприметнее в обычные свои джинсы и темно-синюю тенниску, он дошел до конца пристани и направился к дому Надин. Теперь, уже зная, где этот дом находится, он решил пройти туда по берегу, не заходя в мусульманский квартал, где можно было бы нарваться на какую-нибудь неприятность. К тому же ему очень не хотелось встречаться с полицейскими и военными патрулями.
Идти было около двух миль, но Натан добрался до места быстрее, чем ожидал. Было еще светло, хотя солнце уже спустилось к самому краю темнеющих вод. От него до самой земли бежала сверкающая полоса лучей. Стеклянные двери над крыльцом были открыты, морской ветерок играл тонкими занавесками. Комната влекла к себе заманчивым уютом безопасное прибежище во враждебном окружении.
Натан взбежал наверх, перепрыгивая через ступеньку.
— Кто-нибудь есть дома? — спросил он, вытряхивая песок из своих мокасин.
— Входите.
Он сразу узнал голос Надин, мягкий, но с легкой хрипотцой. Натан вошел, но тут же остановился, заметив большого темнокожего человека, настоящего великана, в углу. Его руки были скрещены на груди, лысая голова отражала свет стеклянной люстры.
Натан отшагнул назад, готовый к бегству. Он ненавидел неожиданности.
— Не волнуйтесь, — быстро сказала Надин. — Он друг.
— Вам следовало предупредить меня о том, что он будет здесь. Кто он?
— Друг моего отца. Его можно было бы назвать моим телохранителем, хотя он играет гораздо более важную роль в моей жизни. Он воспитал нас.
Она улыбнулась темнокожему человеку.
— Ни дать ни взять джинн из Аладдиновой лампы, — сказал Натан.
— Бассам присматривает за мной и моим братом Набилем. Вам нечего тревожиться. Послушайте, до сих пор вы мне доверяли. Сделайте еще один шаг.
— Он говорит по-английски?
— Нет.
Натан продолжал стоять возле двери.
— Обещайте мне, — он посмотрел на нее строгим взглядом, — никогда никого не приводить на встречу со мной, не предупредив меня загодя.
— Обещаю и прошу меня на этот раз извинить. Но неужели вы думали, когда просили меня добыть необходимую информацию, что я сама буду этим заниматься?
— Именно так я и думал, но это уже не относится к делу, — произнес он, входя наконец в комнату.
Бассам шагнул вперед. Он, видимо, был готов защищать Надин, но она чтото сказала ему по- арабски, и он вернулся на прежнее место. Затем она пригласила Натана сесть на стул и сама села напротив него.
— Вы не хотели бы чегонибудь выпить перед ужином? — спросила она.
— С удовольствием.
— Вам текилы?
— Да.
Она пошла наливать, махнув рукой Бассаму, чтобы тот оставил комнату.
— Надеюсь, вы не послали его за друзьями? — шутливо осведомился Натан.
— Он пошел накрывать стол для ужина.
— А теперь скажите мне, кто ваш отец?
— Вы, вероятно, знаете его, по крайней мере понаслышке.
Она вручила ему стакан.
— Наша семейная фамилия аль-Данна, а моего отца зовут Катибом.
Надин подняла подбородок, очевидно, гордая своим отцом.
Натан чуть не выронил стакан.
— Уж не хотите ли вы сказать, что вы дочь Абу Набиля? — пробормотал он.
Да, он больше всего известен под этим именем.
— Ну и чертовщина! — ругнулся Натан. — Чтоб из всех людей в мире вы оказались дочерью самого опасного террориста!
— Мой отец борец за свободу. Он не просил, чтобы его втянули в эту войну. Почему вы не оставили его в покое?
— Извините, но ваш отец закоренелый убийца.
— Вы не имеете никакого понятия ни о том, кем мой отец был, ни кто он сейчас. Вам ли его судить? Что вы знаете о борьбе за свободу? Вы были свободны с самого рождения.
— Не совсем так, — сказал Натан. Это было неподходящее время и место для подобного спора, но он не мог сдержаться. В самой этой ситуации было что-то очень странное. Почему она согласилась помочь? Это надо было выяснить и немедленно. — Мы не были свободны с самого рождения. Нам пришлось сражаться за свою свободу.
— Сражаться? Вы называете дирясинскую резню сражением?
— Это сделала экстремистская организация. Регулярная армия не совершала ничего подобного. Во всяком случае, ничего похожего на то, что сделали бандиты хаджа Амина альХусаини.
— Не вешайте мне лапшу на уши. Лидеры этой так называемой экстремистской организации сегодня стоят у власти, тогда как потомки аль-Хусаини сражаются за мир. Что до моего отца, то я не одобряю его методов, иначе я не взялась бы вам помогать. Но я могу понять его. Знаете ли вы, что моя семья обладала более чем шестью тысячами акров садов там, где вы основали свой Израиль? У нас были апельсиновые сады и в Ашкелоне, и Кефар-Саве. Все это было отнято. Скажите мне, что бы вы делали на моем месте? В доме, где вырос мой отец, у самого берега, в Яффе, было двадцать комнат. Теперь там полицейский участок. Сперва он был почетным гражданином, а потом вдруг стал изгнанником. Поэтому не говорите мне, как вы боролись за свою свободу. Вы въехали в рай на чужих спинах. Но хватит! Пора уже подумать и о будущем. Я все еще не верю, что у нас имеются реальные шансы на мир, но никто не должен сказать, что мы ничего не сделали для его установления. Вы можете это понять?
— Да, могу. Но вспомните. Мой народ тоже потерял все, что имел, в Холокосте [
— Но мы-то за что расплачиваемся? Ведь не мы вы звали, этот Холокост. В какой-то мере и мы тоже его жертвы. Этого не можем изменить ни вы, ни я.
Надин замолчала.
— Бассам расскажет обо мне вашему отцу? — спросил Натан.
— Нет. Он ничего не рассказывает ему, только мне. По правде говоря, в последнее время отец не разговаривает со мной, считает, что я придерживаюсь ошибочных взглядов. Об этом он говорит всем окружающим еще и потому, что надеется уберечь меня от угрожающей мне, по его мнению, участи.
Вошел Бассам и пригласил их на ужин. Следуя за Надин в столовую, Натан испытывал такое
