покачивалось в полуметре над его носом, уходило вверх и крепилось к грубым неотесанным сваям, крепилось какими-то жгутами, грубыми ремнями — Сергей не мог разобрать толком. И все было до того хлипко и ненадежно, что сердце замирало и хотелось кричать в голос.
Он дернул головой. Но колышки вбитые возле шеи с одной и другой стороны не давали возможности отвести голову из зоны действия страшного нависающего орудия смерти. Сергей был беспомощнее новорожденного младенца.
— Бум! Бум! Бум! — пробасило в самое ухо.
И перед глазами замаячила ужасающая харя. Ничего подобного Сергею не доводилось еще видеть. Харя была огромна, красна, пучеглаза и невероятно зубаста. Казалось, во рту не тридцать два зуба, а все сто тридцать два. И все же харя эта принадлежала человеку. Лохматому, бородатому, с расщепленным надвое носом и кольцом в губе, с ртом до ушей и узким морщнистым лбом, но человеку. Сергей ни черта не мог понять. Откуда в Москве взялся волосатый дикарь? Откуда это бревно? Почему вдруг трава, ведь на дворе зима?! И вообще — где он, что с ним?! Постепенно стало доходить, что это не дикарь с травой и бревном перенесся к нему в квартиру, а скорее наоборот. От ужасной догадки внутри все замерло. Он в плену! У кого? Где? Почему?!
— Развяжите меня! — потребовал Сергей сипло и неуверенно.
Зубов, казалось, стало еще больше, сдавленные хриплые звуки посыпались из раззявленной пасти. Дикарь отодвинулся. И Сергей смог его рассмотреть полностью. Зрелище это не принесло успокоения. Дикарь был нечеловечески здоров и больше походил на гориллу, чем на человека. Но в отличие от гориллы или любой другой обезьяны, у дикаря на груди болталась тяжеленная связка бус, составленная из камней, зубов, клыков, костей и… и желтенькой пуговицы, явной срезанной с Сергеевых джинсов. Бедра дикаря были обернуты бурой с проседью шкурой. Шкура была велика, но она не доходила и до колен верзилы, открывая кривые невероятно толстые и короткие ноги, заросшие густейшей рыжей шерстью.
— Развяжи! — повторил Сергей. И тут же понял, что не стоит просить, не поможет.
— У-у-у! — завыл дикарь на одной ноте. И принялся наколачивать в большой серый бубен, обшитый кругляшками-бусинами.
Сергей дернулся еще раз, напрягая все тело. Но ничего не вышло. Он мог лишь немного приподнимать голову — до тех пор, пока колышки не упирались в уши, не причиняли острую боль. И все! Но он разглядел, что лежит совершенно голым, что с него содрали все. И это было настолько неприятно, что если бы дали на выбор возможность или освободиться, или прикрыть наготу, Сергей наверняка выбрал бы второе.
Верзила-дикарь кончил выть и стучать. Нагнулся. И на грудь Сергею полетел маленький красненький уголек. Он упал в волосы — те зашипели, свернулись, запахло паленым. Больно обожгло кожу. Сергей вздрогнул. И при виде этого дикарь залился смехом, а потом принялся бубнить с двойным воодушевлением.
— Эй! Есть кто-нибудь! — завопил благим матом Сергей. Никто не отозвался. И он закричал еще сильнее: — Лю-юди!!! Спасите!!! Помогите!!!
Орал он долго. Пока не осип. Даже дикарь выпучил на него и без того выпученные глаза. И вдруг произнес тонюсенько и малоразборчиво:
— Зачем кричал? Твоя не кричи!
У Сергея вслссы дыбом встали. Он готов был уже ко всему. Но чтобы первобытный дикарь заговорил на русском, пусть и ломанном русском, это было выше всякого понимания.
— Твоя молчи! — пригрозил дикарь. — Твоя — уу!!! — Он выразительно показал пальцем на висящее бревно.
Потом выдернул колышек, осторожно повернул голову Сергея налево. Там в черной куче золы и пепла отдельными искорками высвечивались красные угольки. Дикарь взял один прямо палыхами, подул на него — уголек разгорелся. Потом дикарь поднес уголек к свисающему жгуту, а может, и труту, поглядел лукаво на Сергея и поджег угольком жгут — тот начал еле заметно, но неостановимо тлеть.
— Бум, бум, бум! Дум, дум,дум! — возрадовался дикарь по-своему. И ударил два раза себя в грудь пудовым кулачищем.
А до Сергея дошло, что к чему. Ему оставалось жить совсем недолго, ровно столько, сколько будет тлеть этот жгут. Потом огонек дотянется до сваи, до узлов, которыми крепится бревно… и все! Одно лишь было непонятно — к чему столь выразительное орудие убийства, ведь под него можно было бы смело класть двух мамонтов или с десяток пещерных львов. А на человека хватило бы и двадцатой доли такого ствола, такой тяжести. Но какая разница! Сергей отвернулся.
— Твоя — моя! — проговорил дикарь, указывая сначала на Сергея, потом на себя, давая понять, что хозяин тут он.
И неожиданно зычно гаркнул. Через миг из-за его плечей выглянули несколько лиц — Сергей не сразу понял, что лица эти принадлежат женщинам. Были они красны и грубы, без следов косметики. Зато в каждом носу красовалось по кольцу. Кольца были костяные, толстые, они почти полностью скрывали пухлые выступающие вперед губы. В глазах у всех пятерых светилось любопытство, смешенное с недоверием я даже боязнью.
— Бледный Дух! — многозначительно произнес дикарь-верзила.
Женщины принялись плаксиво подвывать ему. Но дикарь их оборвал властно, наградил каждую оплеухой. И ткнул пальцем в Сергея.
Самой смелой оказалась самая маленькая. Она подошла совсем близко. Склонилась над пленником, заглянула ему в глаза. Она вся дрожала, словно разглядывала не человека, а на самом деле какого-то злобного и ужасного духа или пойманного зверя.
Сергей решил подыграть. И щелкнул зубами. Щелчок получился совсем слабым, неумелым. Но женщина кошкой отскочила от него, прижалась к верзиле.
— Палахой Дух! — произнес дикарь невнятно и плюнул себе под ноги. Потом указал на трут, на ползущий вверх огонек.
Но Сергей не понял, что именно от него требовалось. Лишь теперь до него дошло, что женщины довольно-таки привлекательны, несмотря на свою дикарскую внешность. И привлекательны не так, как бывают привлекательны горожанки, хилые и изнеженные, худосочные и отекшие, а напротив — своим пышущим здоровьем, ощутимой на глаз упругостью. Сергей еще не видывал таких полных и высоких грудей, не доводилось. Да и бедра, талии, шейки и прочие прелести были совсем неплохими! Вот ножки коротковаты… зато как плотны, манящи! В Сергее начинал просыпаться мужчина. Но он вспомнил о своей наготе. И отвернулся.
— Сапсэм палахая Дух! — прошипел дикарь раздраженно.
И подтолкнул к пленнику ту, что повыше. Женщина сделала два шага. И остановилась, промычала что-то. Верзила согласился. И через минуту женщина подбежала к Сергею с другой стороны с огромной костью, на которой трепыхался порядочный кусок мяса. Она ткнула мясом Сергею в губы.
— Пошла вон! — заорал тот истерично.
Мясо было сырым, и его чуть не вырвало, комок подкатил к горлу. Женщина бросила кость рядом с пленником. Отошла.
Огонек медленно полз вверх. Но с такой скоростью ему предстояло ползти еще не меньше часа. И Сергей опять отвернулся.
Дикарь трижды обошел его кругами, наколачивая в бубен, подвывая. Потом снова напустил одну из женщин. Та уселась на Сергея верхом, положила руку на живот, потом опустила ее ниже, погладила. Но Сергей не мог реагировать ни на что — oмeрзительный кусок подгнившего сырого мяса лежал возле лица. От одного запаха можно было потерять все остатки сил.
Женщина встала, подошла к верзиле. Тот отвесил ей тумака. Потом пинками прогнал всех. Нагнулся над Сергеем, погрозил ему кулаком, указал на уголек. И Сергей сделал еще одну отчаянную попытау вырваться из забытия, из кошмарного бреда. Но так как он не мог себя ущипнуть ни за нос, ни за ляжку, ни за щеку, пришлось поступить на иной манер — Сергей кусанул свой язык с такой силой, что в глазах потемнело и на них тут же навернулись слезы. Видение не пропало! Это было просто наказание какое-то!
