первые удары удалось отбить, сколько всего рук у демона, Степа не знал. Поэтому, когда зазвонил мобильный, он закрыл глаза и представил себе, что сидит в невидимом танке «Т-34», сквозь броню которого не может проникнуть никакое зло. Это была Люся из бухгалтерии.
— Степан Аркадьевич, вам надо сейчас же приехать в банк, — сказала она звенящим от электричества голосом. — Контрольный отдел требует.
— Мюс не может вопрос решить?
— Мюс Джулиановны нет четвертый день, — ответила Люся. — Вам обязательно надо быть.
— Что случилось?
— Нельзя по телефону. Пожалуйста, приезжайте.
Степа посмотрел на свое отражение в зеркале и криво улыбнулся. Он уже много лет знал, что этот день будет непростым.
Когда машина выезжала со двора, он поглядел назад. Над заснеженными кустами была видна башня «тридцатьчетверки» и три птичьих силуэта. Одна сорока прохаживалась по стволу с порушенным заборчиком снега. Две других сидели на люке. Похоже, это были те самые птицы — просто взяли и перелетели.
«Десять тысяч ли за спиной, — подумал Степа. — А грабли все те ж…»
43
Beneficiary, то есть получатель, был обозначен так:
McGee International Inc.
29 Shirley Street, P.O.Box CB-78575
Nassau, The Bahamas. Закрыв глаза, Степа представил себе этого Мак Ги, которому так понравилось бухать на Багамах, что он решил открыть там свое темное дело. Сжав кулаки, Степа вообразил, как Мак Ги отхлебывает «Liqor 43» из хрустальной рюмки, пускает клуб сигарного дыма в потолок и чешет свой шотландский нос, размышляя, хорошо ли в последнее время работает его прачечная.
Счастье Мак Ги заключалось в том, что Степа был от него далеко. Рядом со Степой Мак Ги не просуществовал бы и двух секунд — Степа перегрыз бы ему горло, одновременно выдавив пальцами глаза.
Но Степа был по другую сторону океана, и Мак Ги мог расслабиться. За один оборот его прачечная отстирала тридцать пять миллионов долларов из далекой северной страны, смыв с них все почтовые штемпели и сделав безнадежной любую попытку отыскать их. Так, во всяком случае, все выглядело на первый взгляд.
Уезжая в Петербург, он оставил Мюс подписанную платежку, чтобы та сделала взнос по «Зюзе и Чубайке», когда Лебедкин скажет, сколько и куда. Мюс сделала удивительно простую вещь — не дожидаясь звонка Лебедкина, вписала в графу «сумма» восемь цифр в следующем порядке: 35,000,000. А отправились тридцать четыре лимона и лимон вот куда:
ENIKI BANK LTD LIMASSOL INTERNATIONAL BUSINESS CENTER P.O. Box 09871 5, Sherley Str., 8745 Limassol, Cyprus SWIFT: HEBA CY 2NLIM Account 420-86-8297433-03
— Эники-банк, — прошептал Степа, чувствуя, как по его щеке катится слеза, словно от горного ветра. — Эники-беники ели вареники, остались от козлика рожки да ножки… Вот, значит, что происходило в Москве в те минуты, когда влажные пальцы Сракандаева вынимали из его рук красный лингам победы и вкладывали в них памятный подарок — бандану с грязными ушами. Можно было вообще-то ожидать. Оставалось только надеть эти уши и зареветь ослом. Но и это было бесполезно. Словосочетание SWIFT НЕВА, похожее на название греческой трагедии в голливудском пересказе, не оставляло надежд ни на что.
С Эники-банком, конечно, можно было связаться. Не было толку. Степа знал, как делаются такие дела. Точно так же можно было не трясти мистера McGee, этого циррозного подонка в пробковом шлеме. Денег в его заблеванном бунгало уже не было, как не было их и на счете 420-86-8297433-03 (Степа понимал, что перед ним число «43», только развернутое: между первой четверкой и последней тройкой сидела вся компания, прямо как в фильме «Чужие», где из пасти инопланетной твари лезла другая, еще более мерзкая пасть).
Все, что удалось бы раскопать, — это номера безликих и уже опустевших счетов, отряды восставших цифр, вооруженных короткими мечами дефисов и овальными щитами нулей. Эти цифры накинутся на Степу, окружат его и перережут ему горло, в этом сомнений было мало. Отвечать будет он.
Обвинять было некого. Не за что было даже перестрелять из помпового ружья сотрудников бухгалтерии — с тех пор, как «Санбанк» стал карманным банком «Ойл Эве», операции с похожими суммами проходили часто, и там к этому привыкли. Степа вообще мог не увидеть платежки до понедельника.
Мюс оставила письмо. Оно было написано на одной из серо-коричневых перфорированных карточек, где она записывала частушки и прочий фольклор. Частушка за номером 209 (ну еще бы, цинично хмыкнул Степа) была, видимо, выхвачена Мюс из коробки наугад. Она была уже в переводе:
RE: festivity, celebrations, metalink#3
Хотелось верить, что эта пастораль была не о нем лично — Мюс не могла знать. Зато написанное на обороте послание содержало много личного. Так много, что даже непонятно было, как все поместилось в эти аккуратные бисерные строчки:
Нет, ты не Пикачу!
Почему ты так тщательно скрывал от меня свою озабоченность числом 34? Не потому ли, что это номер злого покемона по имени Nidoking? Это его зазубренный хвост ты так нелепо изображаешь заведенными за спину руками?Жирная, лживая жопа.
Не сомневайся, я замечала все твои издевательства, направленные на то, чтобы оскорбить мою культурно-половую идентичность. Все твои ядовитые укусы сосчитаны. Когда, как бы между делом, ты называл лондонских панков личинками страховых агентов, или говорил, что «Aston-Martin» — пидорская машина, или предлагал тост за величайшего из хоббитов — Гарри Поттера, все это падало в копилку. Но я бы простила тебе все эти инвективы, если бы не та садистская расчетливость, с которой ты регулярно оскорблял меня, напоминая о нашем национальном унижении — газете «The Sun». Я терпела это только потому, что собиралась отплатить за все сразу. И вот эта минута настала. Все кончено. Говорить больше не о чем — the discourse has shifted to the extent where you have to fuck off and die.
Bye, parent abuser Meowth[40]
ЗЫ. Ты даже представить себе не можешь, какое это счастье — знать, что я больше никогда в жизни не услышу, как ты кричишь «Аллах Акбар!», бродя с Калашниковым по центральному Лондону в игре «The Getaway»
Вот, значит, как увидел его внимательным, но недобрым взглядом этот вчера еще самый близкий на Земле человек.
— И ты Брут, Мюс, — прошептал Степа. — И ты тоже.
Странно, но сильных эмоций не было — словно на высоком этаже души он уже знал про это, с того самого момента, как увидел в петербургском бреду ярко-зеленое «77» и почувствовал, что оно одной злой природы с «66».
