пускал в ход своё чародейство, сметая появлявшиеся у них на пути заслоны. Вскоре дальше продвигаться стало уже невозможно из-за бушующих пожаров, погасить которые не смог бы даже сам мастер Огневик,
Своими заклятиями Неясыть пробивал дорогу наспех собравшемуся вокруг него воинству. Отдача сотрясала всё его существо, не было времени вить тонкую и причудливую вязь каналов в Астрал, чтобы смягчить боль. Фесс скрипел зубами и принимал удар на себя.
Однако этого было мало. Он пустил в ход самые чёрные и разрушительные из известных ему заклятий, не прибегая, однако, ни к одному виду стихийных чародейств. Только некромантия. Дважды он ощутил короткое сопротивление, словно находившиеся где-то невдалеке чужие чародеи пытались ему воспрепятствовать; он смял это сопротивление, но дорогой ценой: с каждым заклинанием всё шире и шире распахивалось незримое для прочих окно в реальности, сквозь которое на Фесса властно смотрела госпожа Тьма. Фессу казалось – каждое заклятие словно бы отрывает его от земли, стремясь унести туда, где ему слышался столь манящий зов. Как будто бы осталось сделать одно последнее усилие – и судьба Салладорца станет его собственной судьбой; хорошо ещё, что земное сражение крепко держало молодого волшебника.
К тому моменту за спиной у Фесса собралась внушительная толпа, сотни полторы вооружённых мужчин и почти вдвое больше женщин с детьми. Надо было пробиваться прочь из горящего города, предоставив его огню.
…И они сделали это, опрокинув по пути ещё два вражеских отряда. После последнего чародейства Фесс совсем обессилел. Вокруг было разлито богато эманации того, что он, некромант, сумел бы превратить в свою мощь, но отчего-то Фесса начинало трясти при одной мысли о том, что он вберёт в себя последний мучительный вздох сгорающего заживо ребёнка.
…За городскими воротами отряд невольно остановился. Позади лежал охваченный огнём Арвест. и, похоже, кто-то не жалел сил, раздувая пожар все сильнее и сильнее, намереваясь, как видно, сжечь даже сам камень, Из горящих развалин вырвалось не так уж и мало народа; однако следом за беглецами из разбитых ворот мерным шагом выходили и зелено-алые вражеские колонны, причём без малейшего следа копоти или сажи на шипастых доспехах.
Обитатели ближайших к городу ферм и дешёвых постоялых дворов уже успели сбежать, и не подумав прийти на помощь горожанам.
При виде стройных колонн врагов арвестских беглецов вмиг охватила паника. Воинов среди них оказалось совсем немного – пехота Лесных Кантонов исполнила свой долг и. не сумев остановить противника, сама почти вся полегла на улицах Арвеста; Неясыть не знал, выжил ли кто-то из Белых волшебников – пока что, во всяком случае, он не чувствовал никаких следов волшбы ни с той, ни с другой стороны.
Фесс хотел бы узнать, что сталось с отцом-экзекутором преподобным Этлау. но сил сейчас не оставалось даже на то, чтобы взглянуть на город магическим зрением. Да и к тому же не хотелось лишний раз прибегать к чародейству – Неясыть слишком хорошо запомнил смотрящие прямо ему в душу очи Тьмы.
Нападающие тем временем и не думали бездействовать. Разворачиваясь широким строем, они двинулись вперёд. За спиной Фесса раздались истошные вопли женщин; кто-то, подхватив детей, уже бросился бежать.
Прадд, Сугутор, уцелевшие наёмники – все, оказавшиеся вокруг Фесса, смотрели сейчас на него.
Давай же, чародей. Смети их! Ведь ты можешь, можешь, мы знаем!..
Если бы Неясыть умел черпать Силу в простой человеческой вере, он, наверное, смог бы сейчас погасить солнце и вновь зажечь его. Но…
Фесс закрыл глаза. Бой в городе взял у него всё, что только возможно. Остался последний резерв, за которым – только Тьма.
Развоплощение.
– Нет, Неясыть, – сказал вдруг рядом очень знакомый голос.
Фесс поднял глаза – возле него стояла Атлика, живая и невредимая, только очень осунувшаяся и оборванная. Похоже было, что всё это время она провела в лесах и ничего не ела.
– Я сделаю это сама. – Глаза девушки горели фанатичным огнём. – Не знаю, куда выведет меня эта тропа, но…
– Стой, о чём ты? – не понял Неясыть. – Откуда ты взялась, где была, как нашла меня?..
– Если бы ты прочёл трактат, ты бы не спрашивал, – надменно бросила Атлика, игнорируя все прочие вопросы. – Прийти к Учителю можно разными путями… в том числе – и захватив с собой побольше врагов. Вот как сейчас, например… – Постой, но ведь…
– Чем больше людей войдёт во Тьму, тем лучше, – пылко произнесла Атлика. – Пусть даже… не совсем но их желанию.
– Стой! – запоздало поняв, что она задумала, отчаянно выкрикнул Фесс, но было уже поздно.
В руке Атлики сам собой оказался уже знакомый чёрный том рукописи Салладорца. Книга открылась; буквы ярко светились, и Неясыть даже отшатнулся – через эти страницы в мир сейчас рвалась такая мощь, перед которой все его заклятия были не более чем сухие осенние листья, гонимые холодным ветром.
Неясыть поднял было руку… и тотчас понял, что надо бежать. Атлика здесь уже ничего не решала, роковая книга гениального чародея всё делала сама, за неё. Девушка была обречена, и самое лучшее, что могли успеть оказавшиеся рядом, – это как можно быстрее убраться отсюда подальше.
Следом за мэтром ринулись орк и гном.
Двое или трое алебардистов рванулись было к Атлике, но их оружие вспыхнуло, едва коснувшись невидимого купола, окружившего девушку. Мелькнул пущенный каким-то уцелевшим чародеем огненный шар – он разбился о ту же невидимую преграду, рассыпался веером ярких искр, не причинив никакого вреда.
Атлика стояла, гордо выпрямившись, высоко вскинув подбородок, громко читая какие-то фразы из книги Салладорца – Фесс предпочитал не слышать, какие именно.
А потом над их головами стало раскрываться небо. Оно не подёрнулось ночным сумраком, на нём не проступили звёзды – нет, посреди яркой дневной голубизны внезапно стали появляться абсолютно чёрные воронки. Они становились все шире, стремительно росли, поглощая вспыхивавшие жалобным розоватым светом облака; свет быстро мерк, тут и там раздавались испуганные крики; а потом из этих чёрных воронок вниз рванулись бешено вращающиеся, туго закрученные смерчи. Десятки смертоносных хоботов разом коснулись земли – и Фесс услышал, что земля сама закричала в этот миг от нестерпимой боли.
Конечно, это были не обычные смерчи. Там, где они касались земной плоти, разом начинали бушевать сразу все четыре великие стихии в своих самых разрушительных ипостасях. Горел нестерпимо белый огонь, куда ярче солнца, так что на него невозможно было смотреть; хлестали во все стороны струи воды, каждая с лёгкостью навылет пробивала вековые, поросшие мхом каменные глыбы; завывал ветер, свёрнутый в тугие разящие плети вихрей; грузно ворочались, дроби всё и вся, тысячепудовые, от века не знавшие подвижек камни.
Усеянное людьми и жалким скарбом беженцев поле за спиной Фесса мгновенно превратилось в чудовищную бойню. Чёрные хоботы хаоса метались из стороны в сторону, оставляя за собой глубокие широкие рвы; летели в разные стороны изувеченные тела, обломки рушащихся домов, горящие комья земли; Атлика застыла в самом сердце невиданного шторма, вызванного магией Салладорца, – её холм буря пока обходила стороной, зато у подножия бушевала с такой яростью, что живым к тихому месту никто не смог бы подойти; с небес спускались всё новые и новые хоботы смерчей, теперь они захватили и вышедшее из Арвеста войско Империи Клешней, обращали в пыль городские кварталы, ещё не уничтоженные огнём: те же, где успело потрудиться пламя, становились даже меньше, чем прахом. Башни, дома, крепостные стены взлетали на воздух удивительными фонтанами дробящегося камня; чудовищное оружие Салладорца достигло порта, обращая в ничто вражеский флот; чёрные воронки не просто топили галеры, они высосали всю воду из гавани, превратив боевые корабли в горсти невесомого праха.
